— У нее сильный жар, господин… — вздохнул около ее уха старик. Адалин ощутила, как что-то холодное касается ее груди. — Хрипов нет, но простуда очень сильная. Где она могла так переохладиться?
— Горничная утром видела в ее спальне распахнутое настежь окно, — негодующе возмутился фон Миллер. — Видимо, Адалин спала так всю ночь. Зачем она так поступила?
— У вас слабые створки. Они могли сами распахнуться от сильного ветра… — предположил старик, оставляя тело Адалин в покое. — Она поправится, господи. Просто нужно время и тщательный уход. Позаботьтесь о том, чтобы окна в вашем доме больше не раскрывались.
Феодал ненадолго замолчал, и, даже не глядя на него, Адалин четко знала, куда смотрит мужчина.
— Обязательно, — прозвучал его однозначный ответ.
Часть 10
Сутки Адалин провалялась в полном беспамятстве, просыпаясь лишь на мгновение попить воды. Фон Миллер не находил себе места, лишь дважды покидал спальню невесты: чтобы назначить вторую горничную и приказать доктору временно обосноваться в соседней комнате.
И если последнее распоряжение еще можно было хоть как-то понять, то первое вызывало вопросы у работников замка. Порой казалось, что Агата переживает за состояние Адалин больше, чем сам фон Миллер. Она не отходила от постели, моментально выполняла любую просьбу, была очень уклончива и сердобольна.
— Это Матильда, — твердо заявил мужчина, больше не желая оставлять невесту наедине с Агатой. И пусть у него не было ни единого подтверждения в причастности к болезни, а значит, и твердого повода для увольнения, он намерен был обезопасить Адалин всеми возможными и невозможными способами. — Теперь она будет помогать тебе ухаживать за Адалин.
— Но, господин, — растерявшись, девушка осела в мягкое кресло у постели больной Адалин. — Я ведь справляюсь.
Фон Миллер не желал слушать возражений. Он четко решил, что как только женится сам, отдаст Агату в жены садовнику. Мужчина давно просил ее руки, наступило самое подходящее время, дабы отослать горничную подальше.
Ночью состояние Адалин резко ухудшилось, высокая температура вызвала сильную горячку и бред. Девушка бормотала себе под нос что-то невнятное, снова и снова покрываясь потом. Горничные не успевали менять простыни, смоченные в уксусе, как тело снова становилось горячим, словно раскаленный кусок железа.
Фон Миллер нервно выхаживал по комнате, не в силах слышать ослабленный голос будущей жены. Ему казалось, что каким-то странным образом мужчина ощущает всю боль Адалин, каждый ее спазм…
— Прошу вас, — в отчаянье схватив доктора за грудки, фон Миллер встряхнул его, заглядывая в глаза с полной безнадегой. — Сделайте хоть что-то!
— Есть сильные лекарства, — дал надежду старик, заставляя феодала воодушевленно замереть. Но тут же ее и отнял: — Но они слишком дорогие для местных, не приходилось закупаться подобными. Я уже отправил посыльного в столицу. Если повезет, через сутки-двое вернется.
— Сутки-двое?! — воскликнул хозяин замка и ни в чем не повинная антикварная ваза, по несчастью стоявшая рядом на трюмо, полетела в соседнюю стену, чудом не задев Матильду. Фон Миллер ощущал, как по спине пробежал холодок, а такая хрупкая жизнь Адалин будто просыпалась сквозь пальцы, словно песок. В эту секунду он принял единственное верное решение:
— Я сам отправлюсь в столицу.
— Но, господин, — уклончиво протянул лекарь, страшась перечить мужчине в открытую. — Все лошади скачут одинаково быстро. Вряд ли вы поспеете раньше моего посыльного…
Фон Миллер лишь странно усмехнулся, горько и многозначительно, после чего глянул в окно, где давно сгустились тучи, а солнце зашло:
— Хорошо, что ночь… Я вернусь к обеду.
Никто так и не понял, каким таким волшебным способом Людвиг фон Миллер собирался преодолеть время и пространство. Глядя вслед мчащемуся в путь феодалу, доктор для себя решил: «Ему просто тяжко смотреть на смерть невесты, он хочет себя чем-то занять».
Но, как бы ни прощались все мысленно с Адалин, к рассвету опасность миновала. Открыв глаза, она с удивлением оглядела трех спящих в креслах у кровати людей. Девушка ощущала себя обессиленной и измученной, но все же без труда встала с постели, чем вызвала похвальный возглас старика:
— Не может быть! Какая радость!
Агата принесла ей вкуснейшую овсянку с яблоками, а также пышную сладкую булку с вишневым джемом. Матильда же увлеченно рассказывала о том, какие ужасные сутки пришлось пережить и как они рады, что девушка все же поправилась.
— Но где же мой будущий муж? — с интересом спросила Адалин, впервые поедая такую вкусную сдобу. Сахар в ее селении был на вес золота, в ее блюде же его было невероятное количество.
— Он уехал, как только вы заболели, — отведя взгляд, скромно протянула Агата.
Адалин перевела взгляд на Матильду, но та не перечила. А значит, это была чистая правда: ее почти что муж так сильно не хотел видеть в доме умирающую тушку, что спешно покинул имение. В этот момент девушка с новой силой обрадовалась не состоявшейся свадьбе.
— Как часто Людвиг фон Миллер оставляет замок на слуг? — как можно более равнодушно протянула Адалин, стараясь скрыть, как важен для нее «правильный» ответ. Сердце в груди девушки предательски ускорило ритм, а щеки покраснели.
— За те два года, что я здесь нахожусь, ни разу, госпожа, — поклонившись, ответила ей горничная.
Тогда Адалин твердо решила, что настало самое подходящее время для побега. Где-то в глубинах ее души теплилась вполне здравая мысль: куда она побежит? К кому? Станет побирушкой у церкви? Или, еще хуже, подастся в дом развлечений на потеху морякам?
Теперь все страхи лишились смысла. Самсон Фолк, относившийся к ней уважительно, погиб. Родители, желающие наживы, получили свое. Никто по закону не имеет права отнять вознаграждение, даже если невеста исчезнет.
Сама же Адалин Семирсильд не хотела быть женой мужчины, страшащегося увидеть ее в постели с температурой. Не хотела содрогаться от его вечных криков, терпеть постоянное неуважение и упреки происхождения.
— Что, если нам пойти погулять? — предложила Матильда, радостно захлопав в ладоши. Адалин нравилось, как по-детски наивно и добро блестели ее карие глаза, что напрочь отсутствовало у сдержанной Агаты.
— Прекрасно, — поддержала инициативу вторая горничная, но улыбка на губах никак не тронула ее сердце. Так казалось Адалин. — Я покажу вам самые великолепные участки в саду.
Девушки кружились по парку, рассказывая друг другу смешные истории из жизни. Адалин активно поддерживала беседу, скрывая накрывшее внезапно бессилие. Ей отчаянно хотелось найти хоть одну лазейку в невероятно высоком каменном заборе или хотя бы часть территории, где опрометчиво забыли поставить охранника.
В конце концов, девушка решила, что побег невозможен, окончательно расстроившись и потеряв энтузиазм прогулки.
— Я устала, — по итогу честно призналась Адалин. — Давайте возвращаться.
— Но мы ведь не дошли до самого живописного места, — возмутилась Агата, буквально удерживая Адалин за руку и не давая ей вернуться в замок. — Поверьте, вы не останетесь равнодушной! Местные пейзажи завораживают…
Горничная буквально силком заставляла Адалин с Матильдой подниматься на пригорок, медленно умирать от жажды и изнеможения. Где-то между шикарными розовыми деревьями и пышными кустами роз девушка чувствовала, как снова поднимается температура, возвращается головокружение.
— И все же, — твердо заявила Адалин, уверенно поворачивая обратно, — давайте…
— Пришли! — воскликнула Агата, торжественно указывая себе куда-то себе за спину.
Матильде с Адалин пришлось сделать еще несколько шагов, прежде чем они смогли заворожено уставиться на бушующее под ногами море, уходящее далеко за горизонт.
— Осторожно, — предупредила горничная. — Не подходите близко к обрыву, есть шанс сорваться.
Закрыв глаза и жадно вдохнув влажный соленый воздух, Сомерсильд почувствовала себя намного лучше. Настроение мгновенно улучшилось, а недомогание куда-то испарилось.