Мы выпили до дна и принялись за еду.

— Какое отличное блюдо — этот салат, — молвил мессер Софус. — И ведь чем больше его ешь, тем больше хочется. Колдовство какое-то!

— Значит, главный повар герцога — колдун, — хихикнула я. — Но святая юстиция не казнит его. Они просто сделают его личным поваром города Рома.

Наверное, мы довольно долго сидели за столом. Времени не чувствовалось — это все проделки мессера Софуса. Игристое вино настроило меня и Оливию на сонный лад. Падчерица дремала на диване, я сидела на полу, опершись о шкафчик, а мессер Софус просматривал документы, изредка комментируя их. Получалось, что я прямая наследница поместья в случае смерти герцога, а еще я при жизни мужа и даже без его ведома могу кому угодно подарить часть поместья или даже все целиком. Мне в связи с этим вспомнилась княжна Марыся Смидович. Она так восхищалась замковым садом! Вот бы ей подарить его! Но это надо с Оливией посовещаться. Как минимум. Когда мы протрезвеем.

Скоро я услышала забористый храп Оливии и решила кое-что обсудить с мессером Софусом.

— Мессер Софус, знаете, тут со мной такое произошло… Но я боюсь об этом говорить… Похоже, я узнала главную тайну герцога.

— Про голос у него в голове?

— Вам это известно?!

— Конечно, ведь я пользуюсь информацией самого разного плана. Герцог Альбино пошел на эту сделку ради славы и богатства, но он несчастный человек. Сейчас он в расцвете своих жизненных сил, но беда в том, что его поэтический талант угасает. Голос в голове — ненадежный друг. Вообще не друг. И герцог это понимает. Его медленно затягивают зыбучие пески тщеславия и честолюбия, и он не знает, как спастись, ведь без голоса он сейчас и детской считалки не сочинит. Может быть, тебе удастся спасти его, Люция…

— Что мне для этого сделать?

— Так сразу и не ответишь. Я подумаю. Кстати, человек в черном плаще на картине — это голос. Таким его видит сам герцог — это его мучитель и вдохновитель.

— Герцогу нужно найти новый источник вдохновения! Если б он мог влюбиться!.. К примеру…

— Посмотрим. Ладно, с документами все ясно, можно закрыть сейф. И давай еще по бокальчику. Отличное вино.

— И поросенка жареного мы практически не съели…

— Угу…

Как это было приятно — слушать храп любимой подруги и сидеть за одним столом с мессером Софусом! Он рассказывал занимательные истории из жизни галактик и звездных скоплений… Цитировал великих писателей, чьих книг мне никогда не прочесть — они написаны в другом измерении… Потом я ощутила, что тоже засыпаю и мессер Софус покидает меня, предварительно укрыв накидкой с дивана…

— Спи, дитя, — прошептал мне он.

Я улыбнулась ему сквозь сон. И заснула крепко-крепко в свою первую брачную ночь.

Глава девятнадцатая

Жизнь в новом статусе

Вот так всегда бывает: живишь-живешь, а потом бац! — и живешь по-другому. И ничего, привыкаешь.

Из проповедей Его Высокоблагочестия, т. 78

Разбудила меня Оливия. Она вскочила ни свет ни заря и принялась ругать меня за то, что мы тут с крысом пировали, а опохмелиться не оставили. И конечно:

— Ты теперь моя мачеха во веки веков! Ну, отольются тебе все мои детские слезы!

И тяжеленным томом старолитанийской энциклопедии в меня бабах! Еле увернулась:

— Оливия! Так и убить можно! Или крупно покалечить!

Она села рядом и фыркнула:

— Тебя покалечишь, пожалуй. Обжора и пьяница. То-то с утра на кухне хватились кое-чего вкусного!

— Подумаешь! Еще приготовят.

— Да тебя просто не прокормить! Коровища толстозадая! Мы так по миру пойдем!

— Кстати, о хождении по миру. Как ты думаешь, если я теперь жена твоего отца, согласится он на то, что стихи за него напишет анапестон?

— Ой, не знаю. Я еще не была в его покоях. Еще неизвестно, как он воспримет новость о том, что ты его законная супруга. Ой, не могу! Точно ничего выпить не осталось?

— Увы. Но, как законная супруга герцога, я же могу попросить Фигаро открыть винный погреб?

