— Отлично. Я тоже рада тебя видеть, — бросила в удивлении и подняла меч, блокируя очередной выпад. Стараясь не поранить подругу, и остаться в живых, выписывала немыслимые пируэты, пока смертные медленно добивали оставшихся в живых воинов моей маленькой армии. Краем взгляда я старалась уследить за событиями, разгорающимися на поле боя, пока не наткнулась на Ноа, сражающегося с Рустамом и двумя смертными одновременно. Пока очередной удар не достиг цели, и не сбил хранителя с ног, а из-под земли не вырвался крик ужаса, столь похожий на мой собственный немой вопль безысходности.

Именно в этот момент я, как и Дамиль, сделала выбор и нашла свой собственный путь, не взирая на правила и условности. Я тоже нарушила закон.

Аластар.

В это мгновение нашей встречи, даже сражение не могло омрачить ту радость, что наполнила тело, когда я видел ее живой и возвратившейся из лап зверя. Даже происки Рустама не могли остановить рвущийся из груди крик счастья при виде моей малышки, рьяно сражающейся на поле боя. Я не испытывал страха, ибо впервые понимал, что она не нуждается в защите, лишь в незначительной помощи. Моя маленькая храбрая девочка.

Испытав некогда весь ужас мира, взирая на нее, лежащую на земле в объятиях боли, понял, как сильно она сжимает мое сердце в своих маленьких руках. Понял, что больше никогда не позволю ей уйти, как силен бы ни был зверь, как жесток бы ни был рок. Кроме нее, не существовало больше ничего.

Расправив плечи и увернувшись от очередного нападения человека, наконец, добрался до Рустама.

— Как же чертовски рад видеть тебя здесь, — скалился вампир.

— Поверь, я так же чертовски порадуюсь, когда снесу тебе голову, — шипел в ответ, замахнувшись мечом, но вместо головы лезвие предательски ударилось о меч одного из смертных, возникшего из неоткуда.

— Прости голубчик, не люблю играть по честному, — хохотнул вампир, нападая вместе с двумя марионетками.

Один за другим, они подбирались все ближе, нанося смертельные удары, которые чудом, успевал сдерживать, пока меня не сбили с ног.

Дикий торжествующий взгляд Рустама скользнул по своей добыче и, улыбаясь, он занес меч для последнего решающего удара. В этот момент я посмотрел на Майю, волосы которой взвились, словно змеи с порывом ветра. Она распахнула побелевшие, в слезах, глаза и прошептала одними губами: "Прости меня". Я не сразу понял, что значат эти слова, ошеломленный силой ее чувств. Ведь вампиры плакали лишь несколько раз в сотни лет, испытывая непереносимую боль или радость.

В следующую секунду ее глаза закрылись, а вокруг вместе с Рустамом медленно падали замертво безумные смертные.

Кай.

Прислонившись к твердому камню, вжался в угол, прячась от мелькающих вампиров. Грохот раздался над головой, сообщая о начале поединка. Медленно двигаясь и перемещаясь по пещере, я искал бессмертных, закованных десятилетиями в плену. Там, среди них, была та, из-за которой я стал предателем, та, из-за которой я пошел на все — сделки, ложь, убийства. Лишь она имела значение. Только ради нее я мог бы умереть.

Пробираясь сквозь мокрые лабиринты пещеры, искал вход в подземелье. Вампиры и люди метались в предвкушении битвы, пока я шарил в поисках коллекции Рустама. Но каждый коридор заканчивался тупиком и глухими комнатушками. Пока я наконец не нашел маленькую дверь, у которой с кинжалом караулил один из приближенных Рустама.

Гнев вырвался наружу, заставляя клыки удлиниться, и уподобившись зверю, переместился вампиру за спину. Я никогда не играл честно, да и начинать уже поздно. Лишний шум только помешает. И схватив его голову, рванул, проворачивая так, что пустые округлившиеся глаза уставились в мое обезумевшее лицо. Пошарив в его карманах, нашел ключ и отворил дверь, затаскивая тело вовнутрь и пряча у стены, стараясь не привлечь внимание остальных стражников.

Длинный коридор распростерся перед глазами, по одну сторону которого размещались множество комнат, а стены в них были словно стеклянные, заключая в себе дивные ценности. Будто в музее, выставленные напоказ, чтоб лучше рассмотреть экспонат.

