Такими же осторожными приемами подводит Чернышевский читателя к идее единства животных и человека с растительным миром и всей остальной природой. Он начинает с примеров, почерпнутых из других областей, и постепенно приходит к мысли, что в явлениях природы все дело лишь в степени развития. «В наиболее развитых своих формах, — пишет Чернышевский, — животный организм чрезвычайно отличается от растения; но читатель знает, что млекопитающие и птицы связаны с растительным царством множеством переходных форм, по которым можно проследить все степени развития так называемой животной жизни от растительной. Есть растения и животные, почти ничем не отличающиеся друг от друга, так что трудно сказать, к какому царству отнести их. Если некоторые животные почти ничем не отличаются от растений в эпоху полного развития своего организма, то в первое время существования все животные почти одинаковы с растениями в первой поре их роста; зародышем животного и растения одинаково служит ячейка; ячейка, служащая зародышем животного, так похожа на ячейку, служащую зародышем растения, что трудно и отличить их. Итак, мы видим, что все животные организмы начинают с того же самого, с чего начинает растение, и только впоследствии некоторые животные организмы приобретают вид очень различный от растений и в очень высокой степени проявляют такие качества, которые в растении так слабы, что открываются только при помощи научных пособий»[59].
Таким образом, между животным и растительным миром также существует связь, которую в особенности подтверждает клеточная теория, доказывающая структурное единство всех живых организмов, и эмбриология, кладущая в основу развития животных и растений клетку. Таков вывод, к которому Чернышевский подводит читателя в весьма простых и поэтому не всегда точных выражениях. Единство же строения и происхождения живых организмов ведет к мысли о существующей между ними родственной (генетической) связи. Чернышевский и доказывает далее существование такой связи на примерах из области зоологии.
Развивается весь мир, развивается, прогрессирует и царство животных. «Но, говорят нам, — пишет Чернышевский, — что развитие имеет известный предел, дальше которого нейдет животное, так что каждая порода неподвижна в своем развитии, порода остается без истории, понимая под историей прогрессивное движение».
Чернышевский опровергает это мнение о неизменности видов животных. «Это также несправедливо, — замечает он, — на наших глазах совершенствуются целые породы животных, например, улучшается порода лошадей или рогатого скота в известной стране. Человек имеет пользу от развития одних только экономических качеств животного, — прибавляет автор: — от увеличения силы у лошади, шерсти — у овцы, молока и мяса — у коровы и быка. Поэтому мы и совершенствуем целые породы животных только в этих внешних качествах. Но все-таки из этого уже видно, что животные доступны развитию целыми породами»[60].
Из этих слов вытекает, что Чернышевский был склонен расширить и обобщить тот опыт, который дает работа по изменчивости домашних животных, и готов был рассматривать это явление как свойственное всему животному миру. Это видно из таких, например, замечаний автора. «Гораздо яснее, — пишет он, — обнаруживается в животных способность к прогрессу, когда они развиваются по собственной надобности, по собственному побуждению»[61].
«Дикие животные вообще умеют приспособляться к новым обстоятельствам», — читаем несколькими строками ниже[62].
Весьма интересно, что Чернышевский не только доказывал существование изменчивости в животном мире, но высказывался также о причинах этой изменчивости или «способности к прогрессу», по собственному выражению Чернышевского. «Естественные науки говорят, — пишет он, — что причина, производящая перемену в мускулах, т. е. изменение качеств крови, непременно производит некоторую перемену и в нервной системе. Если при перемене в составе крови, питающей мускулы и нервы, изменяется питание мускулов, то должно измениться и питание нервной системы; а при различии в питании непременно изменяются качества и действия питающейся части организма».
Таким образом, основной причиной изменчивости организма, по Чернышевскому, является изменение характера питания организма, что влечет за собою соответствующие изменения в его структуре.
Из дальнейшего видно, что такие изменения, полученные в индивидуальной жизни, по мнению Чернышевского, передаются по наследству: «Это вовсе не гипотеза, но положительный факт, что жеребенок от домашней лошади… гораздо скорее и легче приучается ходить в упряжке, чем жеребенок от табунной лошади, от дикой, невоспитанной лошади».
Отсюда следует, что Чернышевский считал основной причиною развития животных и вообще всего органического мира — влияние условий существования: перемены во внешней среде изменяют организм животного, а эти изменения передаются потомству и таким образом закрепляются наследственно.
Из всего сказанного выше видно, что Чернышевский был сторонником идеи развития задолго до Дарвина. Поэтому появление учения Дарвина не произвело на нашего мыслителя того впечатления, какое оно произвело на других его современников. Никакого коренного переворота в его взглядах дарвинизм вызвать не мог. Он и сам подтверждает это: «Дарвинизм для меня не новость своими справедливыми сторонами», — писал он родным из Вилюйского острога.
Чернышевский признавал, что Дарвин «гениальный человек», который весьма много сделал для утверждения идеи трансформизма. Что же касается до выяснения тех причин, которые вызывают прогрессивное развитие в органическом мире, то здесь, по мнению Чернышевского, Дарвин пошел неправильным путем.
Ошибку Дарвина Чернышевский видел в том, что Дарвин положил в основу своей теории развития борьбу за существование или «борьбу за жизнь», как выражается Чернышевский. При этом Дарвин сам указал, что заимствовал эту идею от английского экономиста Мальтуса и приложил ее к области биологии. Чернышевский считал, что борьба за жизнь, если таковая существует, скорее отрицательное, а не положительное явление и никак не может быть двигателем прогресса в органическом мире. Лжеучение Мальтуса Чернышевский называл реакционным и осуждал попытку Дарвина опереться на это учение. «Я много раз говорил, — писал Чернышевский в 1876 г., — как нелепо сочинил свою теорию борьбы за жизнь Дарвин, вздумавши философствовать по Мальтусу».
В нашем писателе говорил великий революционер- демократ, который не мог считать правильной попытку Мальтуса объяснить страдания и лишения беднейших классов населения непреложными законами природы, а не сущностью буржуазного строя.
Чернышевский очень близко принимал к сердцу этот вопрос, и, возвратившись из сибирской ссылки, поместил в 1888 г. в журнале «Русская мысль» статью за подписью «Старый трансформист», где подробно развил те мысли об ошибочных сторонах теории Дарвина, которые высказывал многократно в своих письмах родным из Сибири. Статья эта озаглавлена «Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь».
В задачу Чернышевского не входило, конечно, излагать подробно свои соображения о тех факторах органического прогресса, которые могли бы быть поставлены на место борьбы за существование. Поэтому он ограничился кратким указанием на общий характер причин прогрессивного развития, а определить их точнее он предлагает биологам: «Это те силы, которые имеют благоприятное влияние на жизнь индивидуального органического существа — содействуют хорошему ходу функций его организма». Другими словами, это те благоприятные изменения в окружающей среде, которые улучшают условия существования данного организма.
Что же касается до критики Чернышевским некоторых положений Дарвина, то надо иметь в виду, что Чернышевский осуждал не учение Дарвина как таковое, но мальтузианские ошибки последнего. Основная заслуга Дарвина состоит в том, что он превратил учение об историческом развитии в природе из гипотезы в твердо установленную и подкрепленную множеством фактов теорию. Этим он обеспечил теории развития всеобщее признание. Этой заслуги Дарвина Чернышевский никогда не отрицал и не мог отрицать.
