– Но слухи говорят по-другому! – сердито прокричал Ннанджи. – Это звучит, как если бы колдуны выпустили тебя, показали, а потом засадили обратно в клетку.

Вот в чем заключалась опасность для Уолли. Детали значения не имели. Попавшийся в ловушку колдунов, на берегу и без армии, он посчитал публичное унижение недорогой ценой за сохранение жизни. Он не учел тогда, что об этом оскорблении подумают воины – настоящие воины, и что они сделают с трусом, попадись он им.

– И история Ова переврана, брат! Они говорят, что отряд воинов атаковал пристани, – меня расспрашивали из-за проклятого цвета моих волос.

Он выглядел совсем удрученным.

– С резней все в порядке, но потом сообщили, что ты.., что Седьмой, возможно Шонсу, перешел на их сторону.., появился и приказал нам возвращаться на корабль. Они говорят это так, как будто ты на их стороне!

Да, это было плохо. Печаль охватила собравшихся в каюте. Уолли был готов встретиться с обвинениями в трусости, но никак не в предательстве. В путанице событий, произошедших в Ове, факты легко было исказить. Когда сидящие в фургоне достигли колдунов, он был с ними. Очевидно, то, как он пробивался через пристань и оказался в плену, осталось незамеченным.

Кроме того, у него не было свидетелей. Ошибка Ауса была неисправимой.

– Я потерял все, – резко сказал он. – Богиня дала мне Свой собственный меч, а я бросил его. Теперь меня могут называть предателем.

И колдовская материнская метка явно была не на пользу.

– Зомби, – отозвался Ннанджи. – Так они говорят. Что колдуны заставили служить им тело Шонсу.

– Я похож на зомби?

Ннанджи попытался вернуть улыбку.

– Не очень.

Уолли хмуро сидел в горестной тишине.

У него не было доказательств его честности в битве при Ове. Кроме того, по иронии судьбы, пуля колдунов пробила в той битве его перевязь. Никто не знал, что это значит на самом деле, но воин, позволивший повредить свою перевязь, подлежал обвинению в трусости.

С палубы крикнули, что ланч готов.

– Что слышно о сборе? – спросил он. Ннанджи слегка оживился.

– Больше тысячи воинов, не считая низкоранговых! Сбор созван, конечно, кастеляном. Лордом Тиваникси, и высшим жрецом, Лордом Кадиуинси. Ожидается прибытие еще большего числа воинов.

– Кто предводитель?

– Это решится в поединке. Наиболее популярен некто по имени Боарийи, у Тиваникси тоже есть шансы.

– А почему бы не тебе, милорд? – спросил Катанджи.

Уолли взглянул на него.

– Ннанджи поправит, если я не прав. Элита воинов, Седьмые, будут в поединке искать лучшего, правильно? Потом они все присягнут быть вассалами победителя, принесут третью клятву победителю. Затем остальные принесут третью клятву своим наставникам. Я прав?

Ннанджи кивнул.

– Ты знаешь третью клятву? – спросил Уолли Катанджи.

– Нет, милорд.

– Она ужасна! Вассал становится абсолютным рабом своего сеньора. Его собственная честь во внимание не берется – он должен делать все, что прикажут. Поэтому-то ее и приносят только после битвы.

Уолли покачал головой и посмотрел на Ннанджи, который, похоже, не собирался с ним соглашаться.

– Но, милорд, если ты великий воин… Уолли снова покачал головой и посмотрел на Катанджи, который тоже не походил на легко соглашающегося.

– Я – зомби, предатель или трус, или все сразу. Новичок. Я – темная лошадка.

Снова наступила тишина. Потом Тана сказала:

– Темные лошадки тоже приносят пользу. Лучше быть ею, чем дрожать за свою шкуру. И почему это ты – темная лошадка? Ты – величайший воин в Мире, как говорит Ннанджи.

– Возможно! – сказал Уолли. – Полубог говорил, что лучше не бывает. Но найдется еще один, которого можно будет назвать хорошим. Это не пустые слова. Однажды я вынудил Ннанджи принести мне третью клятву. Я держал свой меч у его горла и сказал, что убью его.

Ей не нужно было говорить, что воин не имеет права подчиняться силе – клятва связывала Ннанджи настолько, насколько она могла связать человека, давшего ее добровольно.

