Каждый стержень был сверху донизу «ощупан» и дозиметром, и анализатором, оставалось «прочитать» полученные данные — а для этого нужно было вынести их в «чистый» отсек. Гедимин нехотя подошёл к бассейну и подвесил твэл на примитивный захват. Третья выгородка на дальнем краю уже была готова. Несколько секунд сармат смотрел на вяло булькающую воду и сине-зