Вакк раздавил каблуком жука, а затем почистил каблук о ножку стула.
– Мы заставить эти жрецы пожалеть, что они нас не любить.
– Кое-кто из торговцев готов к нам примкнуть, – вступил в разговор Ивлизар. – Нам есть что терять. Те из нас, кто посвятил себя искусству врачевания…
– Расхитители трупов, ты имеешь в виду? – презрительно фыркнул Ходур.
Эльф высокомерно выпятил подбородок.
– Вообще-то я предпочитаю называть их вдохновителями новой жизни. – Обернувшись к Ринде, он продолжил: – Так вот, те из нас, кто занимается врачеванием, имеют обширные знакомства. С кем мы только не поддерживаем связь – и с магами, и с травниками, и с могильщиками. Никто, кроме жрецов, не наживается при таком властелине, как Кайрик. Он ведь управляет Твердыней, словно это его личное поместье. Представь, насколько хуже пойдут дела, когда у него не останется соперников!
– А ты что же? – спросила Ринда, подозрительно глядя на Ходура. – Кого ты представляешь?
– Н-никого, – заикаясь, пробормотал карлик. – Я просто пообещал представить их и сгладить первые минуты знакомства, после того как они узнали, что церковь выбрала тебя в качестве следующего создателя священного писания.
– Разумеется, Ходуру в любом случае пришлось бы сообщить мне о вашем затруднении, – заметил Физул. – Как член Зентарима, он обязан был это сделать…
Ринда уставилась на карлика, не веря своим ушам.
– Ах ты, предатель, – прошипела она, – Сколько же это длится? Давно ты стал шпионом?
– Задолго до того, как познакомился с вами, – ответил Физул. – Мы заслали его сюда под видом пьяницы, чтобы он докладывал о вашей деятельности. Вы так наловчились тайком отправлять людей из города, что мы уже начали, беспокоиться, что вдруг какой-нибудь особо важной персоне удастся ускользнуть от нас незаметно. Разумеется, я говорю вам об этом только по одной причине: теперь, когда у нас один общий враг, мы все должны быть предельно честными.
– Рин, я никогда…
– Не притворяйся, будто раскаиваешься, – оборвала его девушка. – Даже если ты говоришь искренне, Ходур, я тебе не поверю. Видят боги, я всегда просила тебя поосторожнее высказываться на людях, но я и думать не могла, что именно ты и шпионишь для Зентарима.
– Будьте реалисткой, – сказал Физул. – Мы предлагаем вам возможность предотвратить вселенскую катастрофу. – Он понимающе улыбнулся. – Разумеется, вы могли бы убить себя, но раз вы никогда не были особенно преданны ни одному из богов, то все равно попали бы в царство Кайрика. К сожалению, другого пути для вас нет – либо мы, либо он.
Ринда поднялась и подошла к закрытым дверям.
– В любом случае это никакой не тайный сговор, – с горечью сказала она, мотнув головой в ту сторону, где через дорогу засел шпион. – Ищейки Миррормейна, расставленные у дома, наверняка все слышали – и драку, и спор. Они тут же донесут патриарху, а это означает конец сговору.
– Вряд ли, – произнес Физул с невыносимым удовольствием. – Шпион в доме напротив и еще один на крыше, а также все прочие, расставленные поблизости, увидят и услышат, и учуют только то, что мы захотим. То же самое относится к Кайрику. О, не надо удивляться. Неужели вы действительно полагали, что он позволит такой важной персоне бродить по трущобам без всякого надзора с его стороны? Нам пришлось еще до начала разговора с вами заняться соглядатаями.
– Но вы не можете ослепить бога. Для этого понадобился бы… – Она сглотнула и нервно оглядела комнату.
«Да, Ринда, – произнес мягкий голос отовсюду и ниоткуда, он звучал из стопок пергамента, из ободранных углов, внутри самой Ринды. – Для этого понадобился бы другой бог, который спрятал бы тебя от Принца Лжи. Темные дела Кайрика волнуют многих на небесах. Настало время действовать против него самого и его лживой книги».
– Но почему я? – спросила Ринда, в голове у нее царила неразбериха. – Что вам от меня-то нужно?
«То же самое, что хочет получить от тебя Кайрик, – твое мастерство каллиграфа и летописца, – спокойно пояснил голос. – Я тоже хочу, чтобы ты написала историю жизни Кайрика, только я расскажу тебе правду. Имея это правдивое жизнеописание Принца Лжи, мы сможем показать тем, кто ему поклоняется, каким он может быть опасным и коварным».
Комната поплыла перед слипающимися глазами Ринды. Груды тряпок, шаткие столы и стулья, фигуры заговорщиков – все это зарябило и расплылось, как бывает в кривом зеркале. Когда, наконец, кружение прекратилось, люди и предметы исчезли, растворившись в вспышке ирреальности. А за разрушенным фасадом оказалась темная башня безнадежности, созданная из Кайриковых планов для нее. Однако теперь это не был одинокий шпиль посреди открытого моря возможностей. Вокруг него вздымались тысячи других шпилей, таких же черных и зловещих. Они заполнили весь мир от горизонта до горизонта.