— Попросить можешь. А я рядом постою. Мне интересно узнать, куда пошлет тебя Фигаро вместе с просьбой.

— Тогда я отчалю в свою комнату, умоюсь и переоденусь. Ой, экселенса, что-то мне страшно.

— В смысле?

— А вдруг твой отец решит во второй раз стать вдовцом? И немедленно. Как ты думаешь: он меня задушит, выбросит из окна или просто зарежет?

— Мне самой интересно. Давай выйдем к завтраку с видом «а ничего и не случилось». И понаблюдаем за твоим благоверным.

— Ой, Оливия, что-то мне нехорошо. Я, пожалуй, посижу где-нибудь в уголочке… В кладовочке для метел можно очень хорошо устроиться… А ты мне еду будешь носить и компот. Без компота я погибну…

— Поздно. Привыкай к новому положению.

Я только всхлипнула. Все Монтессори такие безжалостные!

И мы вышли к завтраку. Я одновременно дрожала и вся обливалась потом, а моя экселенса жизнерадостно насвистывала какой-то мотивчик. Змея подколодная, радуется моему несчастью!

Герцог уже сидел за столом. Увидев нас, он изобразил какую-то непонятную эмоцию на лице.

— Доброго утра, мессер, — присела я в поклоне.

— Доброе утро, папочка, — Оливия, когда надо, может так улыбнуться, что все поколения рода Монтессори дружно перевернутся в своих мраморных гробницах. — Доброе утро, милая мамочка!

— Я тебе никогда этого не забуду, доченька, — я тоже неплохо владею искусством жуткой улыбки. Так что мы были квиты и сели за стол, не скрывая своего злоковарного торжества.

Подали мою любимую воздушную запеканку из творога, политую вишневым сиропом. В замке я стала настоящей гурманкой, хотя Оливия все время проезжалась насчет моих пышных форм. Однако запеканку она тоже обожала, несмотря на боязнь потолстеть.

Завтрак проходил в молчании, но герцог вдруг подал голос:

— Люция, я хотел вас спросить… Вы случайно не умеете толковать сны?

— К сожалению, нет, мессер Альбино. А вам приснился какой-то необычный сон?

— Да. Удивительный сон. Мне приснилась говорящая крыса, и говорила она со мной. Потом что-то случилось, какой-то провал, и я увидел себя стоящим в церкви и дающим брачные обеты юной девушке. Этой девушкой были вы, Люция. Как странно…

— Ваша светлость, я сожалею, но это был не сон. Вчера я стала вашей женой, о чем сделана запись в церковной книге поместья Монтессори.

— О небеса! — герцог схватился за голову. — Я много натворил в жизни глупостей, но чтоб такую…

Мне стало обидно.

— Ваша светлость, я тоже не в восторге от нашего брака. Но он был необходим, иначе вы и Оливия лишились бы поместья. Это, надеюсь, вы помните? Наш брак — только условие, при котором замок и окрестные угодья будут по-прежнему принадлежать роду Монтессори.

— Да, да, я вспомнил, — герцог стиснул в руке батистовую салфетку. — Вы же не просто компаньонка моей дочери, вы какая-то звездная принцесса…

— Совершенно верно.

— И что же, я теперь должен обращаться к вам «ваше высочество»?

Адский сноб!

— Никоим образом, мессер. Этот брак ничего не поменяет в наших отношениях. Я по-прежнему буду компаньонкой Оливии.

— Гм. А я уж думал сэкономить на вашем жалованье: раз вы принцесса, то наверняка состоятельная.

— Великому поэту не к лицу скаредность, — усмехнулась я. — Впрочем, я проживу и без жалованья. Если уж совсем обнищаю, заложу свою диадему. Не пропадем. На салат оливье всегда хватит.

Оливия не выдержала и захихикала. Потом посерьезнела и сказала:

— Мессер отец, Люция — ваша законная супруга. И ей вы должны ответить на вопрос — как продвигается работа над стихами для Святого престола? Меня вы можете игнорировать, я всего лишь ваша дочь, но Люции вы…

— Я понимаю, — герцог отшвырнул несчастную салфетку. — Я не могу дать ответ сейчас. Вы услышите его через три недели.

— Но через три недели наступит Новый год! День, когда вы должны представить свои стихи теодитору!