Гук почувствовал вновь прикосновение к своему боку мягкой и тёплой конечности жёлтого человека, за которым он приплыл сюда. Приятное поглаживание успокаивало, но очень мешало думать.

«Что же такое происходит? Он, образованный дельфин, знающий и понимающий всё на свете (или почти всё, — самокритично перебил свои мысли Гук), подчиняется каким-то членистым существам! Пусть-ка они докажут сначала своё отношение к разумному миру! Как? Ну хотя бы пусть ответят вот на это».

И Гук, встав почти вертикально в полынье, снова в который раз за сегодняшний день, воскликнул:

— Я дельфин Гук из рода Эрр! Кто ты, друг, и нужна ли тебе моя помощь?

При этом Гук чуть раскрыл свои длинные челюсти и повернулся в сторону сначала того страшилища, которое до сих пор находилось в воде и гладило его бок, потом медленно обвёл головой вокруг полыньи. При первых же его звуках, а может быть увидев раскрытую челюсть, сидящий в воде человек испуганно отпрянул от Гука и, схватившись за какой-то трос, лежавший на льду, моментально выскочил из полыньи. Другие двое людей внимательно приглядывались к Гуку, в углу палатки на столике поскрипывали какие-то вертящиеся диски, связанные тонкой лентой.

«Верно, они немые», — подумал Гук, так и не получив ответа на свой сигнал.

— Кажется, он что-то сейчас сказал, — возбуждённо прошептал тот, которого звали доктором Лосом. — Как жалко, что наши уши не улавливают ультразвук! А что, если…

Повернувшись к магнитофону (а это именно он стоял на столике — большой современный магнитофон, на котором они записывали звуки, которые издавал Ле-Птони, и вообще он служил в палатке вместо записной книжки, всегда готовый к употреблению), доктор Лос быстро переключил что-то — лента метнулась в обратную сторону, и барабаны закрутились в противоположном направлении. Повинуясь лёгкому движению пальцев, опустился другой клавиш на передней стенке ящичка и вдруг…

— Да это вовсе не касатка, а какой-то большой дельфин! — раздался голос. — Скорее в воду, Дэвид! И попробуй погладить дельфина по боку, не бойся, они не нападают на человека! Скорее в воду!

Послышалось шуршание, треск, наступила тишина, и из ящичка вдруг отчётливо разнеслось:

— Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь? — зазвучал сильно искаженный, какой-то приглушенный и хриплый голос Гука.

Гук сначала даже не узнал этот странный голос и вздрогнул от неожиданности, услышав наконец-то интернациональный разумный сигнал. А из шипящего ящичка между тем неслось дальше:

— Я дельфин Гук из рода Эрр!

И тут только Гук наконец понял всё: эти существа не могли с ним говорить, говорил он сам, эти слова он сказал всего несколько минут назад при встрече жёлтого существа под водой. Ему возвращали эхом его собственные слова!

«Они сумели вернуть мои слова, но не могут ничего сказать сами! — догадался неожиданно Гук. — Они глупее, чем тюлени, которые хоть немного понимают и откликаются на сигналы тревоги и выражения радости».

И как бы в ответ на его мысли в другой стороне проруби зашевелился наконец оправившийся от испуга Ле-Птони. Широко разевая пасть и смешно поводя вытаращенными глазами из стороны в сторону, он издал странный звук, похожий и на лай и на треск одновременно. По крайней мере именно так его услышали люди в палатке. Но для Гука этот лай был полон смысла.

— Уходи отсюда! Это мой дом! Буду кусаться и драться! — разобрал Гук в этом наборе звуков.

Однако Ле-Птони не спешил выполнить свое грозное обещание, и Гук это понял. Понял он и то, что Ле-Птони боится его.

— Не бойся! Не бойся! — дважды повторил Гук, обращаясь к Ле-Птони, и стал внимательно прислушиваться к звукам, которые долетали из магнитофона.

