В полдень на привал остановиться не удалось. Снегопад усилился, а развалины танковой армии, мимо которой путники двигались уже пару часов, оказались слишком плохим укрытием.

– Дальше, – коротко сказала Орайя, кивая буквально прилипшему к гусеницам танка снайперу.

Её дыхание даже не сбилось, а Алексей уже с трудом передвигал ноги. По сравнению с тем Алексеем, что жил в своей однокомнатной квартире, он стал куда выносливей и порядком отощал, но идти по глубокому снегу оказалось слишком тяжело. Скорее всего, о себе давали знать последствия ранения. Рюкзак, ещё три часа назад казавшийся довольно лёгким, превратился в гору, опустившуюся ему на плечи. Железные банки неприятно упирались в ссутуленную спину, винтовка норовила запутаться в ногах, а сапоги из-за налипшего снега превратились в два неуклюжих кома. А ещё он замёрз, сильно замёрз, и даже ходьба не помогала ему согреться.

– Дальше, – повторила зеленоглазая.

Алексей выругался про себя и отлепил свой ледяной зад от промёрзшего железа.

– Дальше, – прохрипел он. – Дальше, дальше.

Укрытие нашлось лишь через полтора часа. Такой же холодный и мрачный бункер, как тот, что они покинули утром.

– Здесь и заночуем, – хрипловато сказала Орайя. – Снегопад только усиливается, а я чую деревья.

Землянин кивнул. Если Продавец грёз что-то почуяла, значит, так оно и есть. Лёгкое раздражение по тому поводу, что уж бурю-то можно было почувствовать и раньше, Алексей подавил. По крайней мере, они начали поход, пусть и прошли, по его прикидкам, не больше шести-семи километров. Да и чем этот бункер хуже прошлого? Даже, пожалуй, лучше: если верить Орайе, здесь есть чем топить. От одного воспоминания о горячей еде у чужака потекли слюни.

– Наберу дров, – буркнул он, сбрасывая с плеча рюкзак. – Куда идти?

– Около трёхсот шагов на восток. Я пока разгребу от снега проход.

Мысленно застонав, Алексей сверился с компасом и, зарядив на всякий случай винтовку, поковылял в указанном направлении. Как только чужак выбрался из-за бункера, хоть немного укрывающего их от разгорающейся бури, он сразу понял: дальше продолжать путь действительно смысла не было. Первый же порыв ветра впечатал в его лицо горсть ледяной снежной каши, которая, тая, потекла по лицу и шее. Задубевшие щёки отозвались неприятным покалыванием. Матерясь на чём свет стоит, Алексей забросил за спину винтовку и как мог ускорил шаг.

Но триста шагов всё равно длились бесконечно долго.

Белая пелена впереди, с боков и сверху. Если бы не компас в правой руке, то Алексей не нашёл бы бункер, отойдя от него даже на два десятка шагов. Холодная мерзость под ногами, которую и снегом-то называть не хотелось; она затягивала ноги не хуже густой и глубокой грязи, забирая остатки сил.

“Как в болоте, – подумал снайпер, с трудом переставляя ноги. – Но болото не прилипает к ногам... Сколько, чёрт возьми, я ещё раз буду превозмогать себя, чтобы сделать шаг?”. – “Четыреста шестьдесят девять раз как минимум, - насмешливо ответил он сам себе. – Тебе ещё обратно идти. И, быть может, даже не раз”.

Хотелось просто лечь и умереть. Говорят, что, умирая от холода, человек чувствует лишь сонливость. Хорошая смерть. Никакой беготни, никаких Продавцов грёз и борьбы за власть. Просто – тихая, спокойная смерть.

Но позади осталась Орайя, он не может оставить её одну. Как ему хотелось выломать все кривые зубы этой суке Аларии за то, что притащила его сюда.

Впрочем, если бы не она, он бы не узнал Орайю.

В конце концов, можно перестать себя обманывать – все чувства, в которых стрелок сам себе не хотел признаваться, о которых запретил себе думать, всё-таки разгорелись в нём с новой силой. Он любит Орайю с первых дней своего попадания на Нейю.

Алексей, стиснув зубы, продолжил шагать.

