Гуда поднял мальчика и посадил его в седло ближайшей лошади.

— Тогда тебе лучше побыстрее научиться. Если начнешь падать, хватайся за гриву и держись!

— Они сейчас за нами погонятся, — сказал Боуррик, сев в седло. — Давайте…

— Нет, — возразил Накор. — Я перерезал у остальных лошадей подпруги и уздечки. — Он продемонстрировал огромный, зловещего вида нож, взявшийся словно ниоткуда только затем, чтобы подтвердить его слова. — Но все равно лучше выехать, а то прибегут остальные — посмотреть, что за шум.

На это никто не стал возражать, и они поехали; Сули едва мог держаться в седле. Немного отъехав, Боуррик спешился и подтянул для Сули стремена. Лошадь мальчика, почуяв неопытного наездника, готовилась ко всяким проделкам, и Боуррику оставалось только надеяться, что Сули не очень сильно расшибется при падениях наземь — а падения при таком обороте дел неминуемы,

— ехать предстояло быстро.

— Что это было? — спросил Боуррик Накора, когда они выехали из разбуженного города Джилога.

— Да так, небольшой магический трюк, я тут не-давно его узнал, — ответил исалани ухмыляясь. Гуда, изобразив рукой знак защиты, спросил:

— Ты чародей?

— Конечно, — рассмеялся Накор, — разве ты не знал, что все исалани способны на разные трюки?

— Ты и к окну так же пробрался? — спросил Боуррик. — Ты, наверное, взлетел при помощи магии?

Накор засмеялся громче.

— Нет, Бешеный. Я встал на спину лошади!

Чувствуя радость освобождения, Боуррик пустил лошадь галопом. За ним последовали и остальные, пока глухой удар о землю и громкий крик не оповестили их о том, что лошадь сбросила Сули.

— Наверное, это самый неторопливый побег из всех, — сказал Боуррик, оборачиваясь посмотреть, не очень ли ушибся Сули.

Шли заключительные приготовления к первому дню празднования семидесятипятилетнего юбилея императрицы. Эрланд никогда не видел ничего подобного представшему перед ним сооружению. Несколько столетий лучшие инженеры Кеша подновляли, расширяли, добавляли новые детали, пока не образовался комплекс, который даже нельзя было окинуть одним взглядом. Перед Эрландом лежал гигантский амфитеатр, вырезанный в стене плато, на вершине которого покоился верхний город — императорский дворец, построенный благодаря искусству архитекторов, поту строителей и крови рабов. Амфитеатр мог вместить пятьдесят тысяч человек — больше, чем население Рилланона и Крондора, вместе взятых.

Эрланд сделал знак своим спутникам следовать за ним — приближался чае, когда и ему надо будет сыграть роль в этом грандиозном спектакле. Кафи Абу Харез, его всегдашний гид, и сейчас был рядом, готовый ответить на любые вопросы.

— Кафи, сколько времени потребовалось, чтобы все это построить?

— Не одна сотня лет, ваше высочество, — ответил уроженец пустыни. Он указал вниз, на край огромной выемки, сделанной в стене плато. — В минувшие века там, на границе нижнего города, император Кеша Суджинрани Канафи — его называли Великодушным — решил, что закон, не разрешающий тем, кто не относится к чистокровным, оставаться на ночь на плато, лишает граждан возможности наблюдать многие официальные церемонии, особенно те, которые могли бы подтвердить великодушие Суджинрани, а также — публичные наказания и казни. Он подумал, что подобные зрелища могли бы оказаться весьма поучительными для многих. Поэтому император постановил, чтобы весь склон плато, считая его основание, входил в состав верхнего города. Тогда и был построен маленький амфитеатр вон там внизу. Край скалы был стесан, и те, кому запрещен вход в верхний город, смогли снизу наблюдать придворные церемонии.

— С тех пор амфитеатр увеличили в несколько раз, — вставил Локлир.

