Как мне хочется повесить эту картину у себя в комнате и любоваться на нее каждый день! Но я знаю, важнее оставить ее здесь.
— Ты уверена? — Деймен переводит взгляд с чудесной неподписанной картины на творения своих друзей.
— Совершенно уверена! Представь себе, какой поднимется переполох, когда ее здесь обнаружат, в раме и на стене! Переполох выйдет отменный. А еще представь, специалистов созовут, будут выяснять, откуда она взялась, как сюда попала и кто автор!
Деймен кивает и, бросив на картину прощальный взгляд, поворачивается к выходу. Я хватаю его за руку и тяну обратно.
— Эй, не спеши! Нужно еще название. Такая, знаешь, бронзовая табличка, как у других.
Деймен смотрит на часы. Ему явно не по себе.
— Никогда не умел придумывать названия своим работам, всегда обходился самыми очевидным. Знаень: «Блюдо с фруктами» или «Красные тюльпаны в сине вазе».
— Все-таки, я думаю, не стоит называть эту картину «Эвер с крыльями». На всякий случай, а то вдруг кто-нибудь меня и впрямь узнает. Давай лучше что-нибудь… ну, я не знаю… литературное? Метафорическое, вот.
Наклоняю голову к плечу, не отводя взгляда от Деймена. Я твердо намерена добиться своего.
— Какие будут идеи?
Он затравленно озирается.
— Например, «Чародейство», или «Ворожба», или… Ну не знаю, что-нибудь в таком духе. — Я крепко сжимаю губы.
— «Чародейство»?
— Ты ведь явно под действием каких-то чар, если видишь здесь сходство со мной!
Деймен подхватывает мой смех, и взгляд у него проясняется.
— Пусть будет «Чародейство». — Он снова становится деловитым. — С табличкой нужно поторопиться. Мы и так, боюсь…
Я киваю, закрываю глаза и мысленно представляю себе табличку. Шепотом спрашиваю:
— Как написать: «Неизвестный художник» или «Автор неизвестен»?
— Все равно, — нетерпеливо отвечает Деймен.
Я выбирают «Неизвестный художник» — по-моему, это лучше звучит. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть поближе результат.
— Ну, как по-твоему?
— По-моему, нам пора бежать!
Он хватает меня за руку и чуть ли не волоком тащит за собой. Мы движемся так быстро, что мои ноги не касаются земли. Промчавшись по длинной анфиладе залов, одним махом проскакиваем лестницу. Впереди уже виднеется входная дверь. Вдруг повсюду включаются лампы и раздается сигнал тревоги.
— Ой, мамочки! — кричу я.
От страха перехватывает горло. Деймен еще прибавляет скорость. Задыхаясь, говорит на бегу:
— Я не думал задерживаться так надолго… Я… не знал… Мы добегаем до главного входа, и точно в этот миг сверху спускается стальная решетка.
Я оборачиваюсь к Деймену. Сердце едва не выскакивает из груди, кожа скользкая от пота, а сзади уже слышны крики и топот. Я молча стою рядом с Дейменом, не в силах двинуться с места или хотя бы закричать. Глаза Деймена закрыты, он предельно сосредоточен. Пытается снова отключить сложную охранную систему.
Поздно! Они уже здесь.
Я покорно вскидываю руки вверх, и тут стальная решетка поднимается. Деймен выдергивает меня за дверь, и я представила, что перемещаюсь в Летнюю страну.
А Деймен представил, что мы с ним сидим в его машине и спокойно едем домой.
В результате мы приземлились посреди оживленного шоссе. Проносящиеся мимо автомобили оглушительно гудят и еле успевают нас объехать. Мы поскорее вскакиваем на ноги и бросаемся к обочине. Там переводим дух и осматриваемся, пытаясь понять, где же мы.
— По-моему, это не Летняя страна, — говорю я, покосившись на Деймена.
Он хохочет так заразительно, что я тоже не могу сохранить серьезный вид. И вот мы с ним на обочине неведомого шоссе, окруженные кучами мусора, еле держимся на ногах от смеха.
— Вот это называется — вырвались из колеи! — задыхается Деймен, сгибаясь пополам.
— У меня чуть разрыв сердца не случился, когда эта решетка… Я думала — все, конец… — С трудом отдышавшись, качаю головой.
