Я не юрист, но я полностью уверена, что у учеников будет множество способов обойти это новое правило, например, не использовать больше слово «посвящение». Но я не говорю ничего, в первую очередь потому, что не хочу опоздать на французский, а звонок прозвенит уже совсем скоро.

— Мисс Геррен, мы позвонили вашим родителям и рассказали им об этом происшествии, а видео было удалено с YouTube. Вы с Кристин можете остаться в команде чирлидеров, но вы отстраняетесь от выступления на следующих трех матчах — если не скажете прямо сейчас, кто заставил вас танцевать в нижнем белье в субботу вечером на морозе.

Трейси пристально смотрит в оранжевое ковровое покрытие и не отвечает.

— Я расцениваю это как «нет». Если в дальнейшем будут подобные инциденты, вы будете немедленно исключены из команды. Ясно?

Трейси кивает, и директриса отпускает нас. Мы уже доходим до двери, когда миссис Чен добавляет:

— О, Роуз, я бы хотела, чтобы ты держала меня в курсе в случае дальнейших оскорблений. Конечно, осталось всего два дня до каникул, но в определенной форме это может продолжиться и за пределами школы.

Я ощущаю выражение ужаса на своем лице — мне и в голову не приходило, что это может выйти за пределы школы, тем более, что сейчас мир во всем мире. Миссис Чен сочувственно мне улыбается.

— Возьми мой электронный адрес у секретаря, когда будешь выходить, хорошо? Не переживай. Скоро все это забудется.

Конечно, если для тебя «скоро» значит «никогда».

карантин (существительное): изоляция или сокращение общения

(см. также: Рождество у Царелли)

Сейчас Рождество, а мы совсем не бросаемся открывать свои подарки. Мама сидит за кухонным столом, читая «New York Times», как и в любой другой день. Я занимаюсь нетипичным для меня делом — стараюсь собрать каждую каплю праздничного настроения и пытаюсь приготовить Рождественское печенье в формочках в виде оленей. Питер сидит на свободном месте около плиты, поочередно то, пытаясь завязать со мной разговор, то читая сообщения от своей девушки и издавая свой новый странный хмыкающий звук. Уверена, он так и ждет, когда я спрошу, что она пишет, но я не спрашиваю.

Наконец, днем, когда мы уже не можем больше откладывать, мы втроем идем в гостиную и садимся вокруг елки, на ветвях которой висит всего четыре украшения — благодарить меня не за что. Питер хотя бы повесил на нее несколько белых гирлянд-фонариков, чтобы она не выглядела совсем жалкой.

Под елкой лежит немного подарков, но этого достаточно, учитывая, что вся эта ситуация так или иначе выглядит фальшивой.

Питер делает огромнейшее усилие, стараясь заменить папу, который был мастером церемоний. Он тянется под елку и с большим пафосом вытаскивает каждый подарок. Мама наблюдает за ним с наполовину несчастным, наполовину гордым, выражением лица. Я как можно скорее открываю свой подарок — свитер, новый iPod, книга — а потом встаю, готовясь совершить побег вверх по лестнице.

— Подожди, Рози, для тебя есть еще один, — говорит Питер и чуть не заползает под елку, чтобы вытащить последний подарок. Он достает маленький бархатный футлярчик для драгоценностей с прикрепленной открыткой.

— О! Это принесли вчера, курьерской доставкой, — говорит мама. То, как она улыбается, подсказывает мне, что подарок не от нее, но она знает, от кого. Заглядываю в открытку. В ней написано: «Рози, прости меня за тот случай на встрече выпускников. Надеюсь, что твое первое Рождество без папы пройдет нормально. С любовью, Роберт».

В коробочке оказался симпатичный серебряный кулон с гравировкой в виде буквы «Р». Интересно, это означает «Роуз» или «Роберт»?

— Что это? — спрашивает Питер.

— Это от Роберта, — отвечает мама, все еще улыбаясь.

— Ожерелье, — говорю я решительно.

— Похоже, ты взволнована по этому поводу, — говорит Питер.

Качаю головой, не желая объяснять, что Рождественский подарок от Роберта на самом деле был извинением за его уверенность в том, что я всю встречу выпускников буду заниматься с ним сексом. Если я скажу это маме, она, скорее всего, накажет меня навечно, а не только на время каникул.

