— Терпение, Рей, терпение, я как раз к ним и перехожу. «…На то, чтобы «поладить» с Питером, ушло немало времени… И пока дела идут неплохо. Первое время я входила в затопленное помещение в резиновых сапожках. Я уже знала, что такое щипки Питера, и предпочитала их избегать. Он здорово щипался, тогда я стала ходить с метлой. Это его укротило; он хоть и сопровождал меня, но я успешно защищала свои ноги от его назойливого внимания. Через несколько дней сапожки мне надоели, и я их сбросила совсем… Скоро и метла мне надоела, и я решила идти другим путём.
Да и Питер вдруг начал вести себя очень ласково… Мы всё больше проникались доверием друг к другу. Я стала ходить без метлы. Питер по-прежнему меня сопровождает и подталкивает рылом… Когда он стискивает ногу зубами, я поднимаю страшный шум, кричу на него, брызгаю водой, даже шлёпаю, если мне больно, и тотчас ухожу из его «зоны». Тогда обычно Питер поворачивается на бок, машет мне грудным плавником и замирает с закрытым ртом…»
— Совсем как мой игашэм! — перебил Дэвида Рей.
Лос замахал на него руками:
— Подождите, Рей, не перебивайте!
Дэвид продолжал чтение:
— «Я снова подхожу, говорю с ним уже примирительно, и, если он продолжает быть учтивым, мы возобновляем игру, инцидент исчерпан. Если же он продолжает меня ловить зубами (ему удавалось хитростью приманить меня), я сержусь по-настоящему и надолго порываю с ним отношения. Это явно помогает… Что ни день, мы всё больше с Питером ладим…»
— Согласитесь, что поведение этого дельфина Питера весьма необычно. Дикие животные избегают контактов с человеком… — не выдержал теперь уже доктор Лос.
— Он был уже ручным, это отчасти может объяснить его поведение, — откликнулся Рей.
— Ты хочешь сказать, Рей, что и наш дельфин был ручным, а потому сам приплыл к нам? — оторвался от книги Дэвид.
— А почему бы и нет! Может, он удрал из океанариума…
— Ладно, слушайте дальше… «…Я должна заставить Питера уразуметь, что он должен учиться… Начинаешь, скажем, урок счёта и вдруг видишь, что Питер слушает… переворачивается и смотрит на мячи, когда я на них показываю, переводит взгляд на меня… Когда он ошибается, я просто кладу пальцы на его рыло или дыхало, и он смолкает. Я повторяю… и он за мной. Похоже, он бросил эту противную привычку нетерпеливо скулить, и наша работа идёт куда лучше…
Питер часто копирует мою тональность при произношении слов… Он несомненно упражняется в произношении буквы «м» в слове: «Маргарэт»… и убеждается, что «м» выходит неплохо, когда он слегка покачивает головой, так что дыхало чуть прикрыто водой…»
— Послушай-ка, Рей, а наш дельфин назвал тебя по имени?
— Ты так на него набросился, что не дал нам толком познакомиться! Но послушаем дальше…
«Питер внимательно слушает, как я разговариваю по телефону, и начинает издавать звуки… очень громко, иногда явно старается перекричать… Питер смотрится в зеркало… разговаривает с собой, бранится, брызгает на своё отражение водой… Он теперь издает немало человекоподобных звуков. Интересно и многообещающе…»
— Очень интересна эта активность дельфина, он проявляет свое отношение ко всему…
— Действительно, он стремится принять участие во всех делах.
— Видимо, это ему интересно… А вот что дальше: «… Питер всё больше увлекается играми, часто затевает их сам. Он умеет довольно точно кинуть или боднуть мне мяч, и я оказываюсь необходимой участницей его игры… один он редко играет… У нас две игры. Одна из них «принеси»… Питер приносит мне мяч, тряпку или куклу; я бросаю доставленный предмет, он мчится вдогонку и вновь приносит мне его. Вторая игра — «лови»… Он подбрасывает мяч в воздух в мою сторону; часто мне удается его поймать, и я бросаю мяч обратно. Питер очень охотно возвращает мне мяч…
…Питер очень внимателен, слушает выше всяких похвал, старается изо всех сил. Я ограничиваюсь немногими словами, стараюсь, чтобы он их освоил. Он слушает, повторяет за мной, вновь слушает. С выговором у него слабо, но модуляции и высота тона с каждым днём даются всё лучше. Когда прослушаешь записи, общее звучание такое, словно он и впрямь говорит по-английски. Только пока неразборчиво. В разгар какой-нибудь вечеринки это сошло бы за разговор за соседним столиком. «Музыка» английского языка схвачена точно… Глядишь, скоро по-настоящему заговорит…» Довольно наивное желание… — добавил Дэвид.
