Гедимин выдохнул сквозь стиснутые зубы.

— Свёрнутый поток… Но что его свернуло?! Откуда посреди вакуума отражающие линзы? Почему ничего не выходит наружу? Даже сигма… Что может заблокировать сигму?!

— Атомщик… — Хольгер развёл руками. — Нам очень не хватает физика-теоретика. Константин, к сожалению, тут бесполезен.

— Хоть с Конаром связывайся, — пробормотал Гедимин, поддевая трёхмерную модель пальцем и раскручивая вокруг оси. — Как это на нас похоже. Ничего ещё не поняли. Но уже сделали оружие.

28 сентября 38 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

Когда Гедимин вышел из комнаты, Стивена и его напарника уже не было в зале. Зато был Хольгер — один, без охраны, в обычном комбинезоне с отстёгнутым шлемом. На него нерешительно смотрел Эллак, последний из охранников, ещё не покинувший пост.

— Политинформация? — хмыкнул Гедимин. — Иди и ты. Чего зря стоять?

Они вышли из жилого блока на два часа позже обычного времени, когда все, кто сегодня работал, разъехались по своим местам, и транспортные туннели опустели. Гедимин думал о ремонтной дрезине, но у платформы, перед открытыми люками, ждал пустой вагон — и сармат вошёл в него и взял управление на себя.

— День атомщика! — хмыкнул Хольгер, вынимая из карманов контейнеры со жжёнкой. — Смотри, тут ярлыки Маккензи. Похоже, он и здесь развернул производство.

О том, что двадцать восьмого Ядерный блок не работает, а реакторные отсеки переходят в особый режим, Гедимин узнал вчера вечером и до сих пор с трудом верил, что Ассархаддон позволил так запросто бросить важные проекты ради «мартышечьих обычаев». Последнее определение принадлежало Линкену — он высказался так тем же вечером, сердито фыркая и ища одобрения у других сарматов. Константин смотрел в сторону — и исчез куда-то через пятнадцать минут после обычного подъёма. В жилом блоке остались Гедимин и Хольгер, куда ушёл сам Линкен, выяснять никто не стал.

— Традиции, — хмыкнул ремонтник, разглядывая наклейки на контейнерах. «Глинтвейн «Маккензи», перцовка, что-то сладкое… По крайней мере, полынь он сюда не притащил.»

— Что у нас по плану, атомщик? — спросил Хольгер, сворачивая пустые контейнеры. Несколько глотков спиртосодержащего вещества никак не повлияли на сармата — разве что голос немного повеселел.

— Купание в градирне, драки на топливных сборках, лекции по ядерной физике?

Гедимин хмыкнул.

— Купаться тут негде. Заглянем в реакторные отсеки, а потом — в Биоблок.

— Опять экзотариум? — удивился Хольгер. — Ты так станешь биологом!

…Гедимин уже достал ежедневник и приступил к черчению, когда химик постучал по его скафандру, — вагон замедлял ход, приближаясь к станции.

В отсеках экзотариума не было никого — операторы не покидали своих помещений, а все манипуляции с цистернами были уже закончены. Сообщение на перилах смотровой галереи гласило, что в венерианский отсек поступили образцы нового вида; Гедимин долго всматривался в клубящийся туман и мелькающие в нём тени, но так и не понял, видел он «новичков» или нет. В отсеке Энцелада один из хищных червей — не менее трёх метров в длину — заметил шевеление за прозрачной стенкой цистерны и направился прямо к ней. Гедимин успел увидеть только увеличивающуюся тень, когда в стекло врезались втяжные челюсти — несколько рядов крючковатых зубцов, расставленных неровными кольцами в длинной складчатой трубке. Два или три червь потерял при столкновении со стеклом; пересчитывать было некогда — в ту же секунду хищник, поняв ошибку, втянул челюсти и исчез в тёмной воде. Хольгер хмыкнул.

— Оно считает сарматов пищей? Я бы не стал купаться в этом водоёме…

— Это просто беспозвоночное, — буркнул Гедимин, слегка озадаченный атакой — раньше он считал, что животные не замечают посетителей. — У него и мозга-то нет. Среагировал на движение.

— Зачем глубоководному существу, живущему под километрами льда, реагировать на что-то, кроме движения и запаха воды? — Хольгер пожал плечами. — Мы для него должны быть полностью невидимы. Я вообще не думал, что у них развитое зрение.

В наушниках Гедимина раздался негромкий смешок. Сармат мигнул.

