— Боюсь, что я никогда не буду в состоянии предложить вам что-либо другое, — ответил Ньютон. — Но позвольте мне, Изабелла, задать вам один вопрос: вы решили никогда не входить в дом вашего родственника?

— На унизительных условиях, которые он поставил, — никогда. Пусть полковник приедет за мной и увезет к себе, тогда я буду жить у него, пока не найду возможности отправиться обратно в Англию. В противном случае я перенесу всякие лишения, всякую честную черную работу, скорее чем поселюсь под его крышей. Но, право, мистер Форстер, необходимо позвать капитана Драулока. Мы с вами тут вдвоем, это неприлично; вы сами должны видеть, что это неприлично.

— Мне кажется, никакого неприличия нет; но, Изабелла, сегодня утром я оказал полковнику пустую услугу, и, может быть, мое слово будет для него иметь некоторый вес. Позволите ли вы мне съездить к нему и попытаться сделать что-либо? Если через два часа не стемнеет, я скоро вернусь обратно.

Изабелла согласилась. Ньютон быстро отправился к Ревелю.

Старик очень удивился, когда слуги сказали ему, что приехали только две леди. А позже объяснения и убеждения Ньютона, главное же — поведение Изабеллы, о решении которой он узнал, поведение, совсем не соответствовавшее его понятиям о женщинах, наконец сломили его. Он велел запрячь экипаж, вместе с Ньютоном приехал в гостиницу, обратился к младшей Ревель с чем-то вроде извинения (изумительное усилие с его стороны) и попросил племянницу воспользоваться его гостеприимством. Через несколько минут полковник и Изабелла скрылись из виду, а Ньютон остался со своими мыслями.

Прошло несколько дней; Форстер принял приглашение полковника отобедать у него и, приехав в дом старика, увидел, что дела шли лучше, чем он ожидал.

Друзья Ревеля смеялись над ним из-за прибавления к его домочадцам, и полковник вздрагивал под ударами насмешек, но в общем, казалось, примирился с положением вещей лучше, чем можно было предвидеть. Однако Ньютон заметил, что, говоря о трех сестрах, он неизменно выражался: «Моя внучатая племянница и две другие молодые девицы».

«Бомбейский замок» продолжал свой путь до Кантона. Там он взял новый груз и пассажиров и двинулся в обратный рейс вместе с пятнадцатью ост-индскими судами и еще несколькими местными. Все были нагружены богатствами Востока и спешили излить их в объятия родины. Целые миллионы плыли по волнам. Искусству капитанов купеческих судов доверили благополучное доставление богатств на место; их мужеству было поручено охранять имущество от неприятеля, который давно подстерегал флотилию. Благодаря необыкновенной неосмотрительности, не прислали ни одного военного корабля для охраны собственности, имевшей такую громадную ценность.

Итак, флотилия ост-индской компании вошла в Малаккский пролив и двигалась развернутой линией под свежим ветром и по спокойным волнам.

Гамаки убрали, палубы вымыли. Целые стаи тунцов проносились мимо судов, и моряки ловко ловили их, немедленно разрезали и бросали на сковороды для завтрака. Но вскоре им пришлось подумать о другой рыбе на жаркое, потому что одно из судов, «Королевский Джордж», дало сигнал, что на юго-западе показались четыре чужих судна.

— Пушка, сэр! — заметил Ньютон, бывший в это время вахтенным офицером. — Флаги подняты; это не наши флаги.

Четыре судна из флотилии получили приказание выйти вперед и осмотреть чужие суда.

Прошло полчаса, и в течение этого времени с каждой главной мачты (грот-мачты) трубы были направлены вдаль. Сам Драулок, хотя и не особенно любивший лазать — вероятно, потому, что в течение долгой карьеры ему пришлось достаточно потрудиться в этом направлении, — очутился на грот-стеньге. Сомнения, подозрения, предположения, утверждения так и раздавались кругом, пока все это не рассеяли телеграфные знаки с разведочных судов, заявивших:

— Французская эскадра, состоящая из одного линейного боевого судна, трех фрегатов и брига.

