У Кэтрин руки зачесались от злости, но она была избавлена от необходимости отвечать, потому что в эту минуту в комнате появилась леди Рената под руку со своим сыном. Ее светлость выглядела чрезвычайно величественно в наряде из красновато-коричневого атласа, но ее глаза, точь-в-точь как у дочери, прищурились от досады при виде Кэтрин:

– Ах это вы, миссис Пелл. Поправляетесь, как я погляжу? Очень мило.

Эдвин пошел навстречу, чтобы ее приветствовать. Когда леди Ротбери наконец уселась, он вернулся к своему месту на диване рядом с Кэтрин и обнаружил, что оно занято Джулианом. Нахмурившись, Эдвин присоединился к Бэрку у камина.

Кэтрин обрадовалась замене едва ли не меньше, чем он сам. Бледный и дрожащий, Джулиан выглядел так, словно его только что стащили с одра смертельной болезни. На нем был муаровый, светло-зеленый с розоватым отливом камзол, никак не оживлявший его желтушного безжизненного лица. Мертвенные глаза тускло засветились, когда он вступил с ней в скучную, то и дело спотыкающуюся беседу. Ее неприятно поражала манера Джулиана ронять слова небрежно, не прислушиваясь к ним, словно предмет разговора совершенно его не занимал, как, впрочем, и ее саму. Напротив, он был как будто погружен в свои собственные, странные и нездоровые мысли, пока его язык болтал Бог весть о чем. Краем уха Кэтрин слышала, как Бэрк, Эдвин и Диана обсуждают последний роман Филдинга.[29] Ей страстно хотелось к ним присоединиться. С другого боку от нее Оливия взволнованно обсуждала с матерью бал, который они готовились дать в Уэддингтоне на следующей неделе: «Она, конечно, страшно вульгарна и двух слов связать не может, по правде говоря, она просто непереносима, но, дорогая моя, у нее стотысячное состояние! Разумеется, нам придется ее пригласить».

Потом Диана подошла к клавесину и начала тихонько подбирать какой-то печальный мотив. Эдвин последовал за нею, и она с ходу перешла на что-то более веселое.

– Идите к нам, Кэтрин, – позвала она.

Ни секунды не раздумывая, Кэтрин поднялась с дивана и направилась к ним, радуясь возможности избавиться от Джулиана.

Диана заиграла модную песенку, а Эдвин подхватил слова звучным тенором. Кэтрин тоже стала негромко подпевать.

– Вы играете? – надменно осведомилась Оливия, подплывая к ним.

Кэтрин отрицательно покачала головой. На самом деле она умела играть не хуже Дианы, но ей ничего иного не оставалось, как скрывать свои таланты. Миссис Пелл еще могла бы быть музыкантшей, а вот Кэтти Леннокс, безусловно, нет.

– Спойте что-нибудь по-шотландски, – предложила Оливия, как будто речь шла о диковинном языке вроде китайского или санскрита. – Мне кажется, вы, шотландцы, ужасно забавно говорите на королевском английском.[30]

– Вы, очевидно, имеете в виду королевский немецкий, – поправила ее Кэтрин, скромно опустив глаза.

Бэрк многозначительно откашлялся у нее за спиной, но Кэтрин не могла устоять перед искушением и громко, нарочито фальшивя, затянула без аккомпанемента непристойную песенку, припев которой звучал так:

Бэрк взял ее под руку посреди первого куплета и отвел к чайному столику. Лицо у него было каменное. Позади слышался возмущенный лепет Оливии.

