— Что-то долго, — произнесла она, пытливо глядя на Рассохина. Тот и бровью не повёл.

— Где мой брат?! — повысила она голос, но тут увидела, как из-за угла дома показались двое.

Высокий, крепкий мужчина и её Ваня, которого было почти невозможно узнать.

Всклокоченный, в грязном балахоне, тощий, весь какой-то изломанный. Он даже идти не мог самостоятельно — бугай его вёл, а Ваня, низко опустив косматую голову, еле-еле переставлял ноги. Но когда он чуть приподнял голову, она ужаснулась ещё больше. В этом разбитом, отёкшем лице со сломанным носом и вывороченными губами, подёрнутыми корочкой запёкшейся крови, не осталось ничего Ваниного. Багровые, заплывшие веки едва размыкались. Вместо синих глаз — совсем узенькие щёлочки. Грязно-бурый балахон вблизи оказался свитером. Из растянутого ворота торчала тощая шея и жутко выпирали ключицы, острые, в ссадинах и гематомах.

В первый миг Анита оцепенела. И лишь когда его подвели к самым воротам, очнулась от ступора. Ваня слабо шевельнул разбитыми губами, но она услышала лишь тихое мычание, а потом из этих щёлочек выступили скупые слезинки.

— Что вы с ним сделали?! — всхлипнула она.

— Езжай. Вон уже такси вас ждёт, — кивнул на дорогу Рассохин.

Всю дорогу таксист поглядывал на Ваню в зеркало заднего вида, но никаких вопросов не задавал. Молча привёз, молча уехал.

Дошли они с трудом. Ваню приходилось ловить и поддерживать. Его так шатало, будто ноги совсем не держали. Наверное, так и было, потому что как только они поднялись в квартиру, Ваня обессиленно сполз по стене на пол и несколько минут не шевелился.

Стянув с брата грязные тряпки, она отвела его в ванную. Потом переодела в чистое и вызвала скорую. До самой ночи они проторчали в травмпункте, куда их отвезла неотложка, затем вернулись домой. Лечь в больницу Ваня отказался категорически.

— Доой хоу, — мычал он и сильно нервничал.

Анита вопросительно посмотрела на врача.

— Ну, лучше бы, конечно, было полежать под наблюдением, — в ответ на неё немой вопрос пожал плечами сонный травматолог. — Но, в принципе, как таковой угрозы для жизни нет. Полный покой только ему нужен, ну и хороший уход… Что-то он совсем у вас отощал. Не кормите? А, ну и телевизор, компьютер, смартфоны там, ну всё такое, исключить. Спать побольше. Какие принимать препараты — я написал. Ну, если станет хуже, снова вызывайте скорую.

Глубокой ночью, когда Ваня уже уснул в своей комнате, Анита не выдержала. Наверное, это глупо, а может, даже цинично — прощаться с Эйсом вот так… особенно после того, что она совершила. Но сейчас, когда страх за брата утих, терзавшее её чувство вины душило невыносимо, разъедало изнутри как кислота. Вряд ли ему от этого станет легче, но всё же…

Жаль только, что позвонить ему никак нельзя. А так бы хоть раз ещё услышать голос Эйса…

Анита придумала отправить ему сообщение в Telegram. Всего несколько фраз написала. Да и те никак не могла связать. Несколько раз удаляла и снова искала нужные слова. Ну нет таких слов, чтобы выразить всё то, что рвало душу. То ей казалось, что звучит пафосно, то плаксиво, то глупо…

В конце концов, она написала просто: «Прости меня. Я очень перед тобой виновата. Но я просто не могла поступить по-другому». Помедлив, она отправила вдогонку ещё одно: «Я тебя люблю».

Остаток ночи она так и пролежала без сна. Думала про Эйса. Пыталась сдержать слёзы. Но думать про него было слишком больно — это как теребить и рвать свежую глубокую рану.

А когда рассвело, в дверь позвонили. Сердце тут же чуть не выскочило из груди. Лившиц, холодея, подумала Анита. Там же какие-то проблемы с диском были. Зря они вернулись домой! Лучше бы в гостиницу какую-нибудь отправились из травмпункта.

Может, затаиться? Нет, глупость, конечно. Лившиц, а скорее всего, Рассохин по его поручению, без неё не уйдёт. А надо будет — так и дверь вскроет.

Она поднялась с кровати, натянула халат, по привычке мельком взглянула в зеркало. Лицо от слёз опухло и покраснело. Да и плевать. Перед кем там красоваться?

