И пошла вдоль стены света в левую сторону, через каждый шаг, пытаясь прощупывать ее руками. Ведь где-то же должен быть вход в чертоги Цирбиса?

Почему я пошла в лево не знаю, не было четкого решения, просто хотелось, как можно скорее уйти в небытие, убежать.

И опять мне показалось, что я шла несколько дней, или даже недель? А может, прошло не больше песчинки?

Я этого не понимала, но я не давала себе времени на раздумья, мне не хотелось думать не о чем. Я гнала от себя все воспоминания — абсолютно все.

Сначала я смогла не думать о моих любимых мужчинах, а потом не думать о родных, а потом не думать и о себе. Я просто зациклила свой разум на поиске входа за грань.

Голос в моей голове постоянно повторял одну и ту же фразу — «У тебя не получится войти», но никогда не отвечал на мои вопросы.

И однажды я прекратила спрашивать, а вскоре и голос в моей голове стал утихать. С каждым разом он становился все тише и тише, а когда совсем затих, я вдруг поняла, что устала и решила отдохнуть.

Села на попу, откинулась спиной о стену света и прикрыла глаза. Просто на одну песчинку.

И как ни странно опять услышала голос, но он был очень тихим почти не слышным.

«Глупая девочка, тебе нельзя спать…», — прошелестело где-то далеко, на грани слышимости.

«Проснисссссссссь……»

Но я обиделась на него, он со мной не хотел говорить, когда я спрашивала, а сейчас заговорил? Теперь моя очередь молчать.

Я зевнула, прикрыв рот ладошкой, и свернулась клубочком, возле стены, завернувшись в уютный кокон своих крыльев. И мне стало так легко и уютно, а все мысли покинули меня.

«Я совсем чуть-чуть посплю, а затем пойду дальше», — подумала я, погружаясь в сон.

«Богам нельзя засыпать» — кричал голос в пустоте, — «Проснись глупая, проснись!!!»

Но сладко посапывая в уютном коконе своих крыльев, самочка ирлинга уже погрузилась в глубокий сон, ничего не слыша. Юнна богиня желаний, отвергнутая всем миром, уснула в «Межмирье», не желая слушать своих дедушку и дядю, а они не могли пробиться в ее сознание, Олирания хоть и была молода, но уже слишком сильна.

— Как думаешь, отец, они догадаются за ней прийти? — спросил Цирбис сидя рядом со своей племянницей на корточках и перебирая пушистые перышки на ее крыльях.

— Сомневаюсь, — пришел ответ с другой стороны света.

Ведь даже собственные дети, не могли смотреть на демиурга, поэтому он никогда не показывался им на глаза.

— Может быть им подсказать?

— Не стоит.

— Ты решил их наказать? — усмехнулся старший сын создателя.

— Да, — пришел лаконичный ответ.

— Что ж, думаю, ты прав, им не помешает немного понервничать. В следующий раз будут думать, как отвергать любовь богини.

— Я рад малышка, что ты оправдала наши надежды, — с завистью посмотрел бог и создатель ирлингов на прекрасные крылья племянницы, — может и мне провернуть что-то подобное? Как думаешь отец?

— Как пожелаешь сын мой, но тогда тебе придется полностью лишиться своей памяти.

— Я знаю, — не много нервно тряхнул светлыми волосами мужчина, всматриваясь в темноту, — она смогла, значит и я смогу.

Он решительно встал и направился в противоположную от своих владений сторону. Давняя мечта вернуть крылья была слишком сильна. И племянница доказала всем, что можно лишится всего — многовекового опыта, памяти, и даже своей сути, ради мечты. Она рискнула, а чем хуже древний бог и создатель целой расы?

Цирбис мысленно усмехнулся и уже не пошел, а побежал на встречу к новой жизни.

Я ощущала нежные лёгкие касания к своим крылья, и такие же нежные, на грани слышимости приятные мужские голоса. Меня словно качало на волнах обволакивающих и сладких прикосновений, но спать хотелось слишком сильно, и я все никак не хотела даже попытаться открыть глаза.

Ласковые и тёплые руки перевернули меня на спину и осторожно начали разворачивать мои крылья. Мне не хотелось сопротивляться, я не чувствовала угрозы для себя абсолютно и поэтому позволила заботливым рукам все же освободить меня из уютного кокона.