Но не успел и моргнуть, когда на меня бросился вампир, замахиваясь кинжалом. Лезвие полоснуло грудь лишь слегка, но этого оказалось достаточно, чтобы окончательно вывести меня из себя. Схватив его руку, я вывернул ее, обездвижив тело, и вцепившись в шею, впился зубами в мягкую плоть.

Кровь стекала по подбородку, когда отряхнув руки, и отобрав кучу пластиковых карточек, служивших ключами от дверей камер, бросился по коридору искать Лечу.

Множество существ, представших перед моими глазами, ужаснули воображение и привели в шок. Но, не останавливаясь, я бежал, рыская в ее поисках, пока взгляд не упал на последнюю камеру, под восемнадцатым номером. Скорчившись на песке, с потрескавшейся кожей и выцветшими волосами лежала она, моя нимфа. Сердце сжалось от боли, перед глазами потемнело, и, схватив пластиковые карточки, искал ключ с подходящим номером.

Трясущимися руками, вставив карточку в разъем, услышал, как с шумом, отворяется тяжелая дверь. Но я не успел даже подойти к ней. Дикий взгляд метнулся к открытой двери, и, подняв руки, она сделала то, что так давно желала, что так хорошо у нее получалось. Леча призвала воду, которой была наполнена земля и мокрые стены скал. Поток хлынул прямо на нее, отбросив меня в проход коридора и наполняя тело нимфы силой, возвращая былую красоту. Теперь, даже разгневанной, с безумными глазами она выглядела непередаваемо прекрасной.

Сейчас я вспомнил нашу последнюю встречу, как отчаянно я ждал тех минут наедине с ней, как желал быстрее вернуться в ее объятия после долгой разлуки. И то, как жестоко обманула Моргана, проследив за мной и схватив Лечу, сделав обоих рабами, и обрекая на десятилетия мучений в аду. Эта ненависть никогда не утихнет.

Но теперь я возвратил нам свободу. И глядя на изящное тело, укутанное вобравшими воду водорослями, на белую глянцевую кожу, зеленые волосы и изумрудного цвета глаза, понял, как сильно мне ее не хватало.

Ярость в ее глазах не унималась, и, ударив глыбой воды о стены скал, заставила ее дрогнуть и расколоться, образовав ущелье. Сорвавшись с пола, отчаянно бросился за ней, но было слишком поздно.

Я смотрел, как Леча летит вместе с потоком воды в пропасть вод океана, в открытое море. Она падала, когда взгляд был направлен на меня, и мог поклясться, не будь она в воде — увидел бы ее слезы. Вся ненависть мира смотрела в мое лицо. Ее глаза закрылись, и дикая улыбка свободы искривила некогда красивые губы, а полупрозрачное тело растворилось в глыбе падающей воды. Она вернулась в глубины моря, возвратилась туда, откуда пришла, где мне ее уже никогда не достать.

Теперь был лишь один выход — плен, уподобится чудовищу, но поймать и доказать свою любовь. Я прыгнул в пропасть, навстречу судьбе.

Майя.

Говорят, самую сильную боль может причинить лишь тот человек, который заставил испытать безмерное счастье. Именно такую боль я сейчас читала на любимом лице хранителя, искаженном яростью и отчаянием… безграничную и непреодолимую муку. Впервые, и, наверное, в последний раз столь яркое противоречие чувств, вспыхнуло в черных глазах, сменяя любовь и нежность, ужасом и неверием в происходящее. Но лишь неиссякаемая безнадежность и тоска заставляли тускнеть обожаемый взгляд, только печаль медленно вытесняла все прекрасное, чем когда-то я была одарена сполна. Теперь, словно смотрела вглубь его израненной, разорванной души, наблюдая, как часть ее все так же неудержимо стремиться ко мне, и так же неумолимо растворяется в пучине ненависти.

Я смотрела в любимые глаза, ловила каждую черту красивого лица, застывшего в немой скорби и молчаливо молила память запечатлеть каждую клеточку его тела. Чтобы помнить, какую боль ощущаешь, когда предаешь любимого человека.

Поймет ли он отчаяние моих поступков? Простит ли низкое убийство собственного народа, за которое теперь я должна понести наказание? Вынесет ли он мне приговор во всеуслышание?