– Ты опоздал, Шонсу. Вчера воины провели свою дурацкую церемонию, постаравшись перебить друг друга, чтобы посмотреть, кто из них лучший рубака. Победил этот юнец Боарийи. Смешно выбирать предводителя по длине рук!

Ннанджи пробормотал проклятие и уставился на Уолли, пытаясь понять, можно ли верить услышанному.

– Так они выступили? – поинтересовался Уолли.

Поколебавшись, колдун сказал:

– Они погрузятся на корабли завтра с зарей.

– Быстро! – как можно невиннее сказал Уолли. – А еда, снаряжение…

Ротанкси презрительно усмехнулся:

– Им больше ничего не остается. Потому что у них не осталось денег.

– Ладно, тогда мы остановим их и убережем от ваших больших молний.

– Ха! Не сможете! Они отправились в Уол, а не сюда. Возможно, они еще изменят свое решение, в таком случае Сен всегда готов их встретить.

– Уол гораздо дальше, – сказал хмуро Уолли, – это кажется просто глупым, особенно если знать, что килты посланы тобой. Почему Уол?

– Они думают перехитрить колдунов! – В голосе Ротанкси разливался океан презрения.

– Но пока, кажется, Лорд Шонсу перехитрил тебя! – заметил Катанджи.

Тут же разговор прекратился. Старик сжал губы. Он и так слишком много сказал.

– Но я не думаю, что Лорд Боарийи так самонадеян!

Уолли показалось, что Ротанкси собирался еще что-то сказать, но передумал. Возможно, поход на Уол был выношен дядей Зоарийи, и колебания колдуна объяснялись тем, что он знал об этом. Он был чрезвычайно хорошо информирован обо всем, что происходило на сборе, даже о финансовой стороне.

– Ты проиграл, Шонсу! – с удовлетворением сказала Доа.

– Надеюсь, что нет, миледи, – постарался доверительно ответить Уолли, хотя не чувствовал никакого к ней доверия, – я предпринял шаги, чтобы удержать сбор от выступления.

Она нахмурилась, выражая сомнение.

– Милорд, – спросил Катанджи, – как они узнали, что Лорд Боарийи стал предводителем?

– Голуби! – сказал Уолли. – Их шпионы используют голубей, которые возвращаются в свои гнезда Сена. Конечно, птицы преодолевают расстояние быстрее раза в два или даже в три, чем «Грифон», к тому же им не нужно следовать по излучинам.

– Но голуби не умеют говорить, – возразил Катанджи.

Лицо его радостно сияло, но сомнения не уступали.

– Ты видел кусочек выделанной кожи, который я привязал к лапке голубя, – сказал Уолли не спуская глаз с колдуна, – ну, так они могут использовать код – треугольничек для Боарийи, кружочек – для Тиваникси…

Он, конечно, не считал колдунов глупее, чем они есть, но сделал вид, будто не знает о существовании письменности. Это знание могло повредить, если колдуны догадаются, что другие овладели им. Каста колдунов будет разрушена, если письменность распространится повсеместно; вся культура Мира должна будет перестроиться. Эту угрозу он должен был предвидеть и постараться сохранить тайну. Но он не обольщался мыслью, что убедил Катанджи.

Ветер дул ровно. Уолли вернулся к содержимому балахона.

– Давайте посмотрим, что еще мы тут можем найти, – пробормотал он.

Но следующим, что он нашел, был тонкий и острый кинжал, и Уолли решил, что он чем-то может быть смазан, например ядом.

– По здравому размышлению, до завтрашнего дня нам делать нечего. Можно оставить это занятие до тех пор, пока не станет светлее. Лорд Ротанкси, вас отведут в каюту. Возможно, вы проведете ночь комфортнее, чем мы. Днем вас проводят на палубу. Вам дадут пищу и обеспечат надлежащий уход.

– Приведя в состояние, более подходящее для допроса! – мрачно сказал старик.

– Пытки вам не угрожают, если вы их боитесь.

Ротанкси недоверчиво посмотрел на него:

– Правда? Великий Шонсу известен тем, что кастрировал мужчин в борделях. Разве не ты как-то снес дом за то, что ребенок бросил в тебя из окна помидором?

Уолли не нашелся, что ответить. Но тут заговорил Ннанджи:

– Те дни прошли, колдун. Можешь доверять его слову. Что касается меня, то я обработал бы тебя с кончиков ног до головы, но Лорд Шонсу будет хорошо за тобой ухаживать. Думаю, даже слишком хорошо.

