У Катарины сердце перевернулось. Сегодня же, хотелось ей закричать, сегодня же я вытащу тебя отсюда и отвезу туда, где ты сможешь переждать, пока мы не выясним, что они с тобой сделали! Но, конечно, она не сделала ничего подобного.

И тут, в затянувшемся молчании, заметила, что Майкл поводит головой. Словно показывает на свои же колени.

Она опустила взгляд, увидела, что он шевелит указательным пальцем правой руки, и не сразу, но поняла.

Он писал пальцем по простыне, так незаметно, что никто бы не догадался.

– Конечно, сможешь, – сказала она. – И доктор Джеймсон говорит, что ты молодец. «ЗАБЕРИ МЕНЯ», – сказали его пальцы. Быстро глянув на Джеймсона, чтобы убедиться, что тот целиком погружен в работу на компьютере, она со значением наклонила голову, потом, не отрывая взгляда от сына, сказала: – Сегодня, – и подняла правую руку к животу, растопырив четыре пальца так, что большой оказался спрятанным за ладонью. – Сегодня я останусь здесь с тобой. Ты рад?

Катарине показалось, что когда она сказала «сегодня», глаза Майкла метнулись на ее растопыренную ладонь. Понял ли он, что она сообщила: побег назначен на четыре часа утра?

Он подмигнул ей. Значит, и впрямь понял.

– Готово!

Значение этого слова не сразу дошло до Роба. В течение трех часов, которые Эл провел за терминалом по соседству с тем, за которым трудился Фил Хауэлл, Роб, как завороженный, следил за бесчисленными списками файлов, бегущими перед глазами астронома. Они текли час за часом, пока суперкомпьютер, расположенный в соседнем зале, прочесывал все доступные ему компьютеры в поисках файлов, имеющих данные о коде ДНК. Когда он находил эти данные, то сравнивал их не только с тем файлом, который сам же определил как на 97 процентов соответствующий формуле ДНК неведомого организма, но и с остальными 23 созданными им файлами.

К тому времени, как Эл подал голос, были обработаны тысячи файлов, и каждый из них удлинял список выраженных в цифрах формул ДНК – генетических кодов крошечных одноклеточных, тысяч подвидов водорослей, мхов, папоротников, кустарников и деревьев, а также червей, насекомых, пауков, рептилий, амфибий, рыб и всех известных человеку теплокровных созданий.

Самым же захватывающим было то, что в каждом файле обязательно обнаруживалась формула, хотя бы отчасти дублирующая ту или иную последовательность знаков, полученную компьютером при обработке сигнала из даль-р него космоса. Компьютер педантично указывал процент таких совпадений для каждого файла. Хотя полного совпадения данных, по мнению компьютера, не было даже в первом приближении, все больше и больше сегментов сигнала, пришедшего к нам из удаленной на 15 миллионов световых лет спиральной галактики, соответствовали тому или иному сегменту ДНК различных земных организмов.

В целом, Фил Хауэлл был уже почти уверен, что доказательства неопровержимы: мало того, что жизнь существует не только на планете Земля. Ее базовые строительные элементы, то есть четыре выделенных земными учеными азотистых основания, были найдены и на других планетах.

Не только сама жизнь универсальна, но и формы ее, когда их наконец обнаружат, должны оказаться тождественными...

Ход мыслей Роба был резко прерван встряхнувшей его рукой.

– Роб, очнись! – повторил Эл Калама. – Я взломал директорию. Что теперь?

Роб стремительно повернулся к терминалу, над которым несколько часов кряду горбатился Эл. Директория «Серинус» наконец поддалась и разбилась на несколько субдиректорий, в каждой – десятки, а то и сотни файлов.

– Можешь там порыться? – озабоченно спросил он, пробегая взглядом по видимой части длинного списка файлов, скрытых под именами-шифрами.

– Запросто. А что искать?

– Имена. Для начала – Майкл Сандквист, Джош Малани, Киоки Сантойя. Потом... поищи Марка Рейнолдса и еще одного... – Роб порылся в памяти, – Шелби. Шейн Шелби из Нью-Джерси. И пока хватит.

