Мистер Селла появился позади Трейси, которая заметила, как я смотрю за её спину, и замерла.
Он сверился с планом рассадки учеников.
— Мисс Геррен, не могли бы вы вернуться на предназначенное для вас место?
— Мы просто говорили о тесте по биологии, мистер Селла.
— Уверен, что у вас было достаточно времени прошлым вечером, чтобы обсудить это по телефону, или смс, или по Интернету. Вернитесь на своё место.
Трейси встала.
— Ты в порядке, да? — спросила она. Я кивнула. — Жаль, что ты тут застряла, — снова сказала она, перед тем как мистер Селла проводил её через весь кафетерий, даже не удостоив меня взглядом.
Потребовалось всего два дня, чтобы учителя перестали смотреть на меня как на какого-то жалкого придурка. Произошло именно так, как предсказывал Питер, когда я жаловалась ему на то, что пойду в старшую школу всего через три месяца после похорон нашего отца.
Точнее, того, что от него осталось.
Пытаюсь сосредоточиться на биологии и не обращать внимания на румянец на моих щеках, которому нужно время, чтобы исчезнуть.
Я украдкой бросаю взгляд на Джейми.
Джейми Форта.
Я знаю, кто такой Джейми. Знаю благодаря Питеру. Джейми и Питер были в одной хоккейной команде, когда я училась в седьмом классе, а Питер — в старшей школе. Тогда Джейми был новичком. Мы с папой ходили на хоккей болеть за Питера, но однажды после игры я присмотрелась к Джейми на парковке и с тех пор стала наблюдать в основном за ним. На следующий год Джейми выгнали из команды на первом же матче сезона за то, что он ударил клюшкой по шее игрока из «Вест Юнион» по имени Энтони Паррин.
Хотя я не видела Джейми целый год, я узнала его в ту же секунду, когда меня усадили за этот стол. Даже без хоккейной экипировки.
Я слышала скрип карандаша Джейми, когда он рисовал, стирая графит до самого дерева. Мой взгляд пробирался через страницы моей книги и через стол к его тетради. За одно мгновение я узнала в перевернутом рисунке дом — дом странного вида, стоящий в лесу, с крыльцом и массивной входной дверью на верху широкой лестницы. Я даже наклонилась к столу, чтобы лучше разглядеть. И тут поняла, что он перестал рисовать.
Я боялась поднять глаза от страницы. Когда я, наконец, сделала это, Джейми смотрел на меня, держа карандаш на весу. Снова румянец залил всю мою грудь, шею и щёки. Прежде чем отвернуться, думаю, я заметила, как в его глазах промелькнула лёгкая, малейшая, просто миниатюрная улыбка.
— Очень милый рисунок, — прошептала я, неспособная произнести это вслух.
Он посмотрел на карандаш, покачал головой, увидев сточенный грифель, и положил его рядом с тетрадью. Он полез в карман, откуда достал доллар, встал из-за стола и направился к прилавку с едой. Очевидно, он наловчился оставлять деньги себе, не отдавая все Энджело.
— Тебе нужно заниматься, — сказал он с тем же намеком на улыбку в глазах и ушел. Я почувствовала, как жар становится всё сильнее от звука его голоса, делая кожу на лице стянутой, как после солнечного ожога. Он исчез в толпе старшеклассников, которые только что вошли в кафетерий, чтобы успеть поесть до звонка.
Я закрыла книгу и убрала её в рюкзак, надеясь отыскать в нём жевательную резинку, чтобы избавиться от сухости во рту, которая сопровождает унижение. Покопалась в новой косметичке, которую Трейси собрала для меня («Ты не можешь пойти в старшую школу без косметички»), и обнаружила старую жевательную резинку, наполовину без обертки, прилипшую к сломанному карандашу для глаз (видимо, мне достались её «обноски»). Я вытащила карандаш и отделила от него жвачку, решив, что она выглядит достаточно чистой для жевания. Странно, но у неё вкус губной помады. Продолжаю копаться в косметичке в поисках того, что поможет мне восстановить душевное равновесие. Пальцы натыкаются на точилку для косметических карандашей.
