— Молчу, молчу, — Оливия изобразила крайнее смирение.

И тут затрубили трубы подъемного моста, причем несколько истерично, словно у врат было сразу несколько видов врагов.

— Опа, — неделикатно выразился Фигаро. — Их что, уже принесла нелегкая? Монти, ступай распорядись насчет врат, а я надену парадную ливрею.

Монти, главный мальчишка Фигаро, умчался к воротам замка, и мы, разумеется, рванули за ним. Кто бы ни был наш нежданный визитер, он стоил нашего пристального внимания.

Спрятавшись за одной из колонн центрального портала, мы наблюдали за тем, как опускают мост. Вообще-то зрелище было так себе, но самым важным оказалось то, что в некотором отдалении от моста, чтоб не запачкаться дорожной пылью, стояла карета, зеленая, как недозрелый лимон.

— Бэ-э, — тут же высказалась Оливия. — Это у кого так здорово с цветовосприятием?

Хуже того. На запятках кареты торчали два зелено-кислых герольда, и они синхронно протрубили в отороченные гербовой тканью трубы опять-таки нечто зелено-кислое. Трижды.

— О, слава Исцелителю! — пробормотала Оливия. — Идет Фигаро, и на нем его самая парадная ливрея, которую нам давали штопать на прошлой неделе. Теперь-то все будет чин-чинарем.

Фигаро изобразил положенный поклон и громко сказал:

— Я домоправитель замка Жемчужины, и поскольку хозяина замка, его светлости герцога Альбино Монтессори сейчас нет в этих стенах, я имею полное право узнать, кто имел честь прибыть к воротам Кастелло ди ла Перла.

И еще один поклонник, с легкой отмашечкой накидкой.

Зеленые герольды переглянулись, рассуждая, протрубить им еще раз или все-таки пощадить слух окружающих, и остановились на втором. С козел быстро спрыгнул кучер, напоминавший саранчу, и распахнул дверцу кареты, одновременно опуская позолоченные складные ступеньки. По ступенькам медленно, с невыразимым достоинством и благоприличием спустились крошечные ножки, которые я сперва приняла за лапки кузнечика, но потом все-таки разглядела на них ядовито-зеленые туфельки с золотыми бантами, светло-лимонные лосины и колет, цвета которого в зеленом мире я просто подобрать не могу.

Все мы молча и с некоторым ужасом воззрились на зеленое существо. Видимо, не у одной меня возникла мысль о том, что вместо человеческой головы у него окажется голова кузнечика либо саранчи. Но Исцелитель миловал. Голова оказалась человеческая, но до того маленькая и сморщенная, что напоминала, уж простите, усохший кабачок. Вершину головы украшала широкополая шляпа цвета зеленых яблок и обремененная павлиньими перьями. Покачиваясь под их тяжестью, кузнечикоид ступил на благословенную землю Кастелло ди ла Перла.

Мы все склонились в реверансе, и лишь Фигаро, умелец по части одновременных реверансов и вопросов, спросил:

— Кого мы имеем честь встречать на земле герцогства Монтессори?

Существо открыло рот. У него оказался неожиданно глубокий баритон:

— Я маркиз Корделио Фра Анджело, и я имею полное благословение Его Высокоблагочестия подготовить жилище герцога Монтессори к столь высокому визиту.

— А мы думали как-то сами… — донеслось из собравшейся толпы слуг, но маркиз даже не прореагировал на эту реплику. Своими огромными черными глазами он посмотрел на Фигаро и спросил:

— Вы — домоправитель?

— Так точно.

— Извольте проводить меня в мои покои и велите через шестнадцать минут подать туда свежего зеленого чаю. Без сливок и молока. После чая я жду вас у себя для обсуждения программы встречи Его Высокоблагочестия.

— Х-хорошо, — выдавил Фигаро, а кузнечикоид обвел глазами поместье и сказал:

— У вас мило. Скромно, но мило. Его Высокоблагочестие любит такие запущенные места.

Наверное, когда он делал разворот головой, я одна заметила, что глаза у него фасетчатые. И над переносицей два маленьких стебелька усиков. Что, Вторжение началось вот так просто?! Мессер Софус, я просто не дождусь встречи с вами!

Меж тем маркиза Корделио проводили в его покои (на самом деле это были покои Фигаро, но там царил всегда идеальный порядок, так что сами понимаете). Слуги собрались внизу на кухне и помалкивали, что было вообще-то для них нехарактерно. Мы с Оливией шли в библиотеку.

