— Об общем политическом положении и о событиях, ожидаемых в ближайшее время, я говорил с адъютантом Риббентропа… Сейчас призвано в армию около двух миллионов человек. В том числе и рабочие военной промышленности. Сухопутные силы, по данным из достоверных источников, насчитывают 4,7 миллиона человек. В авиации — 1,7 миллиона человек. Вместе с вновь призванными общее количество достигает более восьми миллионов человек. Продолжительное время такую массу людей нельзя держать под ружьем, не нанеся огромного ущерба экономике. Для оккупации Англии, для мероприятий на Суэцком канале или в Гибралтаре войск потребовалось бы гораздо меньше.

Фон Шелия озабоченно потер лоб рукой.

— Я хотел бы в этом сообщении снова подчеркнуть, что генерал-губернаторство является сейчас местом расквартирования 120 дивизий. Это еще раз доказывает подготовку военных действий против СССР. Даже в Варшаве орудия зенитной артиллерии расставлены в таком количестве и таким образом, что все наталкивает на мысль о предстоящем конфликте с Россией. Об этом мне стало известно от доктора Шаффцика, сотрудника МИДа, и, кроме того, от лица, ответственного за распределение зенитной артиллерии в Германии.

Ильзе внимательно записывала. «Все это нужно будет как можно скорее переправить в Центр», — думала она.

Фон Шелия начал рвать свои заметки в мелкие клочки.

— В Германии скоро начнутся новые репрессии против евреев. Подробности еще неизвестны, однако компетентные источники утверждают, что речь идет о национализации всего их имущества…

Донесение Ильзе Штёбе в Москву от 7 июня 1941 года:

Напротив нас в кресле генерал, настоящее имя которого, как и некоторых других героев нашего документального рассказа, пока нельзя еще назвать. Генерал уже немолод, но вся его ладно скроенная фигура, внимательные глаза, открытое приветливое лицо говорят о том, что он полон энергии и сил. Генерал вспоминает, как четверть века назад он, тогда еще инженер-капитан, встречался под фамилией Петров с одним работником германского посольства — антифашистом-подпольщиком Куртом. В те предвоенные месяцы сорок первого года они часто виделись в Москве…

Мы вместе читаем небольшие, слегка пожелтевшие листы бумаги. Это донесения антифашиста Курта, написанные им в 1941 году.

Вот одно из них:

«После окончания войны с Англией Германия выступит против СССР. Основания: на границе с СССР стоит такое количество немецких войск, которое больше чем необходимо для защиты границ. Сразу же после войны с Францией Гитлер отдал приказ строить «восточные укрепления». В восточных городах Германии идет усиленная подготовка средств противовоздушной обороны. Укрепления на востоке были закончены в конце 1940 года».

В Германии у Курта была большая семья. Он знал, что вскоре сам должен будет поехать в задушенный палачами Гиммлера Берлин, чтобы продолжать работу в самом логове гитлеровцев. Каким мужеством, какой ненавистью к фашизму, какой верой в правоту своего дела нужно было обладать, чтобы так рисковать!..

Первые фотографии с Восточного фронта.

С газетной страницы на Ильзе смотрели раненые и убитые красноармейцы. Рядом была напечатана сводка германского командования. В ней говорилось о бомбардировке советских городов.

Было утро 22 июня сорок первого года. Геббельс и Риббентроп уже пролаяли свои заявления по радио: «Восточный поход спасет мировую цивилизацию от смертельной опасности большевизма!..»

Они решились.

Где-то там, на Востоке, падали бомбы, стреляли орудия, умирали советские люди. Гибли тысячи немцев, поставленных фашизмом под ружье.

На сердце было горько и тяжело. Ильзе понимала, какой трудной и жестокой будет эта война. Но верила в победу над гитлеризмом. Верила: Красная Армия победит!

Она думала об этом в первый день нападения Германии на СССР. Она твердила это про себя, когда газеты ликовали по поводу успехов гитлеровских войск в России, когда эфир был заполнен победными маршами и истерической похвальбой Геббельса. Она продолжала убеждать в этом себя, когда узнавала об арестах коммунистов, когда слышала шепотом передаваемые рассказы об ужасах концентрационных лагерей. И эта вера давала силы, помогала работать, жить…

Атмосфера, накаленная гигантской войной, сделала разум еще более острым, наблюдения — более точными. Как рвалась сейчас Ильзе помочь Советской стране, ее армии теми сведениями, которые держала в своих руках. Но связь с Центром оборвалась. И, чувствуя себя в эти тяжелые для Советской страны дни вне активной борьбы с фашизмом, Ильзе мучительно страдала. Она не привыкла быть просто наблюдателем и регистратором событий и фактов. Она была воином.

А связи с Москвой все не было. Ильзе ждала…

В три часа ночи в квартиру инженер-капитана Петрова позвонили. Петров, семья которого жила на даче и которого за день до этого уложил в постель сильнейший грипп, открыл дверь.

На лестничной площадке у лифта стоял знакомый шофер.

— Срочно в управление, товарищ капитан! Генерал приказал без вас не возвращаться…

У генерала были усталые воспаленные глаза.

— Вот ведь какое дело, друг! Знаю я, что ты болен. Но некому больше это дело поручить: только тебя Курт знает… Завтра утром все их посольство уезжает… А у нас Альта в Берлине без связи. Так уж что хочешь делай, а вот явку эту для Альты передай… Любая помощь тебе обеспечена… Ну, действуй!..

На Курском вокзале у начальника состава Петров узнал, в каком вагоне едет Курт.

Где-то за Серпуховом Петров вошел в этот вагон.

Они встретились с Куртом глазами. У того было каменное, ничего не выражающее лицо.

Но минут через двадцать в тамбуре вагона Петров передал Курту крохотный комочек тонкой бумаги. Еще через несколько минут Курт, возвращаясь мимо стоявшего в тамбуре Петрова в свое купе, дал понять, что все в порядке.

Петров облегченно вздохнул.

Никто из них двоих еще не знал, что в сутолоке дальнейшей дороги в Берлин Курт перепутает две цифры из длинной колонки, которую ему придется воспроизводить на память.

Эти цифры были паролем к «музыканту» — радисту, активному антифашисту Шульце, державшему из Берлина связь с Москвой…

По Берлину ходили слухи об аресте сотен антифашистов, коммунистов-подпольщиков. Идти по адресу к «музыканту» без пароля Курт и Ильзе не решались. «Музыкант» мог заподозрить в них агентов гестапо. Кроме того, как оказалось, у Ильзе не было шифра для передачи донесений, а без него не приходилось и думать о том, чтобы выйти в эфир. Положение становилось критическим.

«Связь с Центром!.. Как нужна мне сейчас связь с Москвой! — думала часто Ильзе в эти дни. — Что я стою для нашей победы над Гитлером без этой связи!..»

Теперь Ильзе работала начальником берлинского бюро одного немецкого газетного концерна. Она ежедневно говорила по телефону со Стокгольмом. Но как использовать эту возможность для восстановления связи с Москвой, придумать не могла.

В июле, августе и сентябре сорок второго года Ильзе пыталась стать военной корреспонденткой и выехать на Восточный фронт. Попав в Россию, она собиралась перейти линию фронта и лично восстановить потерянную с Центром связь. Однако сделать это не удалось.