Прохладный воздух мгновенно коснулся моей разгоряченной кожи, и я застонала от раздражения. Но когда хотела уже вновь завернуться в тёплый щит своих крыльев, то почувствовала, как два горячих мужских тела оплели меня с обеих сторон, нагло ложась прямо на мои крылья тем самым, придавливая их к теплой твердой поверхности, чем-то похожей на каменную, на которой я лежала и, не давая мне возможности воспользоваться ими по назначению. Хотела уже раздраженно зашипеть и попытаться вывернуться из наглых конечностей, но сладкие нежные поцелуи в висок с одной стороны и с успокаивающими нотками тихий голос с другой стороны, вмиг заставили меня успокоиться и расслабиться в объятиях двух так знакомо пахнущих мужчин. Цветы…, это были цветочные запахи. А ведь это что-то означало? Но цепкие словно лапки паучков плетущих паутину объятия сна не давали мне выбраться из сладкой дремы, и поэтому я все никак не могла вспомнить кто эти двое, что так нежно целуют моё лицо и шею?

Цветочные запахи усиливались, как и объятия мужчин. А их нежные поглаживания моих рук, плеч и шеи постепенно становились более смелыми и даже жадными. С каждым прикосновением распаляя меня, заставляя просыпаться всему моему организму, а в особенности сладко заныть низ живота.

Я не знаю, сколько длилась эта чувственная пытка, только лишь разгоряченным сознанием понимая, что ласкают меня целых четыре руки.

Вскоре я и не заметила, как эти руки освободили меня от одежды. Но я была совершенно не против, ведь от прикосновения ткани к моей разгорячённой коже я чувствовала сильный дискомфорт.

Затем нежные руки одного мужчины накрыли мою грудь и начали её мять сдавливать соски, крутить их пальцами, заставляя изнывать и стонать, пока руки другого мужчины были уже на моих бёдрах, лаская их, осторожно раздвигая, и пробираясь пальцами по внутренней стороне бедер — то приближаясь, то удаляясь от уже изнывающих складочек.

Вскоре пальцы, что мучили мои соски, заменили губы, как и руки, что были на внутренней стороне моих бёдер. А я ощутила, как низ моего живота начало скручивать сильнейшим возбуждением, а лоно буквально гореть от желания.

Из моего горла вырвался полу стон или полу всхлип, от очередного спазма, скручивающего желанием низ живота.

После долгого сна и накатывающего возбуждения, мозг отказывался подчиняться мне, прибывая словно в спящем состоянии. Я превратилась в одно сплошное похотливое животное, сейчас ориентирующееся только на инстинкты.

А мужчины словно сговорившись решили довести меня до оргазма да же не входя и не прикасаясь к моему изнывающему от возбуждения клитору.

— Да любимая, да вот так умница… — начала я все же разбирать кое-какие фразы, доносившиеся иногда до меня, тихими порочными поразительно похожими друг на друга голосами.

И когда я уже открыв рот и попыталась зашептать мольбы о пощаде, то мои губы тут же накрыли чьи-то другие губы и сминая их, начали посасывать и облизывать, заставляя приоткрыться, и ломая легковое сопротивление мне в рот вторгся язык, именно вторгся и начал безбожно трахать мой рот, и в этот же момент другие губы накрыли, наконец, мой уже болезненный от слишком долгого возбуждения клитор и стоило языку несколько раз ударить по нему, как меня ослепила короткая вспышка боли и мгновенно последовавший за ним не вероятный по силе и продолжительности оргазм.

Я выгнулась всем телом и громко застонала, а жадные губы пили мои стоны, и сильные руки держали меня за плечи и бёдра, обратно притягивая к твердому камню.

А затем без какой либо подготовки, губы с моего сверхчувствительного клитора исчезли, а в меня вошёл член, и опять я вскрикнула от сильной, но короткой вспышки боли, а жадные губы вновь выпили мой болезненный стон.

Мужчина так и не дал мне привыкнуть к своим размерам, без устали шепча: «Прости, любимая, не могу больше терпеть, я слишком долго ждал», он буквально вколачивал себя в меня, с огромной скоростью и просто невероятной силой, тогда как второй держал мои взметнувшиеся руки, так и, продолжая посасывать мои губы и ловя каждый мой стон, постепенно из болезненного превращающегося в возбужденный.