Взобравшись на вершину холма, они увидели, что караван Яноса Сабера преспокойно едет вниз, в долину. В последней повозке, свесив ноги с заднего края, сидел исалани и ел большой яркий апельсин. Гуда указал на него Боуррику, и принц покачал головой.
— Ну и молодец, а?
Гуда неторопливо затрусил по дороге, и Боуррик принудил себя последовать за ним, хотя его руки и ноги были, как мокрая вата. Через несколько минут они нагнали последнюю повозку; Боуррик влез сзади, а Гуда уселся рядом с возницей; Сули побежал вперед, к фургону повара.
Боуррик глубоко вздохнул и посмотрел на человека, которого спас от трех воинов. Ничего примечательного в этом исалани не было — кривоногий, небольшого роста, лицом похожий на хищную птицу. Большая, асимметричная, почти квадратная голова торчала на Длинной узловатой шее. Вокруг основания головы и над ушами еще оставались пучки волос — чтобы напрочь избавиться от растительности на голове, ему надо было помочь природе совсем немного. Исалани ухмыльнулся, взглянув на Боуррика, и его глаза превратились в узкие щелочки; кожа имела золотистый оттенок, который Боуррику доводилось видеть всего несколько раз — у жителей Ламута, цурани по происхождению.
— Хочешь апельсин? — весело спросил исалани хриплым голосом.
Боуррик кивнул, и этот странный человек вытащил апельсин из дорожного мешка, с которым он ни за что не хотел расставаться во время стычки с тремя всадниками. Боуррик очистил фрукт, вытащил дольку и высосал из нее сок, а исалани достал еще один апельсин и протянул его Гуде. Тот спросил:
— Из-за чего это все было?
Их новый попутчик пожал плечами, продолжая улыбаться.
— Они решили, что я их обжулил в карты. И очень разозлились.
— А ты правда их обжулил? — спросил Боуррик.
— Возможно, но это неважно. Они тоже пытались обжулить меня.
Боуррик кивнул, словно ему было все понятно.
— Меня зовут Бешеный.
— И я такой же иногда бываю, — улыбка исалани стала шире. — В остальное время меня называют Накор Синий Наездник.
— Синий Наездник? — переспросил Гуда.
— Иногда меня видели верхом на прекрасном вороном жеребце, одетым в роскошную накидку ярко-синего цвета. В некоторых местах я очень знаменит.
— Но это место к таким не относится, — вставил Гуда.
— К несчастью, нет. Вот он я перед вами, относительно неизвестный. Однако в те времена, когда у меня есть вороной жеребец и синий плащ, я быстро становлюсь известен в тех местах, по которым проезжаю, потому что устоять передо мной могут немногие.
Боуррик оглядел его рясу.
— Похоже, сейчас другие времена.
— И опять я должен сказать — увы! Потому что это опять правда. Мой жеребец пал, поэтому ездить на нем сейчас затруднительно, а плащ я проиграл в карты человеку, который передергивает лучше, чем я.
Услышав эти слова, Боуррик рассмеялся.
— Ну ты, по крайней мере, более честный жулик, чем те, кого я обычно встречал.
Накор посмеялся вместе с ним.
— Я обжуливаю только тех, кто пытается обжулить меня. С теми, кто честен со мной, я тоже играю честно. Обычно основная трудность заключается в том, чтобы найти честных партнеров.
Боуррик кивнул. Странный невысокий человечек ему понравился.
— А сколько честных людей ты повстречал за последнее время?
Накор выразительно пожал плечами и покачал головой.
— Пока ни одного. Но все же не теряю надежды когда-нибудь повстречать такого.
Боуррик рассмеялся опять — и над собой, побежавшим выручать этого ненормального, и над самим ненормальным.
С наступлением ночи повозки были составлены вокруг костра — эта традиция родилась вместе с караванами. Янос Сабер не оставил Боуррика в неведении относительно его, хозяина каравана, мнения о тех охранниках, которые ввязываются в заварушки, вовсе их не касающиеся, и поинтересовался у Гуды: куда делись его мозги, если он отправился следом. Мальчика он простил — от него разумного поведения ждать не приходится.