— Мы можем посмотреть? — спрашивает она.

Я достаю кулон из коробки и держу его.

— Красивый, — говорит мама с огромным энтузиазмом. — Почему бы тебе не надеть его?

Я качаю головой и кладу кулон обратно в коробку.

— Ты можешь воспользоваться почтой, чтобы поблагодарить его, если хочешь.

— Я думала, мне запрещено пользоваться почтой, — отвечаю я.

— Ради такого случая я готова сделать исключение, — говорит она, начиная собирать оберточную бумагу с пола. — Это прекрасный подарок, и ты должна поблагодарить его. Можешь воспользоваться компьютером на кухне.

Как бы мне ни хотелось прямо сейчас просмотреть свою электронную почту, благодарность для Мальчика-Презерватива может и подождать.

— Что у вас за дела с Робертом в последнее время?

— У Роберта появилась небольшая влюбленность в твою сестру.

— Мам, я нравлюсь Роберту с шестого класса, и Питер об этом уже знает. Где ты была? — огрызаюсь я.

— Роуз, — говорит Питер, его голос полон предупреждения.

Я уже готова приказать Питеру замолчать, когда раздается звонок в дверь. Мы замираем, смотрим друг на друга, словно все забыли, что делать, когда в дверь звонят. Хоть сейчас уже почти четыре часа дня, мы с Питером все еще в пижамах, да и мама выглядит ненамного лучше в своих спортивных штанах. Она встает, пытается поправить прическу, глядя в зеркало на шкафу, потом бросает попытки и открывает дверь.

За дверью оказываются Трейси и Стефани — каждая держит тарелку, завернутую в фольгу, с красно-зеленым бантом на верхушке, на их зимних шапках лежит снег, и все это похоже на праздничную открытку или рекламу Gap. Мама прилагает все усилия, чтобы встретить их с подобающей радостью, но она выглядит так, будто ее сейчас вырвет. Я знаю, что, несмотря на снег и холод, она сейчас мысленно вернулась в лето — когда каждый час в наших дверях появлялись люди с кастрюльками и блюдами — потому что со мной произошло то же самое. Мне жаль ее, а это, как обычно, заставляет меня злиться сначала на нее, а потом на себя.

— Счастливого Рождества, миссис Царелли, — говорит Трейси. — Мы со Стефани испекли печенье.

— Это очень мило, девочки. Входите.

— Извините за беспокойство, миссис Царелли, но я хочу извиниться за то, что, хм, меня вырвало на встрече выпускников. — Между прочим, Стефани бросается извиняться, даже не переступив порог, поэтому могу сказать, что она нервничала из-за этого и репетировала речь, возможно, под руководством Трейси. Стефани смотрит в пол, когда говорит, а кончики ее ушей становятся такими же красными, как ее волосы. — И еще я прошу прощения за то, что втянула Роуз в эту ситуацию. Я сильно переживаю из-за этого. Я имею в виду, мы с Роуз поговорили, но я просто хочу, чтобы… вы знали.

— Спасибо, Стефани. Надеюсь, ты усвоила урок насчет выпивки?

— Мам, сейчас Рождество — прекрати лекции, — говорит Питер, поднимаясь с пола. При виде Питера Трейси начинает сиять ярче, чем новогодняя елка Парсонсов, которая светит на всю улицу, как маяк, через окно их гостиной, заставляя нашу елку стыдиться. — Трейс, поздравляю с дебютом на YouTube, — говорит он, обнимая ее. Трейси краснеет как ненормальная, но выглядит скорее возбужденной, чем униженной, а это меня несколько беспокоит.

— Это было классно, — говорит Стефани, всегда готовая поддержать подругу, наматывая на палец прядь своих рыжих волос. — Знаете, Трейси правда может танцевать.

— Трейси, ты выложила свое видео на YouTube? — с недоумением спрашивает мама.

— Эм, ну…

— Какое печенье вы принесли? — прерываю я.

Трейси смотрит на меня с благодарностью и снимает фольгу, открывая тарелки, наполненные имбирным и сливочным печеньем, печеньем с шоколадной крошкой, инжиром и шоколадными кексами в форме новогодних тросточек.