— Думаю, что мы объявим войну прошлому, — серьезно ответил он. — Прежним неправильным идеям и прежним неправильным поступкам. Я хочу, чтобы мы восстановили Вайдекр, и это было бы нашей серьезной победой.

В Индии мне, должен признать, посчастливилось, — начал дядя Джон вместо вступления. — Мне удалось оказать серьезную услугу одному из независимых раджей. — Тут он криво улыбнулся. — Так сложились обстоятельства, что селения, вверенные моему попечению, миновала серьезная эпидемия, которая прошла по Индии. И раджа подарил мне за это огромный участок земли, где растет превосходный чай и различные растения, из которых делают специи. Кроме того, там имеется маленький рудник, который теперь является весьма прибыльным.

— Рудник? — поднял голову Ричард. — А что там добывают?

— Опалы, — ответил дядя Джон. И с иронией добавил: — Судьба предоставила мне еще одну возможность стать богатым человеком. Первое свое состояние я потерял в Вайдекре. Вторым надо будет распорядиться получше.

— Опалы! — тихо повторил Ричард и облизнул губы, словно съел что-то вкусное.

— Я вернулся домой, чтобы начать работать, — уверенно продолжал дядя Джон. — Чтобы принести пользу и земле и людям. Вайдекр имеет плохую репутацию, а его жители известны как смутьяны и не могут нигде найти работу. Никто не станет держать у себя поджигателей. Но это не их вина. Это вина Беатрис, — продолжал он спокойно. — Нищета в Экре, ненависть между нами и ими — недоброе наследство для детей.

— Дядя Джон, — прервала я его. — Я ничего не понимаю.

Он взглянул на маму.

— Вы ничего им не рассказывали?

— Как мы и договорились, — ровно ответила она. — Мы с вами договорились, что не станем отягощать их этими заботами, пока они маленькие. Я не рассказывала им только о пожаре и разорении Лейси, хотя они много раз просили меня об этом. Я думаю, что сейчас им можно рассказать нашу историю в общих чертах.

Мне показалось, что последние слова она произнесла с ударением.

— Что ж, очень хорошо, — кивнул Джон. — Вы, должно быть, слышали, что имением в полном согласии совместно управляли сквайр, отец Джулии, и его сестра, Беатрис. Но это не совсем так. Они отяготили поместье долгами, сделанными для того, чтобы изменить майорат в вашу, дети, пользу. Селия и я не были согласны с этим.

Крестьяне разорились, и целые семьи стали голодать. Они взбунтовались, и однажды ночью огромная толпа двинулась на Вайдекр Холл. Мы получили предупреждение и, взяв вас, покинули дом. Но Беатрис предпочла остаться. Она погибла в пожаре. Отец Джулии умер в ту же ночь от апоплексического удара. У него всегда было слабое сердце, это было наследственной болезнью.

Ричард и я обменялись изумленными взглядами.

— О… — проговорил Ричард. — Мою маму оставили совсем одну в пустом доме, лицом к лицу с бунтовщиками?

— Да, — ровно ответил дядя Джон. — Таков был ее выбор. Мы с ней уже довольно давно перед тем не жили как муж с женой, и я не считал своим долгом остаться с ней и защищать ее. Я должен был думать о вас. Если бы Беатрис захотела, она могла бы взять экипаж и уехать следом за нами. Но она предпочла остаться.

На столе стояла ваза с увядающими подснежниками, и они напомнили мне мой сон, осыпающиеся чайные розы в серебряной вазе на огромном столе и голос моей мамы: «Ты разрушительница, Беатрис».

Они оставили ее в порыве ненависти. Я знала это. Я только не понимала, почему. Но я помнила ощущение покоя и мира в брошенном доме, радость оттого, что все наконец уехали и дом пуст. Что вся бесконечная работа, ложь и обманы более не нужны. И я помнила, как жадно глядела Беатрис на дорогу, ожидая прихода толпы.

— У них был предводитель? — спросила я вдруг, вспомнив легенду о полубоге-получеловеке.

— Никого не нашли, — последовал ответ.

Я подняла глаза и встретила взгляд дяди Джона, устремленный на меня. Я поняла, что он открыл нам не всю правду. Беатрис все знала, она знала и того человека, которого сейчас называют в Экре полубогом. Но меня приучили с уважением относиться к тайнам взрослых, и мне ничего не было известно наверняка.

