Я спрятала, предварительно вычищенную в кустах острым камнем, рыбку за спину, и с важным видом пошла к костру, уже предвкушая удивление в глазах сурда и свою злорадную улыбку. Заодно искала прутик возле костра, на который можно рыбку наколоть.
Когда подходила ближе, увидела, как сурд на листе от дерева уже положил мне кусок птицы, но сглотнув слюни, я с победным видом схватила прутик и, вытащив рыбку из-за спины, попыталась ее наколоть на него.
Но рыбку кто-то выбил из моих рук. Я растерянно смотрела на прутик и рыбку, лежащую на песке, пока не услышала ругательства сурда.
— Ты с ума, что ли сошла, это же ядовитая сохла! Быстро пошли мыть руки!
Он схватил меня за запястье и потащил к воде.
А я с разинутым ртом наблюдала, как он тщательно с песком промывает мои руки. В жизни еще не чувствовала себя так отвратительно. Мне было ужасно стыдно, и я боялась посмотреть Архусу в глаза, и увидеть там насмешку. Терпеть не могла, когда надо мной смеются. Это же надо было такое сотворить? Поймать ядовитую рыбу и чуть не съесть ее?
Когда он домыл мои руки и вытер своим платком. Я была готова сквозь землю провалиться. И все ждала от него насмешек и язвительных реплик. Сама же в этот момент тщательно прорабатывала ответы. Я же не знала? В конце концов! Утащил меня Сэбис знает куда, возле нашего грота я все озера и реки знаю, и какие рыбы там водятся знаю, а эта рыба была для меня не знакома!
Мы шли обратно к костру, а он не отпускал мою руку. Когда я уже хотела вырваться, то он придержал меня и поднес мои руки к своему лицу. Я удивилась, зачем ему это и подняла голову, что бы посмотреть уже мысленно подготавливая себя, увидеть усмешку на его лице.
Но к моему удивлению, на его лице не было ни улыбки, ни усмешки, он хмурился, а в его глазах была тревога. А еще он тщательно обнюхивал мои руки.
— Значит так, — он отпустил мои руки, — вот тебе листик, в руки ситку не бери, а то мало ли, вдруг мы не все отмыли, еще отравишься.
И сурд подал мне листик, а затем сел обратно на свое место и, положив себе на лист ситку, начал отрывать от нее маленькие кусочки и осторожно двумя пальцами есть.
Я оглушенная, его спокойствием и отсутствием смеха над моей глупостью, медленно села, и взяв мясо ситки, при помощи листа попыталась его откусывать. Но было жутко неудобно это делать. Я мучилась, наверное, с полсотни песчинок.
Но видимо, сурду надоело смотреть, как я страдаю, и он, встав подошел ко мне, отобрав мою ситку. Я уже хотела запротестовать и возмутиться, как он подхватил меня на руки и, усевшись в позе лотоса, посадил к себе на ноги, устроив боком. Оторвал от ситки кусочек и поднес к моему рту.
Я решила не противиться его помощи, тем более, что есть хотелось ужасно, и уже поднесла руку, что бы взять кусочек, как он второй рукой слегка ударил меня по руке и поднес кусочек прямо к моим губам.
Я насупилась и обиженно посмотрела на сурда. Мало того, что он подлый, так еще и жадный?
Видимо, он понял о моих мыслях и закатил глаза.
— Оли, открывай ротик, я тебя покормлю, или ты опять собралась грязными руками есть?
Я поникла, понимая всю глупость моего поступка, я ведь действительно поднесла грязные пальцы к кусочку. Все же сурд не такой уж и жадный, да еще и решил помочь мне.
И я, открыв рот, приняла от него кусочек. Слегка лизнув его пальцы. И тут же услышала, как громко задышал сурд. Перевела удивленный взгляд на него, но он тут же отвел глаза и оторвал еще один кусочек от ситки, поднеся к моему рту.
— Я еще тот не прожевала!
Он, что хочет, что бы я подавилась?
— Тогда хватит смотреть по сторонам, и жуй быстрее, я тоже, между прочим, голоден, — нервным тоном сказал он. А сам продолжал дышать как паровоз и тише уже добавил, — ты даже не представляешь, как сильно я голоден.
Я подумала, что действительно он прав и нужно быстрее кушать, а то мало того, что он мне жизнь спас, теперь еще и кормить взялся, так как у меня руки возможно от яда рыбы не отмылись, а я еще возмущаюсь. Он ведь и сам голоден.
