— За нами будут следить. Как мы сидим в рукодельной и рукодельничаем.

— Рукодельничать можно по-разному. У меня есть план… Надо проникнуть в комнату Себастьяно и порыться в его сундуках с одеждой…

— Ага…

Должна предвосхитить события и сообщить почтенной читающей публике, что сей план удался блестяще. Я таки проникла в покои щенка Монтаньи и скрала два его выходных костюма. И самолично пришила к плечам его колета издырявленные гульфики, а к парадным штанам — кучу разноцветных ленточек, что в изобилии имелись в рукодельной. А Оливия изрезала его дорогие кружевные воротники… Словом, получилось отменно, а главное, никто нас не заподозрил — мне даже удалось незаметно вернуть все в сундук. Мы смиренно вышивали, а Себастьяно поминал весь ад, глядючи на испорченные костюмы… Но это уже неинтересно. Вперед, мое перо!

Прошло две недели из отведенных нам в качестве наказания, а его светлость все не возвращался. Жизнь в замке текла в своей колее, мы с Оливией каверз не совершали, нахлебники продолжали благополучно объедать великого поэта, и от скуки у меня стали даже мочки ушей болеть. Чтобы окончательно не свихнуться на вышивании, я решила заняться разбором книг, в беспорядке сваленных в библиотеке, — это все были новинки поэзии, недавно вышедшие из печати. Все старолитанийские поэты считали священным долгом присылать свои публикации его светлости в надежде быть особо отмеченными и приглашенными к с голу герцога, а то и ко двору королевской фамилии. Ничего удивительного, была бы я поэтессой, тоже стремилась бы к славе за счет анапестов и сонетов. Одним ямбом сыт не будешь, знаете ли… Но и это неважно. Важно то, что я снова встретила мессера Софуса.

Произошло это душной сентябрьской ночью, когда все замерло в ожидании близкой грозы. Вокруг пахло раскаленным железом, в черном небе проскакивали извилистые молнии, ветер умер, и я, мучаясь от жары, распахнула окно и встала, опираясь о подоконник, жадно вдыхая липкий воздух. Положение отравляло обычное женское недомогание, которое всегда проходило безболезненно, а тут я просто места себе не находила от боли, и не помогали обычные в таких делах отвары мяты и мелиссы.

Огненный шар возник передо мной из ниоткуда. Я застыла изваянием и только смотрела, как этот воплощенный ужас медленно вплывает в мою комнату, бешено вращаясь, разбрасывая искры и натужно гудя, как стая рассерженных шмелей. Вот он прошел, почти опалив кожу на лице, вот он замер над левым плечом.

— Мамочка, — прошептала я, что, разумеется, было полной глупостью — уж кто-кто, а мамочка точно помочь бы мне не смогла, ибо бросила меня в самом невинном возрасте, как вы помните.

Шар резво взлетел к потолку, и я закрыла глаза — сейчас он ударится о потолок и взорвется, и в этой мучительной вспышке погибнет юная Люция Веронезе, так и не ставшая капитаном каперской баркентины… Я настолько реально ощутила свою смерть, что следующее мгновение потрясло меня еще сильней — я услышала легкий смех и голос:

— Дорогуша, не надо бояться! Это я! Ах, все это моя страсть к дешевым эффектам… Ну, дорогуша, откройте ваши очаровательные глазки!

Я повиновалась. Огненный шар исчез, наполнив воздух крошечным облаком золотых искорок с ароматом ванили. В этом облаке парил мессер Софус и насмешливо смотрел на меня.

— Мессер, это вы! — только и вымолвила я. — Как давно я не имела чести встречаться с вами!

— Был за гранью, дорогуша, не мог тебя навестить…

— За какой гранью? — удивилась я.

— Грани бывают разными, — молвил мессер и плавно опустился в кресло. Золотые искорки кружились вокруг и теперь пахли пудрой для париков.

— Не понимаю, — развела руками я.

— Со временем поймешь, дорогуша. Я помогу. Ты постигнешь великую истину о том, что мир устроен совсем не так, как ты привыкла его воспринимать через свои чувства и ощущения. Мир гораздо, гораздо богаче, милая Люция. Присядь, расскажи мне, как тебе живется.

— Благодарю вас, мессер, очень хорошо. Моя юная госпожа настоящая засранка…

— И ты ее за это обожаешь, верно? — прищурил глазки-бусинки мессер Софус.