— Эй, ты что? — Деймен притягивает меня к себе. — Я же обещал, что ничего плохого с тобой не случится!
Я помню его слова, но, к сожалению, последние несколько минут слишком ярко отпечатались в моей памяти.
— Хорошо бы сейчас машину… Как ты думаешь?
Деймен закрывает глаза и перемещает свой «БМВ» оттуда — сюда. А может, материализует новый, трудно сказать. С виду они одинаковые.
— Можешь себе представить, что подумали охранники, когда сначала исчезли мы, а потом еще и машина? — Он открывает дверцу и вдруг спохватывается: — Видеокамеры!
Закрывает глаза и стирает запись в видеокамерах системы безопасности.
Потом выводит машину на шоссе, встраиваясь в общий поток транспорта. На губах Деймена играет счастливая улыбка. Да он наслаждается всем происходящим! Даже работа над картиной не доставила ему такого удовольствия, как несколько минут опасности.
— Давно мне не приходилось действовать на пределе своих способностей! — Он оборачивается ко мне. — Знаешь, отчасти и ты виновата. В конце концов, это ты меня уговорила задержаться.
Я смотрю на Деймена, вглядываюсь в его лицо. И пусть у меня сердце все еще колотится, я слишком давно не видела Деймена таким… Таким счастливым, таким беспечным, таким… опасным. Таким, каким я его когда-то полюбила.
— И что дальше? — Он лавирует между другими автомобилями, а ладонь его лежит у меня на колене.
— Ну-у… домой?
Что еще можно предложить после такого приключения?
А он явно настроен развлекаться дальше.
— Ты уверена? Можно еще погулять. Я не хочу, чтобы тебе опять стало скучно.
— Я, кажется, недооценивала скуку, — смеюсь я. — Пожалуй, поскучать иногда тоже неплохо.
Деймен кивает, наклоняется ко мне и касается губами щеки, чуть не врезавшись при этом в идущую за нами «Эскаладу».
Я смеюсь, отпихивая его на водительское сиденье.
— Ты что! Мало мы сегодня испытывали судьбу?
— Как скажешь.
Он улыбается, сжимая мою коленку, и выруливает на дорогу, ведущую к дому.
Глава 25
Я-то надеялась, когда Муньос явится за Сабиной, меня уже не будет дома — а вышло так, что, подъезжая к крыльцу, я замечаю его машину в зеркале заднего вида.
Раньше явился.
На целых десять минут, между прочим.
Те самые десять минут, за которые я рассчитывала забежать домой и переодеться во что-нибудь темненькое, и умчаться к Хейвен, на поминки по Амулетику.
— Эвер? — Историк выбирается из серебристой «тойоты приус», позвякивая ключами. — Что ты здесь делаешь?
Он приближается, чуть наклонив голову и окутывая меня благоуханием лосьона «Акс».
Я забрасываю школьную сумку на плечо и несколько громче необходимого хлопаю дверцей.
— Забавно. Вообще-то я здесь живу.
Учитель замирает. Его лицо совершенно неподвижно, я даже подумала — он не расслышал.
Нет, расслышал. Встряхивает головой и переспрашивает:
— Ты здесь живешь?
Я киваю. Ничего больше не буду объяснять!
— Но…
Историк окидывает взглядом каменный фасад, парадное крыльцо, аккуратно подстриженную лужайку, клумбы только что распустившихся цветов.
— Разве это не дом Сабины?
Я молчу. Большое искушение ответить: нет, этот типичный для Лагуна-Бич особняк в ложнотосканском стиле вовсе не дом Сабины. Мистер Муньос, видно, ошибся и нечаянно пришел ко мне домой.
Я уже собираюсь так и сделать, и тут подъезжает моя тетя. Что-то уж слишком радостно выпрыгивает из машины.
— Ах, Пол! Прости, я опоздала. В конторе сегодня был сумасшедший дом. Только я соберусь уходить — и каждый раз что-нибудь задерживает.
Сабина смотрит на него чересчур кокетливо для первого свидания.
— Одну минутку подожди, я сбегаю переоденусь, и мы поедем. Я быстро!
Пол? И на «ты»?
Не нравятся мне ее певучие, счастливые интонации, ох не нравятся! Слишком интимно. Что за фамильярность! Она должна бы называть его мистером Муньосом, как мы его зовем в школе. По крайней мере сегодня вечером, а потом они пойдут каждый своей дорогой…