Действительно, это была хорошо известная эскадра адмирала Линуа, которая бороздила Индийский океан с быстротой и аппетитом акулы. Силы ее составляли: «Маrengo» — восьмиорудийное судно; «Belle Poule» — знаменитый сорокаорудийный фрегат, «Semillante» — в тридцать шесть пушек, «Berceau» — корвет с двадцатью двумя и бриг с шестнадцатью орудиями. Они шли из Батавии именно для того, чтобы перехватить ост-индский флот, так как узнали, что он идет без конвоя; французы предвидели победу без сопротивления.

— На командорском судне сигнал «сомкнуться», — сказал Матьюс, первый помощник, обращаясь к капитану Драулоку.

— Прекрасно; наблюдайте; отвечаю вам, что командор собирается биться. Мы не отдадим без борьбы миллионы этим французским мошенникам.

— Надеюсь, нет. Вот, сэр, что я вижу, — продолжал Матьюс и снова перечислил сигналы капитану, стоявшему с сигнальной книжкой в руках.

Когда вывесили сигнал «сомкнуться в боевую линию», флотилия огласила воздух криком. Ост-индские суда были теперь достаточно близко друг от друга и могли слышать крики, и уверенность товарищей поднимала мужество каждого английского моряка.

— Если бы все матросы у нас были англичанами, вместо этих ласкаров и китайцев, которые кажутся такими бесстрастными, — заметил Ньютон, обращаясь к Матьюсу, — я думаю, мы показали бы врагу, как играют в игрушки.

Французская эскадра вдруг сделала поворот и пошла прямо на ост-индские суда. Английская флотилия готовилась к началу военных действий; пришлось освободить место на загроможденных палубах, и поэтому многие домашние птицы и свиньи претерпели изменение судьбы и очутились в водяной могиле. К счастью, на судне не было пассажиров. Направляющиеся в Европу китайские суда не бывают сильно переполнены в этом отношении, если только не хотят поразить столицы уродствами вроде «морской девушки» или «сиамских близнецов» (недавно разделенных Литтон-Бульвером, который достаточно хорошо показал, что единство между братьями, которое считается благословением, напротив, бремя).

В самое короткое время все было готово, и индийская флотилия продолжала двигаться легким ходом, не стремясь к столкновению, но и не избегая его.

С наступлением вечера французская эскадра стала против ветра; поведение врага заставило ее быть осторожной. Французский адмирал нашел нужным удостовериться при ярком солнечном свете, не составляют ли поенные суда части английской флотилии; все суда вели себя слишком спокойно и решительно, и это вполне оправдывало его подозрения.

Теперь англичанам следовало решить, должны ли их суда воспользоваться темнотой ночи и попробовать спастись бегством, или ждать того, что принесет следующий день.

Силы французов были значительны и сосредоточены; ост-индские «купцы», напротив, были слабы: на каждом судне насчитывалось не более шестидесяти английских моряков, на китайских не имелось ни одного англичанина; немногие, еще находившиеся на них, перешли волонтерами на суда ост-индской компании. При этом командор Денс выказал рассудительность и мужество. По его мнению, во время попытки скрыться флотилия неизбежно разбилась бы на части, и многие суда были бы окружены французской эскадрой, а захваченные поодиночке, они, конечно, превратились бы в добычу врага.

Того же мнения держались все капитаны ост-индских судов, которые успели вечером снестись между собой, и во всех жило решение, согласное принципу: «Держаться вместе и биться до последней минуты».

Флотилия легла в дрейф на ночь с зажженными огнями; матросы крепко спали. Китайцы и ласкары расположились группами и толковали о том, как им страшно ждать приближавшегося сражения, на которое люди могли идти ради национального чувства или охраны частного имущества, а ни то, ни другое нисколько не занимало их.

Наступило утро; французскую эскадру увидели милях в трех от английской флотилии, с подветренной стороны. Адмирал Линуа думал, что если бы вереница судов состояла из купеческих бригов и шхун, она постаралась бы ускользнуть, а потому в течение ночи поставил свои суда так, чтобы они были готовы к нападению на добычу. Заметив теперь, что английские суда не постарались увеличить расстояние между собой и французами, Линуа был неприятно поражен.