По неизвестной причине Янос Сабер не обратил никакого внимания на то, что исалани без приглашения присоединился к его каравану. Боуррик был уверен, что странный маленький человек каким-то образом зачаровал обычно сурового караванщика, но это означало, что у исалани были те или иные магические таланты. Или же он так искусно прятался в последней повозке, отстоящей на пять повозок от той, где ехал Янос, что караванщик о нем и не знал. Боуррик подумал, что даже его дядя Джимми не мог бы похвастаться ничем подобным.
Принц вспомнил Джеймса и снова забеспокоился. Как добраться до дворца императрицы и передать Джеймсу, что он жив? После рассказа Сули о том, что он услышал в доме губернатора, принц сделал вывод, что в заговоре участвуют очень влиятельные люди, вельможи императорского двора. С приближением Эрланда ко дворцу его будут подстерегать все новые опасности.
Сидя у костра, Боуррик опять погрузился в свои мысли. Между его теперешним местом пребывания и воротами дворца лежала еще долгая дорога. Он задремал после горячей еды, но подошел Гуда и, легонько пнув, разбудил принца.
— Твоя очередь стоять на часах, Бешеный. Боуррик поднялся и заступил на дежурство вместе с двумя другими солдатами; каждый из них обходил треть периметра их лагеря, бормоча те самые слова, которые всегда — бормотали стражники на протяжении всей истории.
— Джилог! — крикнул Гуда.
Боуррик приподнялся на локте и бросил взгляд между Гудой и возницей. Стражников хватало, поэтому они имели возможность по очереди лежать на тюках шелка, едущего из Вольных городов и дремать на полуденном солнце. С вершины холма можно было разглядеть город на горизонте. Город был приличных размеров. По меркам Королевства он считался бы одним из крупнейших, но Боуррик давно обнаружил, что по сравнению с Кешем Королевство было заселено очень скудно. Принц снова задремал. В Джилоге они проведут ночь, а утром отправятся дальше, в Кеш; стражники и проводники предвкушали веселую ночь в городе.
Днем раньше они обогнули северные отроги Стражей — гряды, с запада огораживающей Оверн-Дип. Теперь вдоль по течению реки Сарн они направлялись к городу Кешу. По обеим сторонам дороги виднелись небольшие фермы и деревни. Боуррик понимал, почему водить караваны по внутреннему Кешу было безопасно. Вблизи столицы никаких беспорядков не допускали.
— Что там? — пробормотал Гуда.
Боуррик поднял голову и увидел, что на подступах к городу отряд всадников устроил нечто типа заставы, останавливая всех проезжающих.
— Может быть, они ищут меня, — прошептал Боуррик в ухо Гуде так, чтобы не услышал возница.
Глаза Гуды, повернувшегося к своему молодому напарнику, излучали гнев.
— Ну надо же! Ты ничего не хочешь мне рассказать, прежде чем меня потянут в имперский суд? — злым шепотом произнес он. — Что ты сделал?
— Они считают, что я убил жену губернатора Дурбина.
Гуда горестно схватился пальцами за переносицу.
— Ну почему я? Что я такого сделал, чтобы прогневать богов? Ты действительно ее убил. Бешеный? — спросил он, глядя Боуррику прямо в глаза.
— Нет, конечно нет.
Гуда, прищурившись, довольно долго смотрел на Боуррика.
— Конечно нет, — он вздохнул. — Если мы окажем сопротивление имперским властям, они подвесят нас, как дичь, быстрее, чем мы успеем рассказать об этом. Вот что я тебе скажу: если спросят, ты мой родственник из Одоскони.
— А где это? — спросил Боуррик; первые повозки уже поравнялись с всадниками.
— Это маленький городок у Гряды Покоя, неподалеку от Кампари. Чтобы туда попасть, надо проехать не одну сотню миль по Зеленому долу — немногие туда ездят. Очень мало вероятности, что кто-нибудь из солдат там когда-нибудь бывал.
Первая повозка замедлила ход и остановилась; к тому времени как остановились остальные повозки, Боуррик, Гуда и все прочие стражники уже вылезли из повозок и подошли к караванщику — а вдруг застава была фальшивая? Но, судя по тому, каким тоном обратился офицер к Яносу Саберу, это были настоящие имперские войска — офицер вел себя так, будто не предполагал неповиновения. Каждый человек в его отряде был одет в ярко-красную шелковую рубаху и металлический шлем с оторочкой из меха леопарда по краю. У каждого были пика, меч и лук, привешенный позади седла. Все солдаты выглядели старыми вояками.