Эдвин подошел к ним через несколько минут, и Кэтрин обрадовалась случаю поговорить с ним. Ее первое впечатление об этом молодом человеке оказалось благоприятным; при разговоре с ним оно еще больше укрепилось. Как хорошо, что Диана отдала свое сердце человеку достойному! Он был высок ростом и хорошо сложен, с ярким румянцем, говорившим о любви к здоровым развлечениям на свежем воздухе. Пренебрегая париком, Эдвин носил довольно длинную прическу из своих србственных, слегка вьющихся, светлых, чуть с рыжинкой волос. Черты лица у него были волевые и правильные, карие глаза светились добродушным весельем. Он флиртовал с нею ровно настолько, чтобы казаться любезным, но не навязчивым. Она стала откровенно расспрашивать его о жизни, и он с готовностью рассказал ей о том, что из-за болезни отца вынужден в последнее время чаще бывать дома и помогать в управлении имением. Он обожал все виды развлечений – верховую езду, охоту, азартные игры – и любил просто валять дурака, но в последнее время, по мере того как неумолимо угасало здоровье старого лорда Бальфура, стала все чаще проявляться созерцательная сторона его натуры. Потом он признался, что склонен к непоседливости, что им владеет тяга к перемене мест, однако на Кэтрин он произвел впечатление человека, вот-вот готового остепениться.

– Миссис Пелл, могу я попросить вас на два слова? С глазу на глаз.

Кэтрин узнала этот нудный брюзжащий голос и повернулась безо всякой охоты. Меньше всего на свете ей хотелось выслушивать откровения Джулиана Лаундза с глазу на глаз.

– Да, конечно, – сказала она с тяжким вздохом и последовала за ним через всю гостиную к оконной нише.

– Извините, что отвлек вас от компании. Я скоро уезжаю, и это, возможно, мой последний шанс поговорить с вами до отъезда.

Она возликовала, услышав, что он уезжает, но постаралась не показывать виду.

– Как вы, конечно, уже догадались, – продолжал между тем Джулиан, – я нахожу вас весьма привлекательной.

Кэтрин пала духом. Он собирается сделать ей предложение. Господи, этого только не хватало!

– Мистер Лаундз…

– Прошу вас, позвольте мне закончить. Я – человек не то чтобы богатый, но вполне состоятельный, мой отец был бароном, а мой отчим – граф и пэр Англии.

– Но…

– Миссис Пелл, выслушайте меня до конца.

Ей хотелось отойти подальше, чтобы не ощущать его гнилостного дыхания, но отступать было некуда.

– Полагаю, что смогу обеспечить вас вполне прилично, даже щедро и, уж поверьте, не хуже, – тут он пренебрежительно засмеялся, – чем покойный мистер Пелл.

Кэтрин даже почувствовала себя оскорбленной за своего никогда не существовавшего супруга. У нее создалось впечатление, что Джулиан нарочно ведет себя вызывающе, хотя внешне его манеры оставались безупречно вежливыми. Она нетерпеливо перебила его:

– Я очень польщена, мистер Лаундз, и благодарна вам за доброту и снисходительность, но я вынуждена отклонить ваше предложение. Я больше никогда не выйду замуж.

К ее изумлению Джулиан расхохотался в ответ, не дав ей договорить.

– Вы меня неправильно поняли, мадам, – сказал он с фальшиво сочувственной улыбкой. – Я не просил вас выходить за меня замуж.

Кэтрин растерянно заморгала:

– Но тогда…

– Я предложил вам стать моей любовницей.

Она лишилась дара речи.

– Могу ли я заключить из вашего молчания, что вы не принимаете мое предложение? – нимало не смутившись, спросил он после долгой паузы.

– Да как вы… Разумеется, нет!

– Очень жаль. В то же время должен признать, что меня ваш отказ ничуть не удивляет. Я давно заметил, что вы испытываете ко мне… э-э-э… некоторую холодность. Увы, ваше отношение не только не угасило моей страсти, au contraire,[31] можно сказать, что оно заставило ее разгореться еще жарче.

Нелепость и оскорбительность этого разговора невозможно было переносить. Не говоря больше ни слова, Кэтрин попыталась оттолкнуть его плечом и уйти, но он лишь пошире расставил ноги и не сдвинулся с места.

– Еще одно слово, миссис Пелл. Как я уже говорил, мне надо ненадолго уехать, но, когда я вернусь, возможно, мне удастся заставить вас переменить ваше решение.

– Мистер Лаундз, вероятность этого настолько мала, что ею смело можно пренебречь. А теперь, пожалуйста, уйдите с дороги.

Он опять рассмеялся:

– Я своего добьюсь, поверьте. Вы мне достанетесь.