— Похоже, что так, — улыбнулась я. — Нам не скучно вместе. Я за всю свою жизнь не жила так интересно! С Оливией никогда не знаешь, как начнется и как кончится день. Правда, в последнее время мы с нею в основном рукодельничаем.

— И много нарукодельничали?

— Почти два гобелена, мессер, — с гордостью отрапортовала я. — Я научилась трем видам глади, мессер! И еще я могу делать мережку!

— О, я восхищен! Но ты же понимаешь, дорогая девочка, что в жизни тебе предстоят куда большие подвиги, чем мережка и гладь.

— Да! — я радостно захлопала в ладоши. — Вы сделаете меня капитаном корабля?

— Не сейчас, дорогая, не так скоро. Сейчас ты мне нужнее здесь. В замке.

— А… для чего?

— Для сдерживания.

— Чего?

— Детка, за время моего отсутствия ты повредила слух? Я же ясно сказал — для сдерживания.

— Но что я должна сдерживать?

— Правильнее сказать: кого.

Я открыла было рот, но мессер Софус поднял изящную лапку:

— Молчи и слушай.

Я замерла.

Мессер заговорил:

— Наша Вселенная — не единственная, Люция. Есть множество других, неисчислимое множество. Некоторые из них параллельны друг другу и не подозревают о существовании других миров. Некоторые же имеют точки пересечения, а что такое точка пересечения, ты понимаешь, ибо даже ты неплохо изучала геометрию.

— Да, мессер…

— Эти точки — тоже вселенные, Люция. Мы называем их «пункты переброски».

— Мы?!

— Разумеется. Ты ведь не думала, что я такой один, хотя в своем роде я, конечно, уникален…

— Но кто вы такие?

Мессер улыбнулся, обнажив клыки — они сверкали, как раскаленные угли:

— Я называю нас попутчиками. Мы — существа, возникшие еще до появления материи, мы — чистая энергия, и объяснять тебе нашу суть такое же бесплодное занятие, как растолковывать муравью строение табуретки, по которой он ползет.

— То есть вы видели, как возникло все сущее?

— Вот просто как тебя сейчас вижу. Мало того, дорогуша, все сущее продолжает процесс возникновения постоянно, сущее расширяется, как капля масла растекается по поверхности стекла. Большой взрыв продолжается.

— И это никогда не кончится?

— С точки зрения науки — нет. С точки зрения богословия — ты наверняка знаешь о конце всего.

— Да, но что из этого правда?

— Дорогуша, мы отвлеклись от главной темы нашего разговора. Суть ты уловила. Миров бесконечное количество. Они иногда имеют точки пересечения. Эти точки — места опасные, поскольку, по сути, являют собой проходной двор для существ из самых разных миров, не всегда дружелюбных и готовых размахивать приветственными флагами.

— Флагами?!

— Дорогуша, следи за мыслью. Ваш замок — та самая точка. До недавнего времени нам, попутчикам, ответственным за этот сектор, удавалось вполне успешно проводить политику сдерживания, особенно в отношении Черного Круга и Кластера Смерти… И все-таки кто-то пробрался.

— Как?

— Дорогуша, то, что ты видела, — клок выжженной земли, запах, разломы — это остаточное явление перехода.

— Значит, это правда! А мне никто не верил! Ну я…

— Ты сделаешь самое милое лицо и будешь помалкивать на эту тему в замке и окрестностях. И даже со своей компаньонкой ты будешь обсуждать только гобелены, пирожки и мальчиков. Твоя главная задача — наблюдать. Кто-то совершил переход с другой стороны. И очень оперативно ликвидировал последствия перехода. Так аккуратно ведут себя ликвоиды из Кластера Смерти, но какова тогда их цель?.. Ладно, это пустые предположения. Слушай меня внимательно, девочка. С сегодняшнего момента всю свою жизнь ты должна посвятить только одному: следить. За каждым существом — необязательно человеком, — которое появится в поле твоего зрения.

— Необязательно человеком? — тупо переспросила я.

— Даже за кроликом. Ты и представить себе не можешь, на что способны существа, имеющие вид здешних безобидных кроликов. Бегают этак по зарослям, юркают в норки, а норки на самом деле являются энергетическими поглотителями… Также опасны гусеницы и грибы, особенно в сочетании с курительными трубками. Да, вот еще что… Тебе нужно какое-никакое оружие. Хотя бы для самозащиты. Вот, возьми.