Вокруг снова послышались смешки.

— Да, с тобой нам повезло, — сказал Торнтон, смерив сармата взглядом с макушки до ступней. — Хорошая броня. С пневмоприводами?

— Сам ношу, — отозвался Гедимин, разворачиваясь к выходу. — Пусть твой друг быстро вылечится.

С ним попрощались нестройно, но очень вежливо. Самка с кинетикой поднесла руку к шлему и криво ухмыльнулась, проводив сармата задумчивым взглядом. Он вышел на улицу, сел на ближайшую скамью и тяжело вздохнул. «А Маккензи, оказывается, был прав… Глупо вышло. На редкость по-идиотски. Не твоё это дело, Гедимин. Займись лучше реактором.»

07 июня 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

Гедимин погасил фонарь. Ирренциевая пыль светилась из-под сдвинутой крышки контейнера холодной зеленью, свет дрожал на бронированных пальцах. Сармат занёс руку над сияющим порошком и почувствовал слабое тепло. «Фантом,» — промелькнуло в голове. «Эта смесь так не греется.»

За спиной сармата зашипел, приоткрываясь, массивный люк. Вспыхнул фонарь, и тут же раздался возмущённый возглас. Гедимин, не оглядываясь, шагнул в сторону, и Кенен, прицелившийся схватить его за руку, ударил ладонью по краю контейнера и громко выругался.

— Да не трогаю я твой ирренций, — проворчал ремонтник, на всякий случай придерживая ёмкость. Она была тяжёлой, надёжно принайтованной и навряд ли перевернулась бы, но Гедимин хотел исключить любую случайность.

— Спасибо и на этом, — отозвался Кенен, потирая ушибленную ладонь. — Что ты тут делаешь, Джед?

— Думаю, — медленно проговорил сармат, глядя на зелёное свечение. — Красиво… Что у вас там за проект? Ты рассказывал, но я, видимо, прослушал.

— Да-да, понимаю, — отмахнулся Кенен. — Нехватка радиации, смерть друзей, злые макаки… Мне повторить несложно. Я сам знаю не всё. Главные сидят на Земле. Ни имён, ни мест называть не буду — себе дороже. Проектов там несколько. Говорят, что хотят возродить сарматскую науку и утереть нос приматам. От затеи, я сказал бы, пахнет Ассархаддоном, но он вроде как помер… и размах не тот.

— К делу, — ровным голосом поторопил его Гедимин. — Наш проект какой?

— «Заражение», — послушно ответил Кенен. — Я делаю ирренций, связной его забирает и везёт на Землю. Или грабит мианийский крейсер, добывает ирренций и везёт на Землю. Или…

— Для чего? — перебил его сармат. — Что они делают с металлом?

Кенен пожал плечами.

— То ли взрывают, то ли распыляют. Связной говорил слова «самопроизвольный синтез» и упоминал Хольгера. Тебе это что-нибудь сказало?

Гедимин вздрогнул и резко повернулся к командиру.

— Они хотят разжечь самопроизвольный синтез?! Мать моя колба, что за идиоты… Мало им того ирренция, что мы повсюду навзрывали? Если синтез возможен, он уже идёт!

Кенен осторожно похлопал его по локтю.

— Тихо, Джед. Не пугай меня, тут и так нервы на пределе. Мианийцы заявили, что заражённые территории должны быть вычищены. Там, где вы взрывали, разлиты тонны меи. Многие области уже дезактивированы, за другими следят. Синтез не пошёл. Как думаешь, почему?

Гедимин на секунду удивился такому вопросу, но мысли уже развернулись в предложенное русло.

— Лёгкие элементы, — задумчиво сказал он. — В верхних слоях — в основном лёгкие. Чтобы пошёл синтез, нужно много ирренция и много времени. Разве что облучённые конструкции… Но их, наверное, вывезли первыми.

Кенен закивал. Вид у него был предельно серьёзный. «Будто что-то понял,» — невесело усмехнулся про себя Гедимин. «А вопрос действительно интересный. Я бы пособирал данные в облучённых областях. Может, мианийцы и собирают? У них там был Ириен…»

— Тогда распылять нужно… — сармат задумчиво сощурился на прикрытый контейнер. — Вблизи урано-ториевых руд. Заражать рудные жилы. В том же Ураниуме…

Гедимину представилась сольвентная установка, вместо выщелачивающего раствора закачивающая в пласты гидрокарбонат ирренция, и слабо светящийся раствор, въедающийся в мельчайшие поры и трещины, оставленные сольвентом. «Самопроизвольный синтез,» — повторил он про себя. «Самовоспроизводящиеся руды. Может, и взлетит. На Ириене получилось…»

— Как по-мианийски «ирренций»? — неожиданно для себя самого спросил он.

