— Ой, а это наш папочка пожаловал? — улыбается полноватая женщина в годах, покачивая новорожденного и делает шаг в мою сторону, приближаясь.

— У него ваши глаза. Очень красивый малыш! Настоящее чудо. Только посмотрите на него!

Я отшагиваю назад.

Не хочу его брать. Нет.

Это неправильно…

Не хочу привязываться.

Я ведь обещал Ваграму.

Мы уже подписали бумаги…

Я человек слово.

Не имею права нарушить контракт!

Акушерка едва ли не насильно вкладывает мне в руки этот маленький тёплый комочек. Счастья…

Я сжимаю челюсти и смотрю на новорожденного мальчика.

Он сладко спит, едва заметно чмокая маленькими губками.

Сердце кровью обливается и ею же захлебывается…

Твою ж мать.

Я себя в нём вижу.

Моя маленькая копия.

Адам…

Так Соня хотела назвать сына.

Однажды она шепнула мне это имя.

— К-Карим, — раздается жалобный, но счастливый стон Сони, — Я справилась. Представляешь? Было так страшно. Я думала не выживу…

Выпускает усталый вздох, прикрывая глаза, лежа в кровати, обставленной современным оборудованием.

Именно в такой момент хочется послать всё в жопу и сделать не так, как надо, или так, как будет правильно, а так, как велит душа.

Внезапно телефон в моём кармане оживает. Я отвечаю мгновенно, чтобы не разбудить младенца.

Конечно, кто бы сомневался. Это Ваграм. Когда начались роды, я отправил ему сообщение.

Акушерка забирает у меня малыша и несет его обратно к Соне, пока я отвлекаюсь на телефонный звонок.

— Слушаю.

— Ваша супруга уже родила? — интересуется мужской голос.

— Да.

— Когда можно приехать?

— Вечером, — отвечаю коротко, глядя на то, как акушерка, сюсюкаясь с малышом, который только что проснулся, прикладывает его к груди Софии.

Положив трубку, я покидаю палату.

Мне снова хочется курить. Но выкурил уже целую пачку.

Дождавшись вечера, я снова навещаю Соню. В руках держу пакеты с продуктами и личными вещами, которые она собрала заранее, когда готовилась к родам.

Соня меня не замечает. Я застываю в проходе, любуясь зрелищем, с какой заботой и нежностью она прикладывает малыша к груди. Он забавно причмокивает и пытается обхватить своими маленькими губками сосок.

Кажется, она не понимает, что с минуты на минуту ей придётся расстаться с сыном. Она чувствует себя мамой. Отдаётся этой роли без остатка. Этим делает мне больно в груди.

— Где же наш кроха?

Дверь открывается, в палату заглядывают довольные лица моих старых знакомых.

— О, Карим! Можно войти? Нам сказали вы здесь.

Молча киваю.

Бестужевы входят в комнату, их внимание застывает на Софии, обнимающей то, что по праву принадлежит им.

Она вздрагивает. Становится ещё бледнее. Белее даже бумаги.

— Ой, какой сладенький карапуз, — шипит Ангелина. — Дайте мне его, дайте!

Ускорив шаг, дамочка бежит к кровати.

София сопротивляется.

— Софья. Отдай. — Говорю через силу.

— Нет, прошу, Карим! Нет! — по щекам девчонки катятся слёзы.

— Ну же!

— Ну пожалуйста, ну неужели ты отдашь своего сына чужим людям?!

Ангелина всё-таки выхватывает младенца из рук жены.

— Ух ты прелесть. Мой хорошенький! — сюсюкает малышу. Он в ответ недовольно похрюкивает.

— Прошу, Карим. Прошу! Лучше просто возьми и убей меня. Чтобы я не мучилась. Прошу. Пожалуйста. Убей…. Застрели. Я так не могу. Я не переживу.

Видеть её слёзы, слышать отчаянные стоны невыносимо.

Они забирают ребенка и, счастливые, выходят в коридор.

Тихие всхлипы Сони перерастают в громкий плачь.

Хуже!

В истерику…

НАХРЕН ВСЁ!

Я сдаюсь.

Вылетаю следом за ними и рычу:

— Стойте.

Парочка оборачивается.

— Ребенка верните.

— Что? — пучит глаза Ваграм. — Но мы же подписали бумаги!

— Я передумал. Вы ведь видели состояние Софии!

— Ты не можешь отказаться, — плюётся мой друг.

Уже бывший.

— Могу.

— Нет!

— Что ты мне сделаешь, а? — Я приоткрываю лацканы пиджака, показываю ему ствол. Их лица одновременно зеленеют.

— А как же договор? — вмешивается Ангелина.

— Аннулируется. Я забираю ребёнка обратно. Он мой! Точка.

Едва ли не вместе с руками у Ваграма вырываю кроху.

— Иди сюда, сладкий. К папочке. Обратно.

Нас быстро окружают охранники. Я даю им сигнал. Ваграм вместе с жёнушкой возмущенно выкрикивают гадости, но мои охранники их быстро усмиряют — оттесняют в глубь коридора и силками выталкивают прочь из роддома.

Малыш затихает. Я прижимаю маленькое чудо к груди, трясусь от неописуемых эмоций.

Это невероятное чувство. Сладкий жар разливается по венам, когда я чувствую тепло младенца. Его сладкий запах, улавливаю тепло и мирное дыхание.

Мне прямо сейчас охота начистить себе рожу из-за того, что я хотел избавиться от этого беззащитного ангелочка.

Моего сына.

Моего наследника!

Я опрометью бросаюсь обратно в палату, подбегаю к Соне и возвращаю ей кроху.

— Прости, милая, прости, урода. Я передумал. Он НАШ!

В объятиях их обоих сжимаю, сладко целую Соню в дрожащие, соленые на вкус губы, повторяя снова и снова, снова и снова…

— Наш сын, София. Адам — наш сын. Никто его не заберет. Обещаю.

Я почти отправилась на тот свет… Нет, не из-за того, что во время родов потеряла много крови и мне по показаниям сделали кесарево, а потому, что Карим на полном серьёзе собрался отдать малыша другим людям.

В последний момент он передумал. Я в нём не сомневалась. Вот правда. Но его слова снова ранили меня до слёз. Хорошо, что всё обошлось.

Теперь мы вместе. Мы — большая и крепкая семья. Трудности позади. За несколько дней мне пришлось испытать много страха и боли, но это того стоило. Ведь путь к счастью непрост. Ничего не даётся просто так. По крайней мере у меня.

Сейчас я лежу на кровати в палате и, задержав дыхание, наблюдаю, как Карим нянчится с Адамом. Он держит такого крохотного человечка в своих больших ручищах и расхаживает с ним по палате, напевая колыбельную.

Завораживающее зрелище!

Хочется реветь без перерыва. Теперь уже от счастья. Ведь сейчас я уверена на все сто процентов, что у нас всё сложится благополучно.

Теперь я стану любимой и единственной женой Карима. Мы преодолели ужасные трудности, заслужив счастье. Все главные вопросы решены.

Почти… Кроме вопроса о моих родителях.

А также, Карим подтвердил тот факт, что Миша пытался передать меня недоброжелателям, которые захотели потребовать за меня выкуп у самого богатого человека в городе. Вот только ничего не вышло… Мишу поймали и посадили под замок. Он будет долго сидеть в тюрьме, отрабатывая наказание. Мой лучший друг оказался гнусным предателем.

Что ж, так ему и надо! Ни капли ему не сочувствую. Грязный трус и подлец!

Мы проводим в больнице больше недели. Из-за того, что я перенесла операцию, приходится задержаться. Мне нелегко, шов иногда даёт о себе знать, отзываясь неприятной болью. Но сейчас я нахожусь на таких сильных эмоциях, что боль кажется пустяковой.

Ведь Карим находится со мной и с малышом двадцать четыре часа в сутки. Я в шоке. Не ожидала, что он сам лично будет с ним нянчиться. Бросив все дела, он днём и ночью просиживает у моей постели.

Первые дни были крайне тяжелыми. Мне прописали постельный режим. Запретили брать ребенка на руки. Карим сам подносил ко мне кроху во время кормлений и улыбался, поглаживая пальцем тёмные волосики Адама.

— Какой же он красивый.

Не мог налюбоваться своим сыном.

За неделю я услышала где-то тысячу извинений, который шептал мне Карим, расцеловывая в щёки.

— Я так сожалею. Я раскаиваюсь, милая. Какой я идиот! Едва не совершил самую идиотскую глупость в своей идиотской жизни.

В ответ я лишь смущенно улыбаюсь.

Моя улыбка свидетельствует лишь об одном…

Что я выиграла.