Развитие самоуничижения начинается весьма схожим образом с высокомерием, но в его основе лежат и существенные различия. Для укоренения в их душе дракона самоуничижения дети должны испытывать на себе со стороны родителей или воспитателей завышенные ожидания, оправдать которые они явно не способны. Такие родители зачастую являются идеалистами, у которых имеются высокие стандарты по отношению к своим детям, и они делают свою любовь к ним условной, чтобы стимулировать детей на реализацию их завышенных ожиданий. Они ожидают, что их ребенок будет получать в школе наивысшие отметки, покажет лучшие результаты на спортивной площадке или будет играть на фортепиано, как тот юный виртуоз, которого они видели по телевидению. Нередко такие родители в детстве сами были в числе первых учеников в школе или добивались высоких результатов на спортивных соревнованиях, и теперь они добиваются таких же показателей от своих детей. В некоторых случаях родители придерживаются высоких требований исповедуемых ими религий или культурных традиций, по отношению к которым ребенок принципиально не может достичь уровня требуемого стандарта. Для ребенка четырех лет просто невозможно сидеть за обеденным столом без того, чтобы не повертеться, не попеть или не поразговаривать. Если при этом сидящий за столом ребенок снова и снова вызывает к себе немилость и упреки родителей, то в его душе подготавливается отличная почва для укоренения дракона самоуничижения.

Такой ребенок постепенно убеждается, что никакие его самые героические попытки не способны удовлетворить его родителей. У малыша развивается ужас перед неизбежным провалом во всех этих нескончаемых тестах и проверках его на соответствие предъявляемым требованиям. Результатом является его постоянное ощущение своей вины и необходимости просить прощения за то, что он не является таким, каким его хотят видеть. Он начинает раболепствовать перед взрослыми, и у него автоматически вырабатывается манера поведения человека, раскаивающегося в своих поступках, поскольку он уже заранее знает, что в будущем его ожидает неизменный провал. Этот страх перед провалом и следующее за этим подтверждение обоснованности их страхов порождает в нем ощущение неизбежности неудачного результата. Поскольку ребенок верит в неизбежность провала, он неизменно терпит неудачу. Как следствие, в них развивается определенный способ самозащиты, заключающийся в осознании собственной правоты вопреки переживаемой ими неудачи. «Я знал, что не смогу этого сделать. Но, по крайней мере, я был прав. Просто не буду больше пытаться повторить этот печальный опыт», — рассуждает он. После тысячи таких инцидентов в душе ребенка прочно пускает корни дракон самоуничижения.

Под воздействием дракона самоуничижения у ребенка развивается привычка сопровождать все свои слова и поступки извинениями или предупреждением о своей некомпетентности в том, за что он берется. Принимаясь за что-либо для них новое, к примеру, обучаясь езде на велосипеде, такие дети неизменно скажут: «Я такой неуклюжий. Обязательно свалюсь где-нибудь. Но вы не обращайте внимания». Вынужденные задать вопрос, эти дети, вероятнее всего, опустят глаза в пол и промямлят что-то вроде: «Простите меня, наверное, ничего не понимаю в том, что говорю, но позвольте мне задать вам вопрос?»

Зачастую эти дети настолько обеспокоены предъявляемыми к ним требованиями, что в разговоре прикрывают рот руками, делая свою речь совершенно невразумительной и труднодоступной для понимания. Своим жестом они словно хотят сказать: «Я знаю: все, что я говорю, не имеет никакого значения и, вероятно, вызывает у вас только критическое отношение, поэтому будет лучше, если вы вообще не услышите то, что я говорю».

Такие дети принимают ориентацию людей маленьких и незаметных, словно стремящихся спрятаться от окружающего их мира. Голова их наклонена к земле, плечи развернуты вперед и опущены, словно они пытаются прикрыть свое столь ранимое сердце. Иногда они вжимают голову в плечи, как черепахи, прячущиеся в панцирь а ожидании возможного нападения. Походка у них нерешительная, а руки обычно прикрывают наиболее уязвимые части тела. Им свойственно держать руки скрещенными на груди либо прикрывать одной рукой солнечное сплетение, а другой — рот или подбородок. Часто они подносят руки к горлу, оберегая и защищая эту область тела.

В попытке стать меньше ростом и перед страхом подвергнуться внезапному нападению эти дети приобретают тенденцию сокращать глубину своего дыхания. Своей манерой поведения они напоминают человека, прячущегося от неприятеля в кустах и сдерживающего дыхание, чтобы не выдать свое присутствие. Поскольку они все время пребывают в подобном состоянии, циркуляция крови в их организме нарушается, конечности их становятся холодными, а сами они выглядят бледными и нездоровыми. При ограниченном попадании воздуха в легкие сокращается и снабжение кислородом мозговых клеток, отчего у детей этого типа нарушается память и снижается способность к ясному мышлению. Производимое ими безрадостное впечатление усугубляется еще и тем, что они, как правило, не выглядят достаточно развитыми физически.

Такие дети идут по жизни в неизменном сопровожу доний дракона самоуничижения. Они заранее отказываются от попытки самоутвердиться или ознакомиться с чем-то для них новым, что лишает их необходимого жизненного опыта. При ужесточении этой жизненной позиции они могут совершенно отказаться от встреч с представителями противоположного пола и вести жизнь в полном одиночестве, считая себя слишком уродливыми и недостойными привлечь к себе чье-то внимание. Они неспособны понять, что в основе притягательности человека для окружающих лежит не физическое совершенство, а его энергичность и жизнелюбие.

Каролина была шестым или седьмым по счету ребенком в большой католической семье. Хотя ее родители, ирландцы, принадлежали к рабочему классу, они предъявляли жесткие требования к учебе своих детей и приобретению ими профессиональных навыков в самостоятельной жизни. Каролина не выделялась среди остальных детей ни красотой, ни способностями, и хотя считалась успевающей ученицей, успехи ее были затенены достижениями ее старшей сестры. Она ощущала недостаток энтузиазма, с которым ее родители приветствовали приносимый ею табель успеваемости за четверть, проигрывающий в сравнении с отметками старшей сестры. Она словно жила в постоянной тени, отбрасываемой ее более способными братьями и сестрами. Почва для укоренения дракона самоуничижения была подготовлена.

Хотя Каролина не подвергалась мерам физического воздействия или прямого унижения, она все время ощущала на себе отсутствие достаточной теплоты и внимания. В довершение к этому Каролина исправно посещала церковно-приходскую школу, где ей внушили ответственность за страдания распятого на кресте Иисуса Христа и мысль о первородном грехе. Она восприняла это близко к сердцу и почувствовала глубокое к себе презрение за то, что она является таким ужасным, полным греха человеком. Она прониклась мыслью, что не имеет никакого права испытывать к себе чувство уважения. Она решила, что должна делать все возможное для искупления своих грехов и пороков.

После окончания женской католической школы она единственная из своей семьи начала учебу в колледже, прежде чем поступить в местный университет, которому было куда как далеко до Гарвардского, в котором обучались два ее старших брата, поступившие туда сразу после школьной скамьи. Кроме того, на всем протяжении обучения в школе и в первые годы пребывания в колледже Каролина чувствовала себя слишком уродливой, чтобы ожидать свидания с каким-нибудь молодым человеком, и ей оставалось только прятать от них глаза и тяжело вздыхать.