– Прости, Кэт. Прости. Прости, – тихий шепот, повторенный трижды, раздался у нее над ухом.

Она кивнула, закрыла глаза и провалилась в глубокий сон без сновидений.

12

Кэтрин проснулась, когда первый луч восходящего солнца косо упал ей на лицо. Она лежала рядом с Бэрком под его теплым плащом, их руки и ноги были сплетены в объятиях – это любопытное обстоятельство заставило ее задуматься. Через несколько минут дыхание Бэрка изменилось. Она поняла, что он тоже проснулся, и повернулась к нему лицом. Он одарил ее сонной улыбкой. Ни о чем не раздумывая, Кэтрин улыбнулась в ответ. «До чего же мы странные», – подумала она. Еще вчера они были злейшими врагами: она обманула его, а он обошелся с нею по-зверски жестоко. А сегодня ей показалось, что нет на свете ничего более естественного, чем проснуться поутру в его объятиях и улыбнуться ему.

Он высвободился с большой неохотой и встал, бормоча что-то насчет дров для костра. Кэтрин осталась лежать: ужасно не хотелось вылезать из-под теплого плаща на утренний холод. Она чувствовала себя отдохнувшей и умиротворенной, как будто за ночь в ее душе зажила глубокая старая рана. Это казалось особенно странным после того, что произошло вчера. Кэтрин поднесла руки к лицу, чтобы разглядеть повязки, наложенные Бэрком, и поняла, что он разорвал на бинты одну из своих шелковых рубашек. Почему-то эта мелочь растрогала ее до слез. Запястья немного саднили, но это совсем не мучило ее. Как странно, вновь подумала она.

– Все еще валяешься, лежебока? – добродушно проворчал Бэрк.

Он бросил охапку сухого валежника на песок и встал над нею, потирая руки.

– А ну подымайся, женщина, а не то я разведу костер прямо под твоим ленивым задом!

Кэтрин невольно улыбнулась и начала выбираться из-под плаща, но он присел на корточки рядом с нею. Его лицо стало серьезным.

– Как дела? Как ты себя чувствуешь? А ну-ка, покажи мне свои руки.

Он взял ее за руки и осмотрел повязки на запястьях, потом спросил еще раз:

– Как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую…

Из какого-то необъяснимого упрямства она не захотела сказать ему, что чувствует себя прекрасно. Нет, этого он не заслуживал.

– Я чувствую себя немного усталой, но в остальном… – Кэтрин пожала плечами.

С минуту Бэрк смотрел на нее молча.

– Почему ты так боишься веревок, Кэт? Что с тобой случилось?

Прямой вопрос привел ее в смятение. Ей даже пришло в голову, что, может быть, стоит сказать ему правду, поведать всю ужасную историю, приключившуюся с ней четыре года назад. Пришлось взять себя в руки усилием воли.

– Я не могу об этом говорить, – решительно ответила Кэтрин.

И все же через минуту, сама себе удивляясь, она заговорила вновь:

– Нехорошие люди напали на меня несколько лет назад. Пожалуйста, не спрашивай об этом, Бэрк. Я не могу, просто не могу говорить об этом.

– Ладно, Кэт, – Бэрк не стал настаивать, хотя она сказала ему лишь то, о чем он давно уже догадался сам. – Мне очень жаль, что ты пострадала, – добавил он, легонько проводя рукой по ее щеке.

Кэтрин едва не расплакалась, услышав его слова. В один миг к ней пришло понимание того, как сильно она нуждается в его поддержке, сочувствии, утешении. Это открытие потрясло ее до глубины души. Бэрк все еще держал ее «руки; ей показалось, что он собирается еще что-то сказать, но прошла минута, а он так и не заговорил. Тогда она решила заговорить сама.

– Бэрк, прости, что я нарушила свое обещание. Ты, конечно, можешь мне не верить, но, честное слово, обычно я так не поступаю. Это не в моих правилах.

В глубине души она сама не понимала, почему ей так важно, чтобы он ей поверил. Бэрк откашлялся.

– То, что произошло потом, Кэт…

Он умолк и, с трудом оторвав взгляд от ее рук, которые продолжал сжимать в своих, посмотрел ей в лицо.

– Я тоже обычно так не поступаю. Это не в моих правилах, поверь.