И я стала не смотреть по сторонам и кушать кусочки, которые он мне давал, слизывая с его пальцев вкусный жирный сок, все же ситка очень вкусная птичка. А сурд каждый раз, когда я облизывала его пальцы, почему-то все сильнее и сильнее прижимал меня другой рукой к себе. Так что я уже последние кусочки доедала, практически полулежа. Я вспомнила, что так обычно кушает малыш Эбик, полулежа на руках у мамы или у папы, ну или у Сальсы, когда она еще жила с нами, и мне стало очень стыдно.
В итоге я отговорилась, что наелась и, вывернувшись из рук сурда убежала, опять отмывать руки. Еще одной такой трапезы я не переживу, наверное от стыда сгорю.
А сурд почему-то вместо того что бы сесть и поесть, резко взлетел и скрылся за деревьями. Я не стала обращать внимания на его причуды. Все же он уже старый, мало ли, что у него там, в голове, вдруг старческий маразм образовался, и он забыл поесть, вот и улетел куда-то? Надеюсь, что вообще может обо мне забудет, и я попытаюсь вернуться домой? Эх, было бы не плохо…
Ситка — Лесная птица.
Плетенки — Мягкая кожаная обувь ирлингов, с плотной, но очень мягкой подошвой, имеет вместо застежек длинные кожаные завязки — ремешки, которые обматываются вокруг лодыжек, икр иногда до самых бедер или коленей.
Одна песчинка — 1 секунда.
4 глава
Архус чувствовал себя идиотом. Он никак не мог сосредоточиться. Когда он почуял запах этой несносной девчонки, у него словно мозг выключился. Бросил своих шеусов, забыл о проверке, забыл обо всем на свете. Его верные шеусы, наверное, находятся в недоумении. Но ему было на них наплевать. Конечно, его советник и заместитель Тэрстэл и без него разберется. Но все же… Архус никогда в жизни не бросал дело, не закончив его.
Заниматься проверками гротов не входило в его обязанности, он делал это очень редко, но если брался, то всегда доводил дело до конца. В этот грот он давно собирался слетать, тем более Тэрстэл жаловался, что глава грота коваков живущих на восточных скалах, стал все чаще и чаще задерживать поставки изония. Этот минерал был очень ценен, и хитрые коваки из рода Сепфия умудрились организовать там его добычу.
По идее все стратегически важные для ирлингов месторождения минералов, всегда принадлежали высшим сурдам. Коваки же обязаны были работать на сурдов. Но Александр Сепфия, обычный безродный ковак, тысячу лет назад умудрился приобрести в собственность никому неизвестные, восточные скалы в горной долине озер Хокая и обнаружить там самый дорогой и ценный минерал. Тогда многие сурды пытались выкупить у Сепфия права на собственность, но он уперся и смог создать целый грот, который уже насчитывает более пятидесяти семей коваков. И каким-то образом смог заключить договор с гномами и позволить им жить в долине бок о бок с ирлингами. Хотя гномы очень редко шли на контакт с ирлингами, особенно после Великой войны.
Единственное чем совет смог зацепить строптивого ковака, кроме стандартных налогов, так это заставить его поставлять определенное количество изония. И то этот хитрый ирлинг, заломил такие цены, что скрепя зубами совет все же согласился с его условиями. Тем более что Сепфия всегда вовремя платил все пошлины и налоги.
Когда Архуса выбрали главой совета, все министры постоянно роптали на выскочку ковака и даже много раз пытались подбить Архуса на действия против него. Архус и сам давно заинтересовался богатым месторождением и тоже положил на него глаз. Поэтому, когда представился момент, попробовать надавить на строптивого ковака, он решил сам поехать с проверкой и найти нарушения. А нарушения Архус находить умел, достаточно было подкупить пару тройку помощников ковака, и те обязательно помогли бы организовать все эти нарушения. И вот тут-то и появился бы спаситель Архус с предложением, от которого строптивый ковак не смог бы уже отказаться. Архус не собирался выживать его с насиженного места. Он просто заставил бы его переоформить свои владения на себя, а Александра Сепфия оставить там управляющим. Более того, он даже готов был платить ему не плохие проценты от прибыли. Зачем Архусу там работать, разбираться в этом бизнесе? Тем более, что есть уже ирлинг, который на этом деле сутона съел.