– Но такого не сделать с тысячью людей, Тана! Мне поклянется один, ну, может быть, еще двое, но остальные девятьсот девяносто семь будут к тому времени уже в Кво – они разбегутся, не желая присягать предателю.

Положение было безнадежным, и внезапно Уолли почувствовал облегчение. Ему не нужно было становиться предводителем, потому что он не мог этого делать. Отсутствовала сама возможность, значит, нечего ему было и связываться с этим.

Кроме того, он обещал Ннанджи, что тот может похлопотать о своем продвижении. Но как наставник Ннанджи, Уолли должен был сопровождать его.

– Что будет, брат, когда я появлюсь в ложе? Дай свое заключение.

Представления Ннанджи о нравах воинов были куда более полными.

Ннанджи прищурился:

– Конечно, тебе не грозят вызовы чести. Все знают, как Шонсу управляется с металлом. Но…

– Но они могут осудить меня… – кивнул Уолли. Если его осудят, соотношение будет – тысяча против одного.

– Впрочем.., с Овом все в порядке. У нас есть свидетели – Брота, Хонакура или даже Тана – воины предпочитают свидетелей воинов. Но в Аусе они не найдут их!

Тана нахмурилась:

– Они могут отыскать их, милорд. Торговцы, морские волки…

– Но не сегодня, сегодня днем они не смогут! Не отступать! Небольшой быстрый визит, а потом – скрыться. Давайте так и сделаем!

Он ободряюще улыбнулся Ннанджи, призывая его к некоторого рода браваде. Но Ннанджи побледнел и отрицательно покачал головой. Уолли никогда не видел, чтобы Ннанджи выказывал страх перед угрожавшими ему опасностями – казалось, наоборот, он наслаждался ими, кроме того, умение вести бой надежно защищало его. Определенно, он не знал, что такое страх. Но, похоже, он ужаснулся риску своего названого брата. Если даже Ннанджи считает это опасным…

Все замолчали.

Потом Катанджи сказал:

– Ннанджи? Ты говорил, что все великие сборы проводятся семью Седьмыми? Один Седьмой созвал этот сбор, три Седьмых откликнулись. Два Шестых ждут продвижения. Мне говорили, что они все еще ждут, когда Богиня пошлет им седьмого Седьмого!

Превосходно! Мир перевернулся.

– Отлично! – расхохотался Уолли. – Это меняет дело! Тогда они не смогут выбросить меня на помойку, не выслушав, разве не так? Не ешь так много мяса, подопечный, тебе придется вечером немного пофехтовать.

Но Ннанджи не изменил выражения лица.

– Брат! – воскликнул он. – Если они обвинят тебя в предательстве.., или в трусости…

– Нет! – Уолли стукнул кулаком по дубовому столу. – Я устал прятаться в каюте! Пора что-то делать! Они не смогут доказать, что я предатель, ну и я смогу доказать, что не трус!

Глаза Ннанджи широко распахнулись.

– Пойдешь в ложу? – У него перехватило дыхание, потом он восторженно просиял. – Правильно!

Одевшись в новый нарядный ультрамариновый килт, который сшила ему Джия, Уолли повел свою армию вниз по сходням. Рукоятка его меча сверкала в лучах солнца.

За ним шел Ннанджи, Четвертый, улыбка его твердо занимала позицию от уха до уха, голова была высоко поднята в готовности хватать звезды с небес. Ннанджи, Пятый? Он с трудом заставлял себя не перегонять наставника, ему не терпелось скорее прийти в ложу. Он также был одет во все лучшее, но хвостик удерживала его обычная заколка. Серебряная заколка Арганари никогда не доставалась и даже не упоминалась – для Ннанджи это было непривычным проявлением такта.

Следом шла Тана, дерзко одетая в наряд речного народа – набедренная повязка и лифчик масляно-желтого цвета; единственной данью сухопутной манере была пара туфелек. Уолли было запротестовал, когда она появилась, вооруженная мечом, напомнив, что она тоже кандидат к продвижению. Сбор и так уже достаточно был настроен против него. Правду говоря, она могла с закрытыми глазами фехтовать на ранг третьего, способность ее запоминать сутры тоже удивляла Уолли, хотя он был уверен, что интерес этот проснулся совсем недавно и было немало сутр, о которых она понятия не имела. А потом Ннанджи посмотрел на него своими влажными глазами спаниеля. Подумав, что она может быть компанией для Джии, Уолли согласился.