— Да, это странно, — подтвердил невидимый Ассархаддон, — но не вы первые замечаете это явление. У энцеладских хищных червей — не у всех видов, но у этого — точно, — есть три пары примитивных глаз. Вы верно заметили — они реагируют на движение… и, видимо, вы удачно встали на пути светового луча. Кстати, челюсти у них довольно сильные. Не настолько, чтобы взломать слой рилкара, но если бы это был лёд, он треснул бы.

— Ты где? — спросил Гедимин, думая, не вернуться ли в реакторный отсек. — В экзотариуме?

— Да, в кагетском отсеке, — подтвердил его догадку Ассархаддон. — Работаю с новыми поступлениями. И я удивился, увидев тут вас. Уже не в первый раз вы проявляете интерес к экзотариуму. А считается, что биология — не ваша стезя…

— Я хотел посмотреть на Пожирателей, — буркнул Гедимин и пошёл к двери, но на полпути замедлил шаг. — А что привезли с Кагета?

— Заходите в отсек — увидите, — отозвался куратор. — Рейс с Кагета хорошо пополнил мою коллекцию.

Гедимин и Хольгер переглянулись. Химик щёлкнул коммутатором.

— Пойдёшь к нему? Я тогда подожду тебя у Пожирателей.

«Рудники,» — жестами показал Гедимин, повернувшись спиной к камерам. «Ирренций. Спрошу, что там.»

Хольгер кивнул. «Твоё дело. Но будь осторожен.»

— Надень шлем, — вслух сказал Гедимин, недовольно щурясь. — Опять ты в одном комбинезоне!

Зелёные Пожиратели копошились в вываленной в вольер груде радиоактивных обломков. Несколько минут Гедимин наблюдал, как в челюстях многоножки крошится металл, — стальной вал, загрязнённый радиоактивной пылью, к концу «завтрака» был обглодан со всех сторон и потерял треть объёма. Обильно закапав обломок ядовитой слюной, Пожиратель оставил его и пополз к следующей детали. Хольгер толкнул Гедимина в бок.

— Когда закончится война, Землю заселят ими. Через пару лет там будет чисто.

Сармата передёрнуло.

— А без этого никак?..

Он отправил Хольгера в энцеладский отсек — утечка воды, даже с органическими примесями, в случае чего навредила бы сармату куда меньше, чем выброс ирренциевой пыли из ириенского вольера. Химик посмеялся, но спорить не стал — и пообещал, уходя, что купаться с червями не будет. Гедимин недовольно сощурился, глядя ему вслед, убедился, что мимо «энцелада» он не пройдёт, и направился к отсеку Кагета.

Когда сармат был там последний раз, помещение только заселялось; сейчас цистерны и вольеры заняли площадь, вчетверо большую, чем отсек любой другой планеты. У входа стояли охранники в «Фенрирах»; увидев Гедимина, они расступились, указав ему дорогу к «карантинному вольеру» — обширной выгородке с непрозрачными, без просветов, стенами. На входе Гедимин прошёл дезинфекционный шлюз, но нигде не обнаружил предупреждений об опасной атмосфере — и, подумав, не стал подключать кислородные баллоны, ограничившись обычными фильтрами респиратора.

— Не бойтесь, воздух Кагета для нас безвреден, — успокоил его Ассархаддон, когда Гедимин вышел в вольер и удивлённо мигнул, увидев под ногами обычный слой рилкара, а не инопланетную почву. — По крайней мере, вдали от водоёмов. Там, где нет сероводородных облаков, можно дышать без респиратора… Я слева от вас, у открытого бассейна. Это цистерны с водорослями, навряд ли они вас заинтересуют.

Гедимин, скользнув взглядом по плотной массе спутанных тёмно-зелёных нитей и полос, обогнул цистерну и вышел к небольшому бассейну с высокими бортиками. Над ним нависли манипуляторы; один из них, зачерпнув пробу, остановился рядом с Ассархаддоном. Незнакомый сармат в белом скафандре изучал другую пробу на противоположном краю бассейна. Гедимин покосился на него и подошёл к куратору.

— А вот воду без фильтров пить нельзя, — продолжал тот, приветственно кивнув и снова повернувшись к ковшу с шевелящимся содержимым. — Сероводород, аммиак, сульфиды… Всё, что между дном и поверхностью, практически непригодно для жизни. В основном из-за недостатка пищи, но и эти примеси… Да, вот интересный организм. Хоботковый пограничник.