— Гедимин Кет? Физик-ядерщик? Иди со мной, Гельмер тебя ждёт.

Ремонтник едва успел оглянуться, пока его практически за шиворот тащили к малозаметному люку в округлой стене огромного зала. Он увидел свою платформу под множеством экранов — в этом помещении она казалась маленькой, как миниглайд в ангаре для спрингеров. Увидел он и ещё одно — растянутый в длину четырёхметровый портал, окружённый дугообразными конструкциями, и тяжело нагруженный «Кенворт», медленно выползающий из него.

— Это «Сампо»? — спросил Гедимин у экзоскелетчика.

— Да. Перебросили тебя через Кагет, — ответил тот со скрываемой, но всё же считывающейся гордостью. Гедимин мигнул.

— Быстро, — сдержанно признал он. — Могли бы дать осмотреться.

«Луна, Гоберта, Аметист… и ещё Кагет,» — перечислил он про себя все посещённые планеты. «На Кагет надо бы вернуться.»

Гельмер Гьоль действительно ждал его — и подготовился: первым, что увидел Гедимин, зайдя в отсек, была крайне подробная голограмма — трёхмерная модель будущего крейсера. Потом сармат заметил вторую — она, уменьшенная вдвое, затерялась в тени первой.

— Уран и торий, — выдохнул сармат, остановившись перед крейсерами. Он тронул пальцем одну из палуб, и она «открылась», показывая готовые к вылету истребители и бомбардировщики.

— Тут целый флот, — пробормотал Гедимин и невольно поёжился — ему вспомнилась «Шибальба». — И быстро такой построят?

— За три месяца, если ты о «Фениксе», — отозвался Гельмер, небрежным шлепком уменьшая голограмму. — «Бет» — два месяца. Не трогай палубы, с этим разбирается Никэс. Загляни в реакторный отсек.

Гедимин прикоснулся к наиболее бронированному участку корпуса. Реакторный отсек изнутри был заключён в семислойный шар, герметично закрывающийся с двух сторон, с автономной кислородной станцией и запасом сырья для неё на трое суток. Внутри, однако, было пусто — были прочерчены только трансформаторы и берущая от них начало энергосистема «хвана». Гедимин отметил, что «хван» вдобавок подключён к четырём ЛИЭГам — видимо, на случай аварии на реакторе.

— Тут пусто, — ответил на его удивлённый взгляд Гельмер. — Твоя задача — эту пустоту заполнить. Нет, чертёж-голограмму от тебя никто не потребует. Дочерти хоть на листке скирлина, но так, чтобы наши расчётчики могли с этим работать. Красивую картинку дорисуют уже без тебя.

— Это всё, что надо? Картинка? — озадаченно спросил Гедимин. — А опыты? А проверить расчёты на практике?

Гельмер кивнул.

— Всё будет проверено, физик. Сделай чертёж. Инженерный блок всё рассчитает, прогонит по моделям, проверит в лабораториях. Твоё дело — думать.

— Я не могу думать без ирренция, — угрюмо сказал Гедимин, посмотрев на свои руки. — Мне оставят мой реактор?

Гельмер пожал плечами, глядя на сармата с нескрываемым недоумением.

— Его оттащат в пустой отсек. Можешь перебраться туда, если тебе так проще. Говорят, все учёные со странностями…

Гедимин хотел фыркнуть, но сдержался, — его сейчас занимал только реактор.

— Сколько у меня времени? — спросил он.

— Верфи уже работают, — Гельмер повернулся к голограмме и небрежными движениями увеличил обвязку антиграва. — Первого января будут заложены первые «Бет» и «Феникс». Все чертежи уже у тебя. Там же мои наработки по «Ицумадену» и «Циклопу» на ирренциевой тяге, — тяжёлые «десантник» и астероидный бомбер нам по-прежнему нужны… Первого января должен начаться промышленный выпуск реакторов типа «Феникс». А следовательно, тридцатого декабря окончательный вариант должен быть у меня. Достаточно времени для последних штрихов, физик?

Гедимин несколько секунд смотрел на него, не мигая. Ему вдруг стало не по себе — странный холод, скользнув по спине, просочился под рёбра, и в груди неприятно заныло. «Первое января? «Сырой», непроверенный реактор — сразу в производство? Моя установка ещё года не отработала…»

— Нет, — ответил он, угрюмо щурясь. — Этого мало.