– Когда начнем? – услышала Ринда собственный голос. Она знала, что должна задать именно этот вопрос, который от нее ждало таинственное божество.
Последовавший ответ тоже оказался до Жути знакомым.
«Прямо сейчас, – произнес божественный голос, наполнив ее сознание давно скрываемой правдой о Повелителе Мертвых. – Мы, конечно, начнем с самого начала…»
«Хотя человек может попытаться вырвать из божественных дланей поводья своей судьбы, все равно он рождается по милости Природы и связан сотнями нитей с теми, кто его окружает. Таким образом боги удостоверяются, что смертные неотделимы от мира тяжкого труда и печали. Кайрик из Зентильской Твердыни не был исключением.
Он родился в самый жаркий месяц лета. Его мать, нищая певичка, не могла заработать своим голосом даже медяка, распевая на уличных углах. Как многие отчаявшиеся женщины в трущобах, она зарабатывала скудные крохи, продавая свое тело офицерам в зентиларских казармах. Таким образом, рождение Кайрика было заклеймено позором, а его судьба определена на ближайшие десять лет.
Надеясь вызвать хоть каплю жалости у зентилара, ставшего отцом ее ребенка, мать Кайрика отправилась к нему, чтобы вымолить несколько серебряных монет на прокорм сына. Офицер, дремучий увалень, не имевший почти никаких средств и еще меньше амбиций, отрицал связь с девкой. Она продолжала настаивать, и тогда он пригрозил убить ее, а ребенка продать в рабство.
Мать и ребенок стали жить из милости чужих людей. Содержатели таверн, судомойки, уличные певцы и карманники – все давали, кто сколько мог, чтобы эти двое не умерли с голоду. Но боги все же не решили, какова будет дальнейшая судьба Кайрика, иначе история могла закончиться на этом. Движимый жадностью и ненавистью, отец Кайрика наведался в трущобы. Он убил мать Кайрика, а плачущего младенца забрал в качестве платы за причиненное неудобство.
Не успев сделать первый шаг, произнести первое слово, Кайрик был продан в рабство. Так он оказался в королевстве торговцев, в Сембии. В том краю бездетные семьи часто покупали младенцев из-за того, что по закону их состояния могли угодить в государственную казну, если не передавались по наследству. Виноторговец Астолфо купил Кайрика по сходной цене. В последующие годы он не раз проклянет это приобретение, как самое худшее вложение денег, какое он когда-либо делал.
Кайрик рос в роскоши, ни в чем не нуждался. Первое время он, видимо, был всем доволен и даже счастлив. Однако шли годы, и он постепенно начал сознавать легкое пренебрежение со стороны своих сверстников и их родителей. Причину этого он узнал, только когда ему исполнилось десять зим, – оказалось, он родился не среди изысканных дворцов Сембии, а на задворках Зентильской Твердыни, которую во всем Фаэруне считали городом зла и разложения.
Мучимый стыдом и отчаянием, страстно желая, чтобы родители доказали ему свою любовь, Кайрик изобразил побег. Однако прежде чем родители успели броситься на поиски, его схватил местный патруль и вернул домой. Весть об этом приключении быстро разнеслась по всем дворцам, и к мальчику начали относиться с еще большим недоверием.
Кайрик пробыл в Сембии еще два года. Дела Астолфо пошатнулись, торговые связи оборвались. Едва уловимые насмешки переросли в открытое презрение. Кайрик, достигший возраста, когда сын начинает изучать отцовский промысел, принялся допытываться у родителей о своем происхождении. Родители не только ничего не стали скрывать, но даже выразили сожаление, что приняли в цивилизованный дом зентильского отпрыска. Тогда Кайрик пригрозил уйти из дому, но Астолфо и его жена даже пальцем не шевельнули, чтобы остановить мальчишку.
На следующее утро слуги в доме Астолфо нашли тела хозяина и его жены. Судя по маленьким грязным следам вокруг кроватей, кто-то прокрался в спальню и убил их во сне. Таков был кровавый подлый удар, нанесенный Кайриком престарелому богачу и его раскормленной жене.
Следующие дни Кайрик пробирался на север через Сембию к черным стенам Зентильской Твердыни. Там, как он рассуждал, убийство родителей послужит тому, что его примут с распростертыми объятиями. Тем не менее, юноша почти ничего не знал о том, как выживают за стенами богатых домов: не прошло и десяти дней, как он оказался на краю пустыни, умирающий от голода, охваченный лихорадкой.
То, что произошло следом, можно считать улыбкой Тиморы, обратившей свой лик к несчастному ребенку, или вниманием Бешабы, осыпавшей его еще большими несчастиями. На радость или на беду, Кайрика нашли в пустыне лазутчики Зентарима и спасли ему жизнь. А еще они заковали его в цепи, подготовив к торгам, которые были устроены в конечном пункте их пути – Зентильской Твердыне.
Таким образом, Кайрик вернулся туда, где родился, опять закованный в цепи, опять отданный на милость работорговцев и купцов…»