— «Ирьен фьеси», — немедленно ответил Кенен, и сармат снова удивился его познаниям. «Ирьен? Значит, это было мианийское название?» — подумал он. «Ладно, теперь ясно, что надо искать. Ирьен фьеси…»

— Это единственный проект? — спросил он.

— Там много, — махнул рукой Кенен. — Прямо как в «Гекате». Биология, химия, инженерия… Кто-то вот надеется построить ирренциевый реактор. Проект «Неистовый свет» — хорошее название, верно?.. По-настоящему безопасный реактор, не взрывающийся от случайного пинка.

Гедимин задумчиво кивнул.

— Без ирренция говорить не о чем. Я вступаю в «Заражение», — решительно сказал он. — Ты видел мой чертёж канского реактора?

Кенен мигнул.

— Тихо-тихо, Джед, не так быстро, — он выставил вперёд пустые ладони. — Итак, ты входишь в проект и начинаешь… с синтеза плутония? А это неплохая идея, между прочим. У меня есть мысли, как это легализовать с пользой для нас всех. Только, главное, не спеши и не шуми. Федералы шутить не будут…

Гедимин молча смотрел на Кенена, в задумчивости шевелящего пальцами и изредка хмыкающего в респиратор.

— Даже если и не выгорит, — сказал тот наконец, — будет польза для репутации. Что тебе будет нужно, Джед?

— Графит, — отозвался сармат. — Много хорошего графита. Несколько тонн листового рилкара… и пневмомолот.

09 июня 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

Сварные швы остывали медленно; Айзек прокачивал мощный воздушный поток между гладкими стенами округлого котлована и «крышей» из непрозрачного пласта защитного поля, но газ рассеивался по дороге, почти не забирая тепло. Гедимин следил за температурой; рилкар, как стеклоподобный материал, от резкого охлаждения мог треснуть, но и долгое пребывание в аморфном состоянии могло привести к деформации по шву. Внутри скафандра тоже работало охлаждение, и его, как и газового потока в котловане, было недостаточно. Гедимин включил жидкостное распыление, и ему за шиворот посыпались мелкие холодные брызги. «Удобно,» — подумал он. «А то пришлось бы вылезать.»

Капли воды стекали с макушки, по дороге смешиваясь с испариной и нагреваясь. Сармат собирал двойной корпус уже пять часов, с тех пор, как вернулся с космодрома, и работа была почти закончена. Он посмотрел наверх, на защитное поле, под которым ему предстояло проползти, выбираясь из ямы. Оно сплошь было покрыто чёрными точками — с той стороны в него бил поток нейтронов. «Хорошая плотность,» — одобрительно подумал Гедимин. «Этого должно хватить.»

Плотный газовый поток, дующий в левую ладонь, на долю секунды прервался, — кто-то пересёк его, спускаясь в раскалённую яму. Гедимин обернулся и увидел Айзека. Тот покосился на тёмно-красные швы, сверился с приборами на запястьях и поцокал языком.

— Гедимин, иди наружу. Скоро полночь. Ты сегодня отдыхал?

— Полночь? — Гедимин посмотрел на остывающий корпус. — Надо следить за температурой. Если в ближайший час не затвердеет…

— Он уже твёрдый, — Айзек щёлкнул пальцем по стыку. Сейчас швы отличались от сплошных частей корпуса только цветом и температурой; сигма-сканер мог найти микроскопические щели, но на глаз и на ощупь Гедимин не находил ничего.

В наушниках задребезжало.

— Эй, атомщики! — услышал Гедимин голос Кенена. — Вылезайте оттуда, парни. Джед, тебе завтра ещё работать, помнишь? А тебе — следить за реактором.

— Вот и я говорю, — Айзек подтолкнул Гедимина в плечо. — Иди первым. А то ещё останешься…

Кенен терпеливо ждал, пока сарматы отмоются, — оба попали под плотный нейтронный поток и на выходе «светились», а значит, следовало облиться меей и ждать, пока она выцепит всё, что стало радиоактивным. Нейтронностойкий фрил после этого приобрёл багряный оттенок, но не смылся и не растрескался, — новый слой пока можно было не напылять, и Гедимин был доволен. Фрил на базе был, и сармат даже помнил состав, но сомневался, что без Хольгера и Кумалы повторит процесс синтеза правильно. В сети этого рецепта не было — то ли засекретили, то ли он умер вместе с Кумалой.