Гельмер растерянно мигнул.

— Ассархаддон утверждал, что реактор почти готов, — сказал он, глядя на Гедимина с нарастающим подозрением. — Я даю почти месяц. Ты говоришь — этого мало?

— Реактор ещё года не отработал, — медленно проговорил Гедимин, чувствуя, как холод под рёбрами усиливается. — Никто не знает, как он себя поведёт в космосе. Дай мне два года, и я доведу его до ума.

— Ты шутишь, физик? — Гельмер, забыв о трёхмерном чертеже, повернулся к сармату. — Два года… У нас нет в запасе даже двух месяцев! Через два года у нас должен быть атомный флот!.. Так, я вижу, в чём дело. Я не умею работать с учёными. Наверное, не стоило тебя с полигона тащить в лабораторию. Ты свободен. Отдохни, остынь, если сегодня работать не сможешь — приходи завтра утром. Всё, иди.

Гедимин покачал головой.

— Мне не нужен отдых. Я не устал, — он чувствовал, что переговоры не задались, но не знал, как это исправить. — Я говорю о реакторе. Он непредсказуем. С ним нельзя работать. Ты же видел отчёты…

— Иди, иди, — Гельмер едва заметным жестом подозвал охранника и указал ему на Гедимина. Стивен, Конрад и Васко, безмолвными тенями застывшие в дальнем углу, зашевелились.

— Реактор вполне рабочий, я видел гораздо худшие образцы, — сказал Гельмер. — За месяц ты дошлифуешь его, если там осталось, что шлифовать. Идеальных механизмов не бывает, физик. Иди!

Адрес отсека, куда оттащили платформу с реактором, пришёл к Гедимину посреди транспортного туннеля, на перегоне между «Сампо» и экзотариумом. Через несколько минут сармат уже был у входа. Считыватель пропустил его беспрепятственно.

Отсек был тесен — платформа влезла туда, но Гедимину, чтобы пройти между ней и стеной, пришлось развернуться боком. Он поднялся наверх, к реактору, вошёл под купол и, ненадолго задумавшись, мимо щита управления двинулся к корпусу, прикрывающему сборки.

Главный ротор перед перевозкой установки пришлось застопорить насильно; сейчас он стоял неподвижно, — тёмно-синяя колонна в ребристых золотых «опоясках», в полукольце блестящих серых столбов, окружённых зеленоватым свечением. Гедимин тронул пальцем один из краевых твэлов — ирренций излучал ровное тепло.

— Скоро флот взлетит, — прошептал сармат, поглаживая тёплые сборки. — И крейсера, и «десантники», и бомбардировщики. Никаких электростанций и никаких планетарных колоний. Тут из всего получаются только бомбы. Досадно…

20 декабря 37 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Огромная голограмма, растянутая на целый отсек, висела в воздухе, окружённая экранами телекомпов. Двое инженеров из Авиаблока заняли один из них — один сармат, увеличив участок голограммы, рассматривал проблемные узлы, второй, сев к монитору, быстро зачитывал какие-то показатели; первый рассеянно кивал. Заметив внимание Гедимина, он сердито сощурился и жестом попросил его идти, куда шёл. Ремонтник, пожав плечами, прошёл мимо. Он видел, где проблема, и мог бы дать пару советов, — но Авиаблок и так неплохо справлялся с доработками. «Если не найдут, я подойду,» — решил он, взглянув на вскрытый узел в последний раз, и направился к реакторному отсеку.

Последние доработки он вносил вчера; кто-то уже учёл их и изменил голограмму. Несколько участков были подсвечены красным. Гедимин притронулся к одному из них и досадливо сощурился. «Изменения в составе топлива,» — гласили пояснения, выведенные на ближайший монитор. «Произвести невозможно. Предложение отклонено.»

Гедимин ткнул пальцем в передатчик.

— Гельмер, что с топливом? Почему отклонил?

— Решение Ассархаддона, — отозвался Гельмер, явно недовольный внезапным выходом Гедимина на связь. — У нас нет полугода на выверку состава.

— Текущий состав нестабилен, — сказал Гедимин, морщась и прижимая локоть к занывшим рёбрам. — Высока вероятность аварии. Почему расчётчики этого не увидели?