Спустя несколько часов, а может, и дней, стрелок увидел перед собой чёрные на фоне снега заросли. Побродив по ним пару минут, он понял, что деревьев здесь нет, только кустарник. Потом, представив, как бы тащил за собой бревно, и как бы резал ветви ножом, даже обрадовался. Чтобы сразу же расстроиться – если из-под снега удалось бы выкопать поваленное дерево, его можно было бы стесать до сухого, с ветками такой фокус не пройдёт. И что делать?

Сплюнув, землянин сел на корточки и принялся копаться в снегу. Но ветви, извлечённые им из-под снежного покрова, оказались слишком тонкими, чтобы можно было надеяться на сухую сердцевину. С живыми кустами всё, наверняка, будет ещё хуже.

Издав какой-то нечленораздельный звук, выражающий то ли ярость, то ли отчаянье, Алексей снова запустил руки в снег. Всё равно мокрый от снега “сушняк” растопить будет проще. По крайней мере, он на это надеялся.

Вскоре он перекопал приличное количество снега, а у плотной кучки кустарника, немного сопротивляющегося ветру, скопилась здоровая охапка веток. Руки, поначалу онемевшие от холода, немного разогрелись, да и сам Алексей почувствовал себя немного лучше, даже чуток вспотел. Зато лицо, никак не защищённое от ветра, окончательно превратилось в ледяную маску.

Работать было достаточно легко – к его кожаным перчаткам снег не лип, и стрелок даже порадовался, что выбрал их, а не куда более тёплые рукавицы. К тому же, ветви обламывать в них было куда удобней, и хворост лежал не бесформенной грудой, а довольно аккуратной охапкой толщиной уже больше обхвата.

И всё равно этого не хватит даже до конца дня, не говоря уже о том, чтобы поддерживать костёр во время ночёвки. Подумав, Алексей ещё немного покопал снег, но практически ничего не нашёл. Жутко хотелось курить, но сигареты остались в рюкзаке. Да и он не смог бы зажечь спичку в такую погоду. Пару раз матюгнувшись, землянин принялся резать ножом прямые ветви живого кустарника. Мысль о том, что их можно будет просушить над костром, пришла к нему уже тогда, когда возле первой кучи хвороста лежали две такие же, а группка кустов порядком поредела. Довольный собой, Алексей полез в карман, намереваясь связать охапки дров, чтобы те не рассыпались.

И понял, что забыл бечеву в рюкзаке.

Его вопли и ругань ещё долго прорезались сквозь завывающий ветер.

***

Война приближалась, Орайя чувствовала это всё более и более явно. Как буря, накрывшая их посреди Северных пустырей, битва за трон Властелина будоражила каждого из Продавцов грёз. Если раньше Орайя чувствовала своих собратьев и врагов одновременно только в моменты сильнейшего эмоционального потрясения, теперь они красными пульсирующими пятнами вонзались в её мозг, стоило ей закрыть глаза. Единственная оставшаяся в живых из девятого клана видела их будто на запомненной ей ещё в детстве карте мира. И каждый из них пришёл в движение, хотя и многие пытались показать, что они затаились до смерти Владыки.

Мощными волнами расползались на юге силы тамошних кланов. Кого они назначили первоочерёдной целью? Друг друга? Или, сплотившись, они нанесут удар по северным кланам, чтобы после перегрызться между собой?

Северяне...

От приступа головной боли Орайя застонала и открыла глаза, возвращаясь в этот мир. Пытаться достучаться до Аларии нет смысла – она засела у смертного одра своего отца, слишком хорошо защищённого от ментальных атак. Очередная попытка добраться до неё будет стоить нескольких дней непрекращающихся головных болей и полного отсутствия ментальных сил. Но она всё равно попытается достучаться ещё раз. Алексей – Представитель наследницы второго клана, и Алария претендует на него. Она хочет пожрать его суть, превратить в собственную марионетку.

От этой мысли у зеленоглазой сжались зубы. Она смотрела чужаку в спину, когда он уходил, чувствовала его усталость, его боль, но ничем не могла помочь. Как это не смешно, он помогал ей.

Пришелец из другого мира, практически ничего не знающий о Продавцах грёз, их законах, их битве. Но он сумел адаптироваться. Пусть пока Алексей похож на котёнка, едва открывшего глаза, но он справится. Орайя чувствовала его силу... И испытывала боль, когда понимала, что Алария уже сделала с ним, и что ещё хотела сделать. Но бесполезный на первый взгляд чужак смог справиться с ней, не пустить её в самые сокровенные глубины своей сущности. А значит, сможет многое.