— Рей, передайте, пожалуйста, мне компот, а то я начал отставать. Что дальше, Дэвид?
— Да, надежда, прямо скажу, несбыточная, — размышлял вслух Дэвид. — Голосовой аппарат дельфина совсем не похож на наш, а кроме того, он приспособлен к разговорам под водой, а это и другие частоты, и другие скорости. Совсем не те, что используем мы на воздухе. — И продолжал чтение: — «… Жить круглые сутки с дельфином — дело очень не лёгкое. Я даже не подозревала, что будет так тяжело. В отличие от собаки, кошки, человека дельфин ведет себя скорее как ваша тень, чем как товарищ по комнате. Если ему это позволить, он от вас никогда не отстанет. Можно говорить по телефону полчаса: Питеру это не наскучит, он не отвлечется, он будет рядом…
…Питер научился работать не столько ради рыбы, сколько ради моей похвалы и ласки. Теперь Питер в любое время суток вступает в разговор, испуская человекоподобные звуки и соблюдая правило «говорить—слушать»… Дошло до того, что Питер часто сам меня зовёт или первым заговаривает со мной, когда я рядом, и оказывается, что следующий за этим началом урок или разговор был, по существу, начат Питером…»
— Я совершенно заинтригован Питером. Что же ты, Дэвид, замолчал? Что там дальше? Я не припомню, чем закончился этот эксперимент.
— Сейчас… Вот, пожалуйста… Общие выводы о способности дельфина к обучению: «… Трудно подсчитать объём информации, воспринятой Питером во время этого эксперимента. Дельфины не только способны усваивать — они любят учиться, учатся быстро и освоили много такого, о чём мы не догадываемся. Приток информации ограничивается нами. Питер часто первый затевал игру с человеком, освоил новые звуки; он научился обучать меня, научился сдерживать свою энергию, учитывая мою человеческую природу… Питер усвоил, что можно доставить мне огромную радость, но может и рассердить меня…»
— Выводы Маргарэт очень любопытны…
— Особенно этот: «приток информации ограничивается нами»!
— Не только. Она приходит к убеждению, что дельфин понял, как можно обучить человека, огорчить его или доставить радость.
— Пожалуй, ещё немного, и мы придем к заключению, что весь опыт ставил не человек, а дельфин и что именно он, дельфин, изучал Маргарэт!
— Конечно, нет, опыт ставил человек, но в опыте участвовали человек и дельфин. Они жили бок о бок сто дней и за это время приобрели каждый своё; человек вынес своё суждение на страницы книги, а то, что узнал, понял дельфин, осталось его достоянием, нам оно неизвестно…
— С одной стороны, неизвестно, а с другой — кое-что мы знаем по тому, как менялось поведение Питера!
— Послушайте, я нашел интересное место! На этот раз пишет сам Лилли:
«Я глубоко убеждён, что если мы не будем работать с дельфинами уважительно, ласково, этично, они снова отвернутся от нас. Во времена Аристотеля или незадолго до этого дельфины явно «пришли» к человеку. К 50-му году нашей эры, во времена римлян, они отвернулись от человека и не возвращались вплоть до нашего столетия… Во времена Аристотеля человек обратился к дельфинам. И лишь в этом столетии мы снова ищем с ними контакта. Я думаю, что обе стороны искали контакта друг с другом по меньшей мере дважды: один раз между V и II веками до нашей эры, второй раз — уже в XX веке… Дельфин может быть познавательной «ровней» человеку, и, несмотря на это, психика его останется для нас странной и чуждой. Для понимания друг друга нам и дельфинам придётся переводить наши мысля на какой-то общий язык — на дельфиний и на человеческий…»
— Вы знаете, после сегодняшней неожиданной встречи в полынье с дельфином я как-то по-новому слушал то, что нам читал Дэвид. Может быть, мы просто заблуждаемся и недооцениваем умственные способности дельфинов? — сказал Рей.
