Я уже собрался подниматься из-за стола, как в зал вошли Тома с Софией. Пришлось пока отбросить идею поиска приключений.

Мы заказали себе ещё порций… Снова ели, снова пили, я выдавал раз за разом всё более абсурдные тосты, потом к этому подключились девчонки. Причём если София несла какую-то милую невинную дичь, то от наших с Томой тостов у герцогини краснели уши.

Затем мы переключились на байки и анекдоты.

Истории Софии были по-детски смешными и наивными и в основном касались времени, проведённого в магической академии на родине. Складывалось ощущение, что детей высшей знати там держали в каких-то слишком тепличных условиях. Какие-то детские обиды, тупые конфликты, кто за кем подсматривал в купальнях, дуэли до первой крови, громкие признания в любви, нагоняи от родителей и полный запрет на что-то более тактильное, чем держаться за руки…

Истории Томы наоборот были полны грязи этого мира. Несправедливые сборы с крестьян, ранняя смерть родителей, разборки с бандитами, становление авантюристкой, погибшие товарищи, попытки насилия со стороны более сильных авантюристов и мелких аристократских детишек в адрес Томы и её подруг. В основном, крайне неудачные попытки. В основном…

А потом мы как-то перешли на богов. Я в этой теме вообще не шарил, а вот Софии было что рассказать. Правда рассказывала герцогиня заплетающимся языком, а я слушал по принципу — в одно ухо влетает, в другое вылетает.

— Главное, шо я понял. Антара — сучка, а Хор — мудак, — выдвинул я революционную теологическую гипотезу.

Про необходимость фильтровать базар к этому моменту я уже полностью позабыл.

— А чойта Хор… Ты чо на нашего покровителя гонишь! Дурной чемпион! — воскликнула Тома и стукнула кулаком по столу.

Столешница, кажется, треснула.

— А то… Этот мудила многоголосый мог, например, предупредить тебя о нападении минотвара… И твой дед бы жил!

— Идиот!

Я и правда идиот. На трезвую голову у меня хватало мозгов не поднимать эту тему… Но сейчас я был в состоянии «говорю что думаю, не думаю что говорю». Только слова, сука, не воробей…

Но дальнейшие слова Томы меня удивили. Не было злости, не было обвинений.

— Ты вообще знаешь, что такое Хор? — крайне серьёзно спросила Тома.

— Нет.

— Хор покровительствует воле разумных. Желания, стремления, амбиции, развитие, принципы, идеалы... Любое разумное существо имеет их, и даже некоторые монстры. Разум — это движение вперёд, это противление природе, естественному хаосу… Эта черта общая у всех разумных. Поэтому Хор говорит разными голосами, нет, Хор, и это и есть бесчисленное количество разных голосов, разных сущностей, разных душ, разных принципов, желаний и стремлений. Их всех, всех нас, объединяет то, что мы движемся вперёд. Некоторые могут остановиться. Сломаться. Впасть в стагнацию. Их голоса замолкают, танец их жизни прекращается, даже если тело живёт… Но важно общее стремление. Жизнь — борьба. С собой или с другими, или со всем миром… И как бы я не любила своего деда… — по щекам Томы покатились слёзы, а я даже сквозь затуманенное алкоголем восприятие почувствовал себя конченным мудаком, — Но он остановился. Он перестал бороться. Перестал двигаться. Старость… бич людской. Мне тяжело это говорить, но… Зачем спасать того, кто уже мёртв, просто ещё не лёг в гроб?

— Прости, Тома. Что-то на меня нашло… Надо завязывать с пьянством.

Авантюристка молча плеснула себе в бокал «зелёного дракона», затем налила нам с Софией. Подняла бокал и сказала:

— За движение вперёд… чего бы оно нам не стоило.

Я опустошил бокал залпом. Девчонки выпили кто сколько смог… Но им явно было многовато. София так и вовсе рыгнула, рухнула лицом в салат, и засопела. Пришлось аккуратно поднять её голову и переложить на стол… А то ещё задохнётся…

— Движение… — сказала Тома, — Эт самое. Пошли подвигаемся!

— Шо, опять? — удивлённо взглянул я на девушку.