Однако магнитофон замолк, но зато внимание Гука привлёк тот человек, которого звали доктором Лосом. Быстро двигая передними конечностями, губами и глазами — никогда прежде Гук не видел такого подвижного лица, — он издавал какие-то плавные низкие звуки, которые Гук не мог сложить ни в какую членораздельную речь. Именно бесформенным звуковым шумом воспринял Гук пламенную речь доктора Лоса…

Через час, уже отплыв на порядочное расстояние от странной полыньи, Гук снова и снова мысленно возвращался к прошедшим событиям, старался вспомнить всё, что он знал о людях, живущих у поверхности моря. Но на память ему приходили только какие-то бессвязные отрывки рассказов и уроков детства, которые ему одному без запаса знаний, что хранятся в головах всего стада, просто нельзя никак было понять.

«Странные существа, — думал Гук, — ужасно нелепые на вид со своими длинными конечностями и такие неуклюжие в воде. И как ловко они смогли запомнить и подражать моим словам!» В мозгу Гука, как на хорошем фотографическом снимке, запечатлелось всё, что он видел в палатке. Запечатлелось так же, как запечатлевалось множество событий до этого — накрепко, надёжно и лежало безмолвным грузом, до тех пор пока другие связи, которые будут возникать, не сольются с этими впечатлениями, не разбудят их, не осветят их каким-то смыслом…

А на берегу Антарктиды, в маленьком домике с толстыми стенами и без окошек, в уютном кресле сидел теперь совсем не толстый, без меховой одежды, доктор Лос и быстро писал в рабочем дневнике:

«…Этот дельфин несомненно что-то говорил нам. Удивительно и то, что он, вероятно, как-то понимает нашего прирученного тюленя. И если он поднялся к проруби после сигналов светом Дэвида, то неужели же у него есть разум? Надо обязательно сохранить запись нашего разговора и попробовать её изучить как следует…»

— Пора ужинать, — сказал Рей и отвлек доктора Лоса от записей.

— Да, этот эпизод с дельфином натолкнул меня на новые мысли… А где же Дэвид? — откликнулся Лос.

— Наверное, его этот дельфин оттолкнул от ужина! — со смехом бросил Рей.

— Он потерял аппетит и отправился на его поиски?

— Не знаю! Но он не отзывается на мои призывы, и боюсь, что нам придется вместе его откапывать из-под груды книг… А вот и он!

— Нашёл, — радостно сказал Дэвид, — хотя пришлось основательно покопаться… Я был уверен, что захватил на зимовку эту книгу.

— А ну, покажи-ка, что за книга?

— А, «Разум дельфина» Лилли, — прочёл доктор Лос. — Я успел лишь пролистать эту книгу, она мне показалась излишне эмоциональной для научной монографии.

— Я не согласен с вами и, пока Рей будет кормить нас ужином, попытаюсь разыскать то, что, мне кажется, имеет непосредственное отношение к сегодняшней встрече с дельфином, — возразил Дэвид.

Рей притащил кастрюли с едой, все уселись за стол, и Дэвид начал читать:

— «Этот опыт был поставлен в Институте Джона Лилли на Вирджинских островах летом 1965 года. Всё это время Маргарэт Хау и дельфин Питер круглые сутки изо дня в день находились вместе в комнате-бассейне…»

— Если вдуматься, — заметил доктор Лос, — то это не так просто — очутиться на долгие месяцы один на один с дельфином. — Заметив удивлённый взгляд Рея, он пояснил: — По самым разным причинам, ну хотя бы потому, что надо жить в воде, пусть по щиколотку, но в воде.

— Работать, спать, готовить себе еду… — поддержал Дэвид, листая книгу и орудуя ложкой. — Конечно, не это оказалось самым сложным. «Вначале сделали пробу. В комнате поставили ванну и заполнили её на полметра водой. Постель Маргарэт была в гамаке подвешена на тросах. У неё был стул и откидной стол, а в распоряжении Питера — вся остальная комната.

Эта прикидка позволила сделать соответствующие уточнения. Бассейном стала вся комната, бортик ванны у стен подняли на большую высоту; постель Маргарэт была поставлена на возвышение и закрыта водонепроницаемыми занавесками. На основании возвышения укрепили зеркало, наполовину погрузив его в воду, так, чтобы Питер мог себя рассматривать в него. Для связи Маргарэт с миром служил телефон, а все наблюдения можно было записывать на магнитофон…»

— Насколько я помню, часть этих наблюдений приведена в книге…