— Ты заметила? — спросила Оливия.

— Имеешь в виду фасетчатые глаза и усики?

Руки, нет, скорее, псевдоподии, с зацепками, как у саранчи. Рукава камзола это скрывают, но я же люблю подсматривать там, где скрыто. И еще ему очень трудно двигаться коленками вперед.

— Значит, это не человек, это монстр. И самое интересное, что этот монстр объявил себя распорядителем торжеств по случаю прибытия Его Высокоблагочестия. Как ты думаешь…

— Его Высокоблагочестие — тоже какое-нибудь насекомое?

— Не исключено.

— Ну, будем надеяться, что они носят мирный характер, очеловечились, приняли нашу культуру…

— Люция, ты че гонишь? Саранча примет человеческую культуру? Самка богомола? Пауки? Скорпионы? Сороконожки?

— Ой, ну подожди, прямо так сразу-то… А вдруг этот кузнечик — он свидетельство чуда Его Высокоблагочестия, единственный экземпляр. Ну, помнишь, в детской книжке все читали: «вывихнуто плечико у бедного кузнечика». Никто же не знает продолжения, а может, вот как раз Его Высокоблагочестие и спас несчастное насекомое, и оно теперь ему верно служит.

— Люция, какая ты все-таки дура. Я считаю — это нашествие.

Меня прямо в грудь толкнуло. Но я не могла пересказывать Оливии свои беседы с мессером Софусом.

— У тебя точно паранойя, Оливия. Начитаешься всяких запрещенных романов на ночь: «Человек-паук губит Галактику», «Человек-таракан насилует земных принцесс». Лучше бы почитала стихи какие-нибудь.

— Ага, «Путешествие по аду» моего папаши, где все муки и грешники описаны так, словно он с ними за ручку здоровался. Уж лучше человек-паук. Знаешь, сколько у паука яиц?

— Отстань! Фу, гадость, я пойду, переоденусь к обеду. И вообще, раз тут это зеленое нечто появилось, надо вести себя благородно и достойно, чтоб потом от герцога не влетело.

В своей комнате я осмотрелась. Здесь всегда было чисто — и благодаря моим усилиям, и благодаря старательности горничной. На кровати было разложено свежее платье — значит, о переодевании к обеду подумала не я одна. Платье было темно-зеленого цвета, а по подолу были вышиты салатовые листочки и цветочки. Мало того, полагался геннин с темно-зеленой вуалью. Если учесть, что геннин я не носила со времен пансиона, то становилось ясно — это ужесточение местных правил.

Когда я вышла в обеденный зал, мне показалось, что я гуляю в парке. Все дамы и мужчины были одеты в одежды самых разных оттенков зеленого цвета, а самые подобострастные — в оттенки маркиза Фра Анджело. Самое ужасное, что даже на Оливии были лосины цвета пекинской капусты и туника цвета репы.

— Интересно, — молвила Оливия, — а за обедом нам тоже репу будут подавать. Или тушеное сено?

Молодые люди, оставив свои обычные вольности, подвели дам к столу и сами расположились стоя, ожидая высокого гостя. Оказалось, гость не может никуда впереться без своих герольдов. Сначала вошли они, протрубили какое-то яростное безобразие, а затем уже изволил войти маркиз Фра Анджело. Интересно, подумала я, а в туалет он тоже с герольдами ходит, дважды — до и после? Или ему — как кузнечикоиду — человеческие уборные ни к чему?

Маркиз остановился у своего кресла и оглядел зал огромными глазами.

— Приятно видеть такое общество, — молвил он. — В столь гармонично выбранных цветах нарядов. Прошу садиться, господа.

Нет, все-таки сел он коленками вперед, за этим я проследила.

Начали подавать блюда.

— Я взял на себя смелость, — подал голос кузнечикоид, — ознакомить вас с блюдами, которые обычно подают у меня за столом. Надеюсь, вы будете довольны. Пареное с цукатами сено особенно удается в этом сезоне, и хотя Его Высокоблагочестие отказывается от столь скромной пищи, я тем не менее по-прежнему убежден в ее высокой полезности. Приятного аппетита!

— Ну я как в воду глядела, — мрачно сказала Оливия. — Слышь, ты, репа есть?