Юное лицо Ннанджи излучало доверие. Колдун, похоже, успокоился и промолчал.

– Уведите его вниз, – сказал Уолли, – дайте ему еду, воду и одеяла. Давайте есть. Я голоден.

Он оставил балахон колдуна и поднялся на ноги. Красное пламя вспыхнуло над РегиВулом, и в воздухе запахло серой. Бог Огня сердился – и было за что, подумал Уолли. Совершенно ясно, что покров мистики с колдунов будет теперь сорван.., если воины захотят слушать.

Река сияла. Томияно поднял все паруса, торопясь к своему возлюбленному «Сапфиру».

– Я хотела видеть тебя мертвым. Уолли повернулся и обнаружил, что Доа стоит совсем близко.

– Мои извинения за принесенное разочарование, миледи.

– Теперь, я полагаю, ты надеешься, что я напишу балладу для тебя.

Голос ее был сладок, она улыбалась. Будь на ее месте другая женщина, он давно бы уже обнял ее и попытался поцеловать. Выражение ее лица совсем не соответствовало ее словам. Гениальность часто соседствует с сумасшествием – теперь он был уверен, что перед ним сумасшедшая. Что такого мог сделать ей Шонсу, чтобы возбудить такую ненависть и такое обожание? Не исключено, что любая песня, сочиненная ею об этом дне, послужит только разрушению его репутации – словесные оскорбления, положенные на бессмертную музыку. Даже если она напишет феерию, это мало поможет ему, потому что все, что он сделал, было хитростью. Воины отнесутся к этому так же, как к подвигам Катанджи. Скорее всего, это не произведет на них впечатления.

Сколько же в ней было женственности! Ее исключительный рост возбуждал его. Стараясь скрыть дрожь в голосе, он проговорил:

– Почту за честь упоминание обо мне в любой из твоих песен, миледи.

Глаза ее вспыхнули в ночи.

– Ты думаешь, я не смогу? Ты думаешь, баллада без воспевания кровопролития невозможна?

– Я думаю, что боги послали мне сегодня величайшую победу. Я очень рад, что обошлось без кровопролития.

Она недоверчиво хмыкнула, потом подошла к поручням и остановилась, вглядываясь в красный горизонт на западе.

Уолли невольно двинулся за ней.

– Расскажи мне все сначала. Что случилось с сорока девятью?

– Я не знаю.

Она, обернувшись, посмотрела ему в глаза:

– И ты полагаешь, что я тебе поверю?

– Это правда, Доа. Я получил удар по голове. И ничего не помню до момента прибытия в Ханн. Я встретился с Богом, и Он дал мне этот меч. Но я не помню ни жизни в Ханне, ни то, как вел тех сорок девять… Я даже не помню тебя. Вот почему я не узнал тебя тогда в ложе. Я подумал, что ты – мальчик.

Она проговорила с невероятно нежной интонацией:

– Ты лживый подлец, Шонсу. Ты обращался со мной как с грязью, но не думай, что я дура.

– Это был другой Шонсу, миледи.

– Свинья. Уолли сдержался:

– Могу поклясться в этом на моем мече.

– Но я докажу тебе. Я создам величайшую балладу про Шонсу, какую Мир еще не слышал, – и без кровопролития.

– Почту за честь.

Она нерешительно помолчала.

– Я должна знать о сорока девяти!

– Ничем не могу помочь.

– Ты подлец. Тогда завтра я спрошу колдуна.

– Ox, как я рада вас видеть! – проревела Брота, летя по палубе, как огромный красный галеон под всеми парусами, в своей развевающейся по ветру одежде, раскинув руки. «Грифон» только что подошел к «Сапфиру», но экипаж еще не успел крепко связать тросы, соединяющие корабли. Уолли перебрался через борт. Брота накрыла его, словно тент, а он обнял ее в ответ, не встретив сопротивления. Он глянул ей в лицо и увидел, что под напускной веселостью спрятано огромное напряжение.

Потом Джия. Он был в саже и рыбьей чешуе, вид его совершенно не располагал к интимным отношениям, но она обняла его и поцеловала, он вернул ей поцелуй, и это было огромным наслаждением. Как хорошо вернуться! Как хорошо иметь женщину, которая разбирается в своих чувствах, женщину, которая прекрасна и любима, и любит, да еще в высшей степени благоразумна.