Внутренне замирая от страха, она подошла к двери в тот самый миг, когда звонок опять повторился. Вздрогнув, Анита отомкнула замок и… дыхание у неё перехватило. За дверью стоял Эйс…



С минуту оба просто смотрели друг на друга, без единого слова. Но в такие моменты взгляды красноречивее и откровеннее любых слов. Да и невозможно столько всего высказать, сколько Анита увидела в глазах Эйса: и негодование, и облегчение, и разочарованное «как ты могла?», и болезненно-жгучее «люблю». И столько же всего без слов сказала ему сама…

Внизу хлопнула подъездная дверь, разорвав этот их молчаливый разговор. Анита отступила и распахнула дверь пошире, приглашая его войти.

Эйс разулся в просторной прихожей, снял куртку, водрузил на плечики. Делал он всё это неспешно, как будто намеренно оттягивал неприятный разговор или же давал себе время немного успокоиться. Впрочем, он и так с виду не особо нервничал. Не то что Анита. Её буквально потряхивало изнутри. Даже пришлось спрятать в карманы халата руки и сжать в кулаки, чтобы он не заметил, как они дрожат.

— Значит, это твой настоящий дом, — первое, что произнёс Эйс, проходя следом за ней в гостиную.

Анита отметила про себя, как он выделил слово «настоящий». Поставил в противовес всему, что знал и думал о ней до, всему фальшивому.

Он с любопытством озирался по сторонам, оглядывал её вещи, мебель, корешки книг на полках, картины на стенах.

— Уютно, — отметил он, улыбнувшись. Только улыбка вышла кривоватой.

Аните так много хотелось ему рассказать, столько всего объяснить, но, как назло, на неё накатил дурацкий ступор. Никак не могла собраться с мыслями, не знала, с чего начать. А глядя на него, такого одновременно близкого и далёкого, и вовсе терялась, захлёбываясь в чувствах. Сердце хаотично прыгало в груди — то ли от нежданной радости, то ли от стыда и горечи.

— Как ты меня нашёл? — вымолвила она наконец, хоть и совсем не то, что хотела сказать.

Он обернулся на неё, удивлённо взметнул бровь, как если бы она спросила, умеет ли он читать или писать.

— Отследил твоё вчерашнее сообщение, — ответил всё-таки.

Анита кивнула, будто поняла его. Снова повисла тягостная пауза. Для неё — тягостная, а он вроде никакого дискомфорта не ощущал. Подошёл к полкам с книгами и молча рассматривал. Потом вдруг с усмешкой прочитал название одной из книг:

— Джозефина Тей «Мистификация». Символично, да?

Щёки её полыхали.

— Послушай, — облизнув пересохшие губы, произнесла Анита, — то, что я тебе написала в сообщении — это правда. Я очень не хотела тебя предавать. Будь у меня выбор, я бы ни за что… Но у меня не было выбора, мне пришлось это сделать. Поверь… Ты просто многого не знаешь…

Эйс повернулся к ней, неторопливо подошёл ближе. И не сводя взгляда, произнёс:

— Думаю, что знаю. Нет, я понимаю, что ты не по личной инициативе разыграла весь этот спектакль. Понимаю, что тебя уговорили, вынудили, заставили. И даже догадываюсь, кто именно. Звонил мне один шепелявый тип пару раз. Незадолго до твоего появления… на моём горизонте.

— Рассохин, — поняла Анита. Безопасник у Лившица и впрямь говорил с шипящим присвистом.

— Он хоть и скрыл номер, но, в принципе, с тем же успехом мог и не скрывать. Да он ещё и угрожал, дурак.

— Угрожал? — холодея, переспросила Анита.

Эйс отошёл к окну, встал спиной к ней, заложив руки в карманы. Разглядывая что-то во дворе, продолжал говорить.

— Финансовый холдинг «Капитал Групп», главный конкурент моего заказчика. Очевидно, бывший главный конкурент. Гендиректор и держатель основного пакета акций — Лившиц Марк Аркадьевич, на которого ты и работаешь. Два года.

Повернувшись, Эйс посмотрел на неё с таким опустошающим разочарованием, словно он молился на неё, как на святую, а она оказалась, мерзкой мошенницей, лживой самозванкой. В общем-то, так оно и есть. И она заслужила подобное отношение. Но всё равно от этого взгляда сделалось так нестерпимо больно, что Анита в порыве подалась к нему, поймала его запястье, сжала так, будто тонет.