— Ладно, — вздохнул Рикард. — Я согласен.

А в голове у него пронеслась шальная мысль: если он хорошенько напьется и не сможет взобраться на лошадь, чтобы вовремя вернуться в замок, то…

Рикард припустил коня настолько, насколько это позволяла ему лесистая местность. Четверо его спутников мчались следом, не отставая. Адель де Монтальбан справлялась с лошадью ничуть не хуже своих спутников. Ее слова, что в верховой езде она ни в чем не уступает мужчинам, оказались не пустой похвальбой.

Приблизительно в то же время, когда Филипп разбирался с подвязками Бланки, пятеро наших молодых людей выехали на вершину холма и увидели в двухстах шагах перед собой опрятный двухэтажный дом посреди большого двора, обнесенного высоким частоколом. С противоположной стороны усадьбы, возле самой ограды, голубой лентой извивался широкий ручей.

— Ого! — изумленно воскликнул Симон. — У лесника, видать, губа не дура — такой домище себе отгрохал! У него, наверное, целая орава ребятишек.

— Вовсе нет, — вяло возразил Рикард. — Лет двадцать назад, когда еще не был до конца построен Кастель-Бланко, этот особняк служил охотничьей резиденцией Рикарду Наваррскому, отцу графа Бискайского. А лесник здесь новый, у него нет ни жены, ни детей. Сам он родом из Франции…

— Вот как! — перебил его Эрнан. — Значит, раньше Кастель-Бланко принадлежал графу Бискайскому?

— Да. Восемь лет назад король отобрал у Александра этот замок вместе с охотничьими угодьями и подарил его Маргарите на ее десятилетие.

— Понятно…

— И лесник живет один в таком большом доме? — отозвалась графиня. — А как же лесные разбойники?

— Разбойничьих банд здесь нет, — ответил Рикард. — Но время от времени эту усадьбу грабят — правда, все местные крестьяне, и то по мелочам, чтобы не сильно злить Маргариту.

Эрнан слушал его разъяснения и поражался, с какой нежностью Рикард выговаривает имя женщины, которую сегодня ночью собирается убить.

«Кто бы мог подумать, — мысленно сокрушался он, — что можно убивать не только из ненависти, но и из любви! Воистину, пути Господни неисповедимы… Впрочем, пути Сатаны тоже…»

В припадке сентиментальности Эрнану вдруг пришло в голову, а не послать ли ему к черту все политические соображения, немедленно разыскать Маргариту и рассказать ей все — пусть она сама решает, как поступить с Рикардом. Однако он быстро преодолел свою минутную слабость. В конце концов, Филипп его друг и государь, интересы Филиппа — его интересы, и служить ему — его первейшая обязанность…

Тем временем они въехали во двор и приблизились к конюшне, возле распахнутых ворот которой их встречал слуга Эрнана, Жакомо.

— Те люди уже явились, монсеньор, — сообщил он с почтительным поклоном.

— Какие люди? — удивленно спросила Адель.

— Да, Жакомо, что за люди? — Эрнан украдкой подмигнул слуге, давая ему понять, что дама не посвящена в их планы. — И где, кстати, хозяин усадьбы?

— Мастер лесник отправился за хворостом, — сказал чистую правду Жакомо, а дальше принялся импровизировать, приправляя правду вымыслом: — Тут неподалеку был пойман преступник, и из Сангосы прибыли люди, чтобы на месте допросить его.

Адель охнула:

— Преступник? Бог мой!.. Симон, помогите мне. — Опершись на его плечо, она спрыгнула с лошади. — А где эти… эти люди?

— В подвале, госпожа.

— Они п-пытают его? Но почему не слышно…

— Его еще не допрашивали, госпожа. Но если и будут пытать, криков вы не услышите. Под домом не подвал, а настоящее подземелье. Некогда Рикард Наваррский, наследник престола, устроил там пыточную камеру, где тайком мордовал схваченных врагов и своих слуг, заподозренных в измене. Жуткий был тип, отец нынешнего графа Бискайского. Там, в той камере, я такие инструменты видел!..

Графиня вздрогнула и прижалась к Симону.

— Очень интересно, — сказал Эрнан. — А как ты думаешь, Жакомо, эти люди не станут возражать, если мы спустимся к ним, чтобы взглянуть на преступника?

— Думаю, что нет, монсеньор.