— Что это означает для нас? — спросила я.

— Это означает, что я хочу дать нашему имению еще один шанс, а всем нам — новую жизнь. У меня есть некоторые идеи о выращивании здесь новых культур — овощей и фруктов, которые мы могли бы продавать в Чичестере или Лондоне. И я хотел бы, чтобы мы делились прибылями с крестьянами. Пусть они встретят наступающий век новыми людьми.

— Я видел революцию во Франции, — продолжал дядя Джон с энтузиазмом, его глаза заблестели. — И я верю, что действительно наступает другое время, время науки и прогресса, время, когда люди отбросят прочь прежние суеверия и страхи. Когда они станут вместе работать и прибыль делить поровну. Эти дни уже не за горами, и пусть Вайдекр встретит их одним из первых.

Пораженные услышанным, мы долго сидели молча.

— Джулии нужен настоящий первый сезон в Лондоне, — тихо заговорила мама. Джон кивнул.

— И мы должны отстроить Вайдекр заново, — добавил Ричард.

— Отстроить поместье, заново разбить парк и снова сделать эту землю плодородной, — подтвердил Джон.

— И в деревне больше не должно быть бедных, — вставила я, думая о детях Экра.

— Это наша первая задача.

И мы опять все замолчали, захваченные грандиозными мечтами, которые могли скоро стать явью.

— В этом я рассчитываю на всех вас, — снова заговорил Джон. — Я, конечно, найду управляющего, но мне понадобятся ваши помощь и поддержка. Ведь это ваше наследство, дети.

— Значит, я не буду учиться в университете, сэр? — жадно поинтересовался Ричард.

Джон улыбнулся, и его глаза неожиданно потеплели.

— Обязательно будешь, — твердо ответил он. — Прошли те времена, когда сквайры знали только, когда сажать пшеницу и когда убирать ее. Ты поступишь учиться в Оксфорд, Джулия проведет свой сезон в Бате, а потом в Лондоне. Учиться хозяйствовать ты сможешь в течение летних месяцев.

— Хорошо, — ответил Ричард.

Дядя Джон посмотрел на меня.

— А вас это устраивает, мисс Джулия? — спросил он шутливым, дружеским тоном.

— Да, — просияла я в ответ. — Конечно. У меня есть друзья в деревне, и я мечтаю о том, чтобы они не жили больше в такой ужасной бедности. Я буду очень, очень счастлива, если это случится.

Дядя Джон обменялся взглядом с мамой.

— Отлично, — сказал он. — Тогда я могу распаковать мои сумки и посмотреть, не забыл ли я привезти вам подарки из моих странствий.

За ужином мы снова собрались вместе. Мы все еще чувствовали себя неловко с дядей Джоном, мама была нервной и влюбленной, я — смущенной и замкнутой, только Ричард оставался, как всегда, обворожительным и раскованным. Дядя Джон уселся во главе стола на место Ричарда и с любовью улыбнулся нам. Он наконец распаковал свои вещи и вручил нам с мамой несколько ярдов чудесных светлых шелков на платья.

Когда Страйд закончил убирать со стола и вышел, он достал из кармана изящную бархатную коробочку и с поклоном протянул маме.

— Что это, Джон? — спросила мама и открыла ее. Там оказалось ожерелье из прелестных одинаковых жемчужин, выловленных где-то в южных морях далеко от Вайдекра.

— Ах, какая прелесть! Они розовые! — воскликнула мама, поднеся ожерелье к свече.

— Да, это розовый жемчуг, — удовлетворенный произведенным впечатлением, сказал дядя Джон. — Я помнил, что вы любите жемчуг, Селия. И не мог устоять перед искушением и не купить его. Там еще лежит пара таких же серег.

— Где вы раздобыли такую прелесть? — спросила мама. — В Индии?

— Это была чертовски трудная работа, — лицо дяди Джона оставалось совершенно серьезным. — Нырять каждое воскресенье после службы в церкви в кишащее акулами море.

Мама звонко рассмеялась, как девушка, и приложила ожерелье к своей шее. Мне было интересно, не захочет ли дядя Джон помочь маме застегнуть его. Но он предпочел сидеть спокойно, а не разыгрывать роль влюбленного перед нашими блестящими от любопытства глазами.