С этими словами он поднялся и отошел в сторону, чтобы разжечь костер.

В этот день они тронулись в путь тихо и мирно. Бэрк обращался с нею удивительно ласково, их разговор был живым и непринужденным, как у старых друзей, и не касался никаких болезненных предметов. Если бы можно было позабыть о том, что впереди ее ждет военная тюрьма, Кэтрин сказала бы, что чувствует себя счастливой. Однако на сердце у нее лежала тяжесть, растущая с каждым часом, затаенная тоска, о причине которой она сама себя не спрашивала, прекрасно сознавая, что дело тут не только в скором приближении к Ланкастеру. На ночь они остановились в Уиндермире: поужинали у себя в номере и потом проспали до утра на одной кровати, не прикоснувшись друг к другу. Если бы она внимательнее присмотрелась к Бэрку, если бы сумела заглянуть ему в душу, то разглядела бы под маской напускной невозмутимости ту же тоску, ту же тревогу, что снедали ее саму, хотя он старательно поддерживал легкую, ни к чему не обязывающую беседу, чтобы ее подбодрить. На следующий день он начал с каждой милей все больше замедлять ход лошадей, но Кэтрин была погружена в себя и ничего не заметила.

После полудня они прибыли в Кендал, где проходила ярмарка. Дюжины палаток и пестро раскрашенных будочек расположились в открытом поле к востоку от города вдоль большой дороги, ведущей к Ланкастеру. Вся дорога была забита повозками, фургонами, верховыми лошадьми и пешеходами; в конце концов Бэрк отказался от попытки проложить себе путь через толпу. Взяв под уздцы лошадей, он отвел их с дороги к небольшому коттеджу и заплатил хозяину полкроны, чтобы оставить их попастись на его лужайке, пока они с Кэтрин пообедают.

Они съели по мясному рулету, стоя под открытым небом и наблюдая за ярмарочной круговертью. Потом, вместо того, чтобы сразу уйти, Бэрк к вящему изумлению Кэтрин предложил прогуляться по ярмарке. Он взял ее под руку и неторопливо повел вперед, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на бродячих акробатов, на фокусника, на кукольный театр. Они насладились целым спектаклем под названием «Сотворение мира и Ноев ковчег в придачу» и постояли у огороженного канатами боксерского ринга, где проходил поединок между двумя женщинами. Солнце стало склоняться к горизонту, но Бэрк так и не проявил ни малейшего стремления покинуть ярмарку. До Ланкастера оставалось всего несколько часов пути; его явное нежелание собираться в дорогу встревожило и расстроило Кэтрин. Она вовсе не жаждала попасть в Ланкастер, напротив, она была бы рада, если бы он просто исчез с лица земли и растворился в тумане, но оттягивать неизбежное было мучительной пыткой. К тому же Бэрк обращался с нею так, будто они были влюбленной парочкой (по крайней мере со стороны все именно так и выглядело), и мысль об этом не давала ей покоя. Но он все вел и вел ее сквозь толпу, обняв одной рукой за талию, а другой сжимая ее руку, и у нее не хватало духу высвободиться. Откинув голову назад, Кэтрин прислонилась к его плечу, чтобы поглядеть на канатоходца, но так ничего и не увидела, потому что Бэрк обнял ее сзади обеими руками и прижался подбородком к ее темени. Остро, до дрожи, она ощущала его сильные руки, обхватившие ее чуть пониже грудей, его дыхание защекотало ей щеку, когда он наклонил голову ниже и заговорил с нею. Если бы только этот день, этот миг мог продолжаться вечно! Однако, бросив взгляд на небо, она увидела, что уже смеркается.

У какой-то торговки Бэрк купил рыбы и жареной картошки на ужин; они поели, сидя под деревом в стороне от ярмарочной толпы, и проследили за восходом луны. Тут и там на территории ярмарки стали зажигаться факелы, в отдалении кто-то развел большой костер. Заиграла музыка, и пары одна за другой потянулись к костру: начались танцы. Стало прохладнее, и все же вечерний воздух оставался на удивление теплым. Кэтрин прислонилась головой к стволу дерева и наконец заговорила вслух о том, что ее тревожило.

– Я сегодня чудесно провела день, Бэрк, и все же я не понимаю, зачем мы остановились. Разве нам не следовало отправляться в Ланкастер прямо с утра?