Поймав мяч на наших сорока ярдах, я кинулся к правому краю поля, но на моем пути уже маячили оранжевые шлемы противников. Трое бросились ко мне с явным намерением произвести захват с левой стороны. Я остановился как вкопанный и переменил направление, устремившись к нашей голевой линии, чтобы по ней перебраться на другую сторону поля. Игрок Клемсона почти догнал меня на отметке в семнадцать ярдов, но его тут же перехватил наш защитник Джим Лэндон. Какое-то время они бежали вровень со мной. Потом я обернулся и увидел нечто поразительное: наша линия обороны практически распалась; все игроки моей команды смотрели, как я несусь вперед, а за мною гонятся все одиннадцать «тигров». Цепочка моих преследователей растянулась на пятьдесят ярдов. Но мои товарищи не ограничивались пассивным созерцанием. Стоило сопернику оказаться у меня на пути, как сразу кто-нибудь из наших подрезал его, производя захват. Я словно летел внутри колоннады. Тот день подарил мне фантастические мгновения. Я ощущал себя самым реактивным, ловким и обаятельным парнем, когда-либо дышавшим чистым воздухом Клемсона. Я достиг тридцатиярдовой линии противника даже скорее, чем предполагал. На поле не было ни одного «тигра», способного мне противостоять. Когда я пересек голевую линию, я упал на колени и поблагодарил Бога, сделавшего меня столь быстрым и позволившего пережить поистине королевские, незабываемые эмоции.

А потом Джордж Ланьер принес нам еще одно очко, и мы остановили атаку парней из Клемсона на наших двадцати трех ярдах. Прозвучал финальный свисток. На поле хлынули болельщики. Если бы они раздавили меня, я бы, как пишут в книгах, умер в минуту своего высочайшего триумфа. Фоторепортер подловил момент, когда Салли отыскала меня в толпе, прыгнула мне в объятия, вопя от восторга, и поцеловала в губы. На следующее утро снимок попал в спортивные разделы всех газет штата, наверняка достиг и Пельзера.

В одном из ресторанов комплекса «Файв пойнтс» [184]родители устроили нам праздничный ужин. Мы просидели до полуночи. Я покидал столик, понимая, что этот восхитительный день позади, отчего мне было немного грустно.

На следующей неделе автомобильные бамперы по всей Южной Каролине пестрели наклейками: «Попробуй обойти Винго, Клемсон!» А в воскресном выпуске газеты «Коламбиа стейт» спортивный обозреватель Герман Вимс посвятил мне целую колонку, назвав спортсменом-интеллектуалом и величайшим секретным оружием в истории южнокаролинского футбола. В статье приводились слова тренера Басса: «Он отнюдь не лучший футболист, но я никогда не сумею убедить в этом команду Клемсона».

В последнем абзаце Вимс писал, что я встречаюсь со студенткой, которая считается первой по успеваемости. Вдобавок она необыкновенно хороша собой. Эта часть заметки нравилась Салли больше всего.

Черед две или три недели ко мне явилась целая делегация от САЭ во главе с Бу Гайаром. Меня спросили, не желаю ли я вступить в их братство. Я вежливо отклонил предложение. В течение года меня приглашали еще в семь братств, однако я неизменно отвечал отказом. Никогда еще слово «нет» не звучало для меня с такой неземной красотой. Община «Три Дельты» отправила к Салли самых красивых и влиятельных студенток, настаивающих на том, чтобы она немедленно пополнила их ряды. Лучезарно улыбаясь, Салли сказала:

— Девочки, лучше поцелуйте меня в мой провинциальный зад.

Мне очень понравилась эта фраза.

Больше у меня никогда не бывало столь полного преображения. Все оставшееся время учебы я неплохо играл в футбол, понимая, что щедрость судьбы на этом кончилась. Одарила меня золотом один раз и сочла, что хватит. Будь я по-настоящему талантлив, мне бы выпало много таких дней. А так я должен считать себя счастливчиком и везунчиком, что получил хотя бы один. Впрочем, я не имел права жаловаться. Ведь когда мне было совсем скверно, я встретил девушку, которую буду любить всю жизнь. И потом, фортуна улыбнулась мне, подарив целый день славы, дала почувствовать, каково быть знаменитым. К моему удивлению, ничего особенного.