Я вытащила точилку и быстро глянула через плечо на Джейми, который стоял в очереди, чтобы заплатить за кофе. Я схватила его карандаш, вставила в точилку, повернула, повернула и еще раз повернула, наблюдая, как желтые стружки отваливаются и ложатся на стол. Вытащила карандаш и посмотрела на его ставший острым кончик. Точилка, испачканная карандашом для глаз, оставила на древесине несколько ярких синих линий, но грифель теперь идеален. Я быстро спрятала ее в косметичку, как раз вовремя, потому что Джейми уже отвернулся от кассира, чтобы вернуться к столу. Раздаётся звонок. Хватаю рюкзак и убегаю.
болван (существительное): неуклюжий человек, совершающий ошибки
(см. также: я)
Глава 2
— Моя бабушка говорит, что лучше не быть красивой — тогда тебе нечего терять. Тогда ты знаешь, что парень, который на тебе женился, сделал это по правильным причинам, — сказала Стефани.
— Или знаешь, что он тоже страшный, — ответила Трейси.
— Полагаю, уровень общительности в классе означает, что все закончили свои тесты? — спросил мистер Рома со своего места у доски. — О, у Роберта осталась его работа, поэтому, девушки, никаких разговоров, пока он не закончит. У тебя десять минут, Роберт. Роберт остался один?
Больше никто ничего не произносит. Роберт смотрит вверх, ловит мой взгляд и подмигивает. Я отворачиваюсь. Трейси и Стефани смеются.
— Хватит, девушки. Пусть парень закончит.
— Гению нужно время, мистер Рома, — говорит Роберт.
— У тебя есть девять минут.
Я вдруг вспомнила ответ, который нужно было дать на пятый вопрос, и решила, что провалила тест. Но я всегда уверена, что провалила, однако такого ещё не случалось. Класс просидел в тишине уже две минуты, когда на мою парту приземлилась записка. Кстати, по тому, как она сложена, я могу сказать, что её автор — Трейси.
Ученикам запрещается приносить сотовые телефоны, смартфоны и всё такое в класс. Это бесит многих людей, включая Трейси, зависимых от общения по смс или ICQ. Но я могу не волноваться из-за этого правила, потому что:
а) Дурацкому упрощенному смс-языку я предпочту красиво сложенную записку со словами, содержащими все положенные буквы.
б) Ненавижу тех, кто списывает, а сотовые существенно упрощают этот процесс. Наконец, в) У меня нет сотового телефона. Я совсем отстала от общества, и Трейси считает, что это просто отстой.
Я собиралась купить себе телефон перед началом учебного года, но кое-что нарушило мои планы. Кое-что вроде смерти.
Я попыталась бесшумно открыть записку, но мистер Рома всё равно услышал. Он поднес палец к губам, чтобы я не шумела, но не отобрал записку и не зачитал ее вслух — именно это он вчера проделал со Стефани. Со мной он ограничился неодобрительной ухмылкой. Очевидно, мистер Рома, в отличие даже от мистера Села, все еще думает, что я жалкий придурок, нуждающийся в сочувствии. Я заглянула в записку.
«Что ты сделала с парнем, с которым вы сидели за одним столом в кафетерии? Он спросил меня, где твой последний урок».
У меня замерло сердце. «Где твой последний урок» может означать несколько вещей: «Где ты хочешь встретиться, чтобы вместе пойти на тренировку?» или «Где я должен тебя найти, чтобы продать те наркотики?» или «Где я могу тебя подкараулить, чтобы избить?». Поскольку Джейми и я не играем в одной команде (я вообще ни в одной не играю и не думаю, что его когда-нибудь допустят в команду), и я не заинтересована в покупке наркотиков (даже не уверена, что он их продает), остается только одно. Но это абсолютно лишено смысла. Я всего лишь заточила его карандаш.
Я повернулась к Трейси и беззвучно спросила: «Ты ему сказала?» «Что?» — так же, одними губами, ответила она. Я указала на записку и повторила вопрос, на этот раз медленнее. Она серьезно кивнула и пожала плечами в ответ на мое перепуганное выражение лица.
— Что я должна была делать? Он меня напугал, — прошептала она.
— Он что, псих?
— Типа того…
— Трейси Геррен! Хватит! Пересядь к окну.
Трейси закатила глаза, собрала свои вещи и направилась в конец класса. «Большое спасибо», — прошипела она в мой адрес. Роберт демонстративно положил свою работу на стол мистера Рома.