Пальцы Эла запорхали над клавиатурой, набирая имена. Потом он нажал на «Ввод», и появился список из 15 файлов, по пять в каждой из трех субдиректорий директории «Серинус».

Пока Роб раздумывал, в какой из файлов заглянуть первым, от соседнего терминала донесся тихий перезвон, и Фил Хауэлл тихо, тоном глубочайшего благоговения вымолвил:

– О, Боже...

Роб не сразу понял, что этот звук значит.

Это был сигнал, запрограммированный Хауэллом на тот случай, если суперкомпьютер найдет совпадение с тем файлом, который он обрабатывает, среди сотен тысяч других.

Не частичное совпадение.

Даже не совпадение на 99%.

Только полное, только абсолютное совпадение.

Но это же невероятно! Они знали, что представляет собой данная формула, знали, что нет никакой возможности, чтобы совпадение было полным, – по крайней мере, не на этой планете! И все-таки сигнал прозвучал.

С учащенно забившимся сердцем Роб пошел взглянуть на экран Хауэлла.

Там загорелась одна строчка. И как только Роб увидел ее, так его охватило ощущение, что это уже было, что он уже видел этот экран, это имя файла, точно в такой же обстановке когда-то раньше. Потребовалось мгновение, чтобы понять, что знакомо ему отнюдь не имя файла.

Название директории, в которой этот файл находился.

Директория «Серинус».

– Эл, – тихо позвал он. – Ну-ка иди взгляни.

Эл Калама, не вставая с кресла, перегнулся через перегородку и посмотрел на экран, от которого не мог оторваться Фил Хауэлл.

– О, Боже, – прочитав полный адрес файла, прошептал и он, бессознательно подражая Хауэллу. – Что, черт возьми, происходит?

Через полчаса им все стало ясно.

Такео Йошихара совсем не лгал, когда рассказывал, что его служащие нашли что-то похожее на жеоду, в которой находилось органическое вещество. Но теперь Роб знал то, чего не знали ни Йошихара, ни те ученые, которых он специально собрал, чтобы исследовать эту субстанцию и найти ей применение, – группа, которой он дал название «Серинус». Роб знал, откуда прибыла к нам эта сфера.

Хотя появилась она из чрева Земли, вытолкнутая наружу яростным подземным жаром, источником ее была тайна, разгадать которую удалось лишь благодаря соседству со случайным открытием Фила Хауэлла.

И внезапно Роб понял: предмет, находящийся в центре внимания проекта «Серинус», – не жеода.

Это семя.

Семя, которое залетело сюда так давно, что сроку этому нет исчисления, с планеты такой далекой, что ее не видно с Земли. Более того, с планеты, которой нет вот уже пятнадцать миллионов лет.

Семя это, несомненно, было одним из многих тысяч, может быть, миллионов семян, разосланных по вселенной. Большая часть их, тысячелетие за тысячелетием, так и мчится в холодных глубинах космоса.

Некоторые упали на звезды и мгновенно сгорели.

Еще меньшая, самая малая доля упала на планеты, при падении зарывшись глубоко в поверхностный слой. Семена дремали там, внизу, и ждали. Время от времени магма выталкивала их на поверхность, и они раскрывались.

Если условия не подходили, если химический состав атмосферы был сбалансирован неудачно, – жизнь внутри семени погибала.

Но иногда, кое-где, какое-нибудь из семян, раскрывшись, обнаруживало атмосферу, благоприятствующую его развитию, и жизнь, законсервированная внутри, начинала себя воспроизводить.

Кое-где на планетах ростки взошли, и началась эволюция.

И жизнь умершей планеты – планеты, давным-давно уничтоженной вспышкой звезды, вокруг которой она вращалась, – нашла свое продолжение.

– Скольким же, – задумчиво произнес Роб, едва понимая, что говорит вслух, – скольким же планетам они достались?

Фил Хауэлл ответил не сразу, а когда заговорил, то с таким трепетом, что стало ясно: он мыслит так же.

– Не они, – сказал он. – Мы. Мы – вот что произошло из этих семян. Не неведомые инопланетяне послали нам этот сигнал. Его послали нам мы сами.

Полночь.

Еще четыре часа.