— Да, — подтвердил Кафи. — Один только вход переделывали пять раз. Ложу императоров перестраивали трижды, — он указал на огромное сооружение, над которым нависал шелковый балдахин невероятных размеров — Эрланд и его свита как раз поднимались в том направлении по широкому пандусу. Кафи, остановив принца, показал ему ложу императрицы. — Та, Которая Есть Кеш, да благословят боги ее имя, будет оттуда наблюдать празднества. Ее золотой трон покоится на невысоком помосте, вокруг которого удобно разместятся ее родственники, слуги и особы королевской крови. Только те, в чьих жилах течет самая благородная кровь, могут быть допущены в эту ложу. Остальным вход туда заказан под страхом смертной казни.

Указав на ряд лож, высота которых становилась тем меньше, чем дальше располагались они от ложи императрицы, Кафи продолжал:

— Те, кто сидит рядом с императрицей, — представители самых знатных семейств, они входят в Галерею лордов и мастеров.

— Кафи, на этом уровне свободно могут встать не то пять, не то шесть тысяч человек, — заметил Эрланд.

— Может быть, и больше, — кивнул уроженец пустыни. — Идемте, я покажу вам остальное.

Он подвел принца и его спутников к парапету, откуда открывался вид на другой уровень. Дворяне, которые должны были представляться раньше принца, обгоняли их, едва отвлекаясь на ходу, чтобы отвесить принцу Островов легкий поклон. Эрланд заметил с полдесятка туннелей, выходивших в широкий проход позади лож.

— Неужели они все идут из дворца? — спросил Эрланд.

— Да, — ответил Кафи..

— Я думал, соображения безопасности императрицы перевесят заботу об удобстве тех придворных, которым приходится спускаться сюда из дворца пару раз в год. По этим туннелям нападающие легко могут попасть во дворец.

— По-моему, здесь все ясно, мой юный Друг, — пожал плечами Кафи. — Поймите, чтобы угрожать дворцу штурмом, враг должен занять нижний город, а если враг в нижнем городе, значит, Империя уже потеряна. Это же сердце Империи, и. прежде чем враг пройдет сюда, надо, чтобы сто тысяч кешианских гвардейцев легли мертвыми на подступах к городу. Понимаете?

Эрланд, подумав, кивнул.

— Пожалуй, вы правы. Но мы, живя на острове в море, по которому плавают десятки других народов, смотрим на эти вещи несколько иначе.

— Я понимаю вас, — сказал Кафи. Он указал вниз, на место между ярусом лож и нижней площадкой амфитеатра. Камень был срезан огромными ступенями. Дюжина лестниц, ведущих снизу к ложам, уже была до отказа забита нарядно одетыми горожанами. — Там будут сидеть мелкопоместные дворяне, мастера гильдий и зажиточные купцы — кто на подушках, кто на голом камне. Центральный проход остается свободным для тех, кто представляется императрице. Вы, ваше высочество, войдете после дворян Кеша и перед представителями народа — как обычно входят все послы. Императрица оказала вам честь, решив принять вашу делегацию раньше остальных, — основываясь на том, что по своему величию Королевство Островов стоит сразу после Кеша.

Эрланд, услышав этот импровизированный комплимент, бросил на Джеймса косой взгляд.

— Благодарим ее величество за любезность, — сказал он.

Если Кафи и уловил сарказм, то никак не показал этого. Он продолжал как ни в чем не бывало:

— Простым людям дозволяется смотреть праздник с крыш, с противоположной стороны и с других, не менее выигрышных мест.

Эрланд взглянул на нижний город — выстроенные в шеренги солдаты удерживали тысячные толпы горожан. На противоположной стороне улицы, которая проходила мимо амфитеатра, люди заполнили крыши и выглядывали из каждого окна. У принца захватило дух, когда он представил, сколько здесь собралось людей.

— Вряд ли они много увидят, — сказала Гамина, шедшая рядом со своим мужем.

— Может быть, — отозвался Кафи, — но до Суджинрани Канафи они вообще ничего не видели.

— Господин мой Абу Харез, — обратился к нему Локлир, — могли бы мы с вами обсудить речь, которую приготовил мой принц к торжественному слу-чаю, чтобы убедиться, что мы не нанесем нечаянного оскорбления вашим традициям?

Кафи понял, что его хотят на время удалить, но отказываться не было причин, поэтому он позволил Локлиру увести себя, оставив Джеймса, Гамину и Эрланда. Поблизости можно было видеть слуг, занимавшихся последними приготовлениями. Конечно, подумал Эрланд, есть среди них и шпионы.