После окончания колледжа мы с Салли поженились в Пельзере. Люк был моим шафером, а Саванна — подружкой невесты. Медовый месяц мы проводили на острове Мелроуз, в двухкомнатном домике, который Люк построил себе возле моста, получив от отца два акра земли. Саванна решила погостить неделю у родителей. Люк, чтобы не мешать нам, ночевал на своей лодке. Я водил и возил Салли по всем своим любимым местам, рассказывая о жизни прибрежных низин.

По вечерам, обнимая меня, Салли шептала:

— Вот закончу медицинский колледж, и у нас появятся замечательные малыши. Нам уже сейчас нужно учиться их любить.

В то долгое лето мы повторяли самую прекрасную и нежную главу в истории мира. Неторопливо и деликатно мы изучали каждую тайну, каждый секрет, что хранили наши стыдливые тела. Наша близость напоминала длинное стихотворение, написанное щедрым языком пламени.

Медовый месяц закончился, и я пошел к Люку помощником. Мы с Салли поднимались на рассвете и ехали на причал, где стояли суда ловцов креветок. Отец отплывал первым. Люк следовал за ним. Я помогал брату забрасывать сети и следил, чтобы они нигде не запутались и ни за что не зацепились. Набив трюм креветками и присыпав их сверху льдом, я мыл палубу. Люк стоял у штурвала «Мисс Саванны», держа курс на Коллетон. С каждого фунта пойманных креветок брат платил мне десять центов; так что когда я начал работать в Коллетонской школе учителем английского языка и футбольным тренером, на моем банковском счете уже были деньги.

В конце августа журнал «Сатердей ревью» [185]напечатал первое произведение Саванны в специальном выпуске, посвященном молодым поэтам. Бандероль пришла одновременно с уведомлением о том, что призывной статус Люка изменен на 1-А [186]. Саванна написала антивоенное стихотворение, не зная, что война постучится в нашу семью.

На следующий день Люк заглянул к нам с Салли после работы.

— Что вы думаете насчет этой вьетнамской заварухи? — спросил он.

— Когда она только началась, Салли заставила меня уйти из Службы подготовки офицеров резерва, — сообщил я, подавая брату чашку черного кофе.

— Из мертвых мужей получаются никудышные отцы, — заметила Салли. — Тому нечего там делать.

— Я вряд ли сумею отвертеться, — вздохнул Люк. — Вчера звонил в призывную комиссию старине Ноксу Доббинсу. Он заявил, что отмазывать ловцов креветок они больше не будут. Якобы этой публики и так предостаточно.

— Что ж, Доббинс нашел радикальный способ уменьшить их численность, — сердито произнес я.

— Том, так они могут и тебя загрести? — уточнил брат.

— Они не призывают учителей мужского пола из провинциальных районов Южной Каролины. Поэтому государство считает, что нам можно платить нищенскую зарплату. А мы будем сидеть тихо и не искать себе другого места, чтобы не загреметь во Вьетнам.

— Ты видел хоть одного вьетнамца? — поинтересовался Люк.

— Как-то разговаривал в Колумбии с желтым парнем. У него китайский ресторан.

— Ну так он из Китая, — вмешалась Салли. — Это не одно и то же.

— По мне — одно и то же.

— Мама считает, что я должен идти служить, — невесело усмехнулся Люк. — Нас ведь учили любить Америку.

— Вот мы и любим. Но при чем тут Вьетнам? Он что, американцам угрожает? — рассуждал я.

— Я ответил матери, что не люблю Америку. Я люблю округ Коллетон, а остальную часть вьетнамцы могут забирать себе. Самое паршивое, что придется лодку продавать.

— Не надо, — запротестовала Салли. — На будущий год, когда начнутся каникулы, Том будет плавать вместо тебя. Так мы сможем хотя бы покрывать выплаты за лодку.

— Пойми, Салли, Том не для того учился в колледже, чтобы ловить креветок, — возразил Люк.

— Том получил образование, чтобы самостоятельно решать такие вещи, — вмешался я. — Хочу сам сделать выбор. Почту за честь поддерживать твою лодку в порядке, пока ты не вернешься.

вернуться

184

«Five Points» («Пять лучей») — торгово-развлекательный комплекс в городе Колумбия, штат Южная Каролина.

вернуться

185

Литературный еженедельник, ориентированный в основном на Соединенные Штаты. Издавался в 1924–1986 гг.

вернуться

186

То есть годен без ограничений во все виды войск.