Тома вернула мне совершенно шальной взгляд, и сказала:

— Да не так, похотливое животное… Танцы! София столько трындела про эти свои потанцульки в своей академии… Я тоже хочу танцевать!

После чего кинулась на меня.

— А спеть ты не хочешь? — спросил я, ловя девушку в свои объятия.

— Хочу, — твёрдо ответила Тома.

— Значит, будешь петь.

Я повернулся к сцене, на которой всё так же играли музыканты и пела эльфийка.

— Слышь, остроухая! — громко крикнул я, — Моя подруга хочет петь! И она будет петь! Посторонись-ка!

И с этими словами я потащил Тому на сцену. Девушка, кажется, поняла, что я перегибаю палку, и начала пытаться вырваться, уговаривая меня не наглеть НАСТОЛЬКО сильно. Но мне уже было всё равно — я тоже хотел петь. А петь надо на сцене…

Остаток пьянки был как в тумане.

То, как мы с Томой залезли на сцену и принялись «петь», горлопаня что-то едва ли членораздельное, помнил хорошо. Неплохо помнил, как мы потом принялись на этой сцене отплясывать. Причём я за счёт полтинника ловкости ещё что-то приличное изображал, а вот у Томы заплетались ноги и она трижды падала. После третьего падения появилась парочка улыбчивых официанток, которые с моего одобрения оттащили рыжую авантюристку обратно за столик.

После этого я решил продолжить танцевать, но уже с эльфийкой.

Вот тут уже напряглась охрана. На сцене откуда не возьмись появился пяток крепких ребят, а в зал выполз ещё десяток.

Но к моему огромному удивлению эльфийка что-то им шепнула, и охрана рассосалась, оставив нас в покое. Ну, точнее, это я уже когда протрезвел удивился. А тогда мне всё казалось максимально логичным…

Остроухая оказалась совсем не против станцевать со мной прямо на сцене. Мне же хватило мозгов пошутить про её уши-локаторы, за что я получил звонкую пощёчину и выслушал в свой адрес длинную тираду на неизвестном языке. Вероятно, эльфийском. Более вероятно — эльфийском матерном…

Правда после этого я ещё как-то отшутился, рассказал какую-то байку, и мы продолжили танцевать… А потом как-то незаметно переместились за столик. Эльфийка о чём-то переговорила с мужчиной, больше всего походившего на управляющего (по крайней мере, он выглядел наиболее солидно, но явно был частью персонала заведения) и уселась пьянствовать с нами. За мой счёт, но я не жаловался…

На сцену вскоре вылезла другая певичка, на которую я особо не обращал внимание. Тут мой пьяный мозг подкинул мне ещё одну гениальную идею как сделать эльфийке комплимент — я сказал, что она-то поёт отлично, а эта курица на сцене в сравнении с ней говно полное.

За это я удостоился пинка по голени под столом, ещё одной тирады на эльфийском, и фейспалмов от немного протрезвевшей Томы и очнувшейся Софии. Странно, вроде бы я не учил их этому жесту… Или учил? Или он межмировой универсальный?

Несмотря на все мои выходки (а гневных тирад на эльфийском я удостаивался ещё трижды) , наше с эльфийкой общение в итоге всё-таки перешло в горизонтальную плоскость. Причём по её же собственной инициативе. Остроухая просто встала из-за стола, подошла ко мне, взяла за руку, взглянула мне прямо в душу чарующим взглядом, одарила прекрасной улыбкой, и мягко потянула на себя. Я поддался…

Следующее воспоминание было уже о том, как я трахал эльфийку, поставив раком. Причём не в номере, а прямо в коридоре…

Дальше всё шло урывками.

Вот, мы переместились в номер, на кровать. Остроухая с счастливой мордочкой скакала на мне в позе наездницы, пока я мацал её трясущуюся грудь честного третьего размера…

Затем в моей памяти и вовсе был целый каскад обрывочных воспоминаний с эльфийкой, похожих на быструю нарезку из кучи порнороликов. Судя по всему, развлеклись мы с остроухой очень конкретно. Я брал её в полудюжине различных поз, давал в рот, драл в глотку… Да и воспоминание о том, как я засовываю ей член в зад тоже было. Причём ему предшествовал похотливый шёпот остроухой:

— Трахни меня в жопу…