— Только без меня! — Адель брезгливо поморщила нос. — Ненавижу преступников, они так противны!.. Лучше я пойду купаться, пока еще не похолодало. Вы со мной, Симон?

Тот вопрошающе взглянул на Шатофьера. Эрнан улыбнулся ему одними лишь уголками губ и утвердительно кивнул. Симон понял, что на его долю выпало далеко не самое худшее — отвлекать внимание графини.

— Да, Адель. Конечно, я провожу вас.

— А может, искупаемся вместе? — спросила она, уже направляясь вместе с ним к небольшой калитке, выходившей к ручью.

Гастон глядел им вслед, ухмыляясь.

— Наш Симон разгулялся вовсю. Но, надеюсь, хоть одно доброе дело он сделает… вернее, не дело, а будущего графа де Монтальбан. И у меня появится еще один племянник — сын мужа моей сестры.

— Однако ты циник еще тот, — покачал головой Эрнан. Он подождал, пока калитка за Симоном и Аделью затворилась, и обратился к Рикарду, готовый в случае отказа мигом сгрести его в охапку и зажать ему рот: — Так что, виконт, сходим поглядим на преступника?

Рикард понуро кивнул:

— А почему бы и не взглянуть? Ведь я тож… Вот только выпить бы мне…

— Жакомо сейчас все приготовит. А пока идемте, господа, посмотрим на преступника.

Через несколько минут после того, как молодые люди свернули за угол дома, где находился вход в подземелье, у ворот ограды появился мужчина лет шестидесяти с охапкой хвороста в руках. Жакомо быстрым шагом направился к нему.

— Преступника уже привезли, хозяин, — сказал он.

— Да, я видел, — произнес лесник с сильным акцентом. — И пусть господа простят, что я не поспешил приветствовать их. Не шибко мне хотелось встречаться со злодеем.

— Да ничего, ничего. Все в порядке, хозяин.

Лесник тяжело вздохнул:

— Ох, не нравятся мне эти дела, вельми не по нутру. Боюсь, перепадет мне от госпожи, что я без ее позволения…

— Не беспокойся, хозяин, госпожа еще поблагодарит тебя. Ведь бумага у тебя есть — так чего же переживать? Покажешь ее госпоже, когда она потребует. Пойми, ты делаешь ей большую услугу.

— Это я разумею…

— Вот и ладушки, — ухмыльнулся Жакомо, подражая Шатофьеру. — Да, еще одно. Вместе с нами приехал господин с женой, сейчас они купаются в ручье, а когда воротятся, будь так любезен, накорми их, попотчуй тем вином, что я привез, и приготовь им постель. Возможно, они захотят отдохнуть, а то и останутся переночевать.

— О, с этим нет проблем, — заверил его лесник. — За господином с женой я поухаживаю с великой охотностью. Мне приятно будет послужить гостям, которые не имеют никаких жутких дел.

— Им ты скажешь, что мы взяли вино и отправились прогуляться пешком в лесу. Что мы приехали с преступником, они не знают, и не говори им ничего.

— Хорошо, хорошо…

— А если кто-нибудь сюда наведается, ты ни о чем не знаешь.

— Ну, конечно, конечно…

— А также позаботься о наших лошадях, — добавил Жакомо и направился к углу дома, за которым скрылись господа.

А тем временем трое молодых людей вошли в дальнее помещение подвала, которое до жути напоминало самую настоящую пыточную камеру.

В помещении находилось четверо человек. Один из них был Гоше, слуга Филиппа; он сидел за ветхим столом, напротив одетого в черное человека лет тридцати пяти — сорока. На столе стояла початая бутылка вина, три зажженные свечи и чернильница. Перед человеком в черном лежало несколько листов чистой бумаги и полдюжины новых перьев.

В противоположном конце камеры пылал вставленный во вделанное в стену кольцо факел. Рядом, возле жаровни с тлеющими углями, хлопотали двое раздетых до пояса громил, раскладывая на полу зловещего вида инструменты, о назначении которых было нетрудно догадаться.

Завидев вошедших господ, все четверо вскочили на ноги и поклонились.

— Ваша светлость, — сказал Гоше Шатофьеру. — Вот те самые люди, которых мы ждали: младший секретарь управы города Сангосы мэтр Ливорес, а также мастер городской палач с подручным.