Всего этого не знал, да и не мог знать, конечно, наш путешественник. Конечно, он сразу же насторожился, почувствовав всем телом далёкий нарастающий гул и толчки. Он живо вспомнил подводное извержение вулкана у Азорских островов, которые чуть было не стали его могилой. Но вкус воды не изменился, никакого привкуса серы не было. Между тем кругом творилось что-то необычное: вода от берега начала сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее уходить в море. Сначала Гук попробовал было бороться с этим течением и постарался держаться на одном месте, но потом вдруг почувствовал, что под ним остается очень мало воды, и — что ещё удивительнее — увидел, как море стало отступать от берега. Вот вода ушла из того места, где он полчаса назад ещё свободно плавал на глубине в несколько длин, вот соединился с берегом небольшой островок, стоявший длинах в ста от берега. Уходя, море оставляло за собой многочисленные озерки, беспомощно поникшие на камнях заросли водорослей. Кругом плескались тысячи рыб…

Гук растерялся. Происходило что-то совершенно необычное, необъяснимое и потому страшное. Испуганный непонятным наступлением суши Гук решил отплыть подальше в открытое море. Не успел он отплыть и несколько сот длин, как увидел прямо перед собой в море отвесную водяную стену высотой в много его длин. Стена двигалась на него с фантастической быстротой и в полном молчании. Потом Гук понял, в чём дело: стена воды неслась со скоростью звука, и поэтому шум и грохот, которыми сопровождалось её движение, достигли ушей Гука одновременно с массой воды.

Волна, даже очень большая, как ни странно, успокоила Гука немедленно. Уж с волнами-то он привык обходиться за свою жизнь. Самый лучший способ пропустить волну — это нырнуть как можно глубже под её основание и вынырнуть уже далеко позади гребня. Но можно и покататься на гребне волны: дождаться особенно крупной волны и, уравняв свою скорость со скоростью катящегося гребня, замереть на мгновение и понестись на волне в свободном полете. Сейчас, не раздумывая, Гук нырнул поглубже, сообразив, что врезаться со скоростью звука в берег даже на гребне такой замечательной волны не сулит ничего приятного. Когда он показался на поверхности и оглянулся, он не узнал очертаний берега. Собственно берега он и не увидел — была кипящая белая масса воды, которая расстилалась насколько хватал глаз, и только далеко-далеко возвышались горы. Гук растерянно повертел головой, стараясь найти заметный высокий островок, покрытый лесом и с высокой скалой на его мористой стороне, — острова не было!

Что-то заставило его повернуть снова голову в море. И вовремя. Он едва успел нырнуть в основание другой огромной волны, которая незаметно подобралась со стороны моря. Вынырнув за гребнем этой волны, Гук внимательно стал наблюдать за морем и вскоре заметил катящийся издали новый громадный вал. Теперь в нём проснулся азарт, и он решил не уходить от встречи с волной, а постараться прокатиться на ней. Повернувшись носом к берегу, он что было силы заработал хвостом, разгоняясь до максимальной скорости. Волна настигла его, крутанула, перевернула несколько раз и выплюнула на поверхность не на самом гребне, а чуть позади. С огромной скоростью вал вместе с Гуком нёсся в сторону берега. По мере приближения к мелким местам вал рос, становился белее, и скоро Гук уже ничего не мог различить вокруг себя в хаосе пены, брызг, каких-то бревен; он перестал что-либо слышать из-за оглушительного треска сталкивающихся камней, которые волокла волна по дну, из-за треска ломающихся, как спички, стволов деревьев. Но вот наконец этот шум несколько стих. Вал, который накатывался на берег вместе с Гуком, успокоился, догнав замедлившие своё движение у берега первый и второй валы. Теперь Гук мог сориентироваться. Он плыл в потоке пенистой грязной воды над каким-то лесом. Внизу под ним угадывались поваленные и сломанные стволы гигантских деревьев. Насколько мог видеть Гук, впереди, позади, по сторонам — всюду была только одна вода.

Но вот что-то изменилось. Всё более замедлявшееся движение воды впереди совсем приостановилось. И тут Гуку стало страшно. Он представил, что вот-вот вся эта огромная масса воды уйдет обратно в море и он останется на берегу, среди этого страшного леса, над которым он плывет. Не теряя ни секунды, что было сил он резко развернулся и бросился в сторону открытого моря и успокоился только тогда, когда обнаружил, что под ним обычное морское дно, а не этот страшный и непонятный лес. Минут через двадцать море действительно схлынуло с суши, и вот уже обнажилась вершина скалы, что стояла на мористой стороне островка недалеко от побережья.

До этого дня Гуку пришлось повидать в море много всякой всячины, но он никогда ещё так ощутимо не сталкивался с необузданной мощью моря, никогда не испытывал такого чувства собственного ничтожества перед этой великой и необъятной силой.

Что произошло в тот день в таинственных морских глубинах, какие образовались новые подводные горы или вскрылись новые бездонные трещины в дне моря, вряд ли когда-нибудь удастся узнать нам…

Нетрудно понять Гука, который, испытав впервые в жизни силу цунами — волн от подводного землетрясения, решил больше пока не ввязываться в новые приключения, а спокойно и обстоятельно обследовать новые места. Так он попал к Черепашьим островам, лежащим в нескольких сотнях километров от берега Южной Америки, прямо на экваторе. В тропиках смена времён года не так ощущается, как в высоких широтах. Разве что прольёт побольше тёплого дождя в тот сезон, который можно назвать и весенним и осенним, по желанию. Зимой же и летом температура совершенно одинаковая. Но Черепашьи острова, несмотря на то что по расположению они должны были быть с самым тропическим климатом, не имели его; и до них долетало холодное дыхание Южного полярного океана. Его приносило прохладное течение Гумбольдта, в котором всё это время и путешествовал Гук.

В полдень солнце стояло точно над головой. Берега острова, к которому он приблизился после многодневного пути в океане, были удивительно пустынными. Они чернели подтёками лавы, на которой лишь кое-где зеленели кустарники и травка. Острова были гористы, и тут и там на берегах виднелись небольшие возвышенности с кратером в центре. Нет, пожалуй, здесь не стоило задерживаться долго — ничего особенно интересного в этих водах не предвиделось.

В водах островов он встречал уже знакомых ему по Антарктике и водам Южной Америки пингвинов. На некоторых пляжах и скалах грелись на солнце и резвились в воде у берега десятки некрупных морских львов, которые, как и все другие тюлени, могли понимать лишь примитивные сигналы тревоги. А поговорить с кем-нибудь так хотелось! Несколько раз в океане он чувствовал следы прошедших недавно стад дельфинов, а однажды сумел точно определить, что прошло стадо афалин. По обилию мелкой рыбы, по многим неуловимым признакам Гук был уверен, что эти дельфины не уходят далеко из этого района. Он хотел и боялся встречи с ними. Хотел потому, что за долгие месяцы своего скитания он понял, как важно иметь рядом друга и советчика. Боялся он встречи с дельфинами потому, что чувствовал, что не сможет скрыть от дельфинов своей истории и не сможет не рассказать о приговоре старейшин. А если его и это стадо попросит уйти?

Раздумывая таким образом, Гук медленно пересекал полосу зеленоватой холодной воды и вдруг попал в тёплую. Дело в том, что именно в водах островов последние отголоски Южного полярного течения перемешивались с тёплыми тропическими водами, но это перемешивание было не постепенным, а неожиданным. В одном и том же месте можно было нырнуть в холодную воду, а вынырнуть в настоящей тропической воде. Гуку понравилось задерживаться на такой границе перехода, ощущая хвостом холодную воду, а головой погружаясь в тёплую, почти горячую, нагретую тропическим солнцем. На границе этих струй всегда было плохо видно: всё виделось искажённым, колеблющимся и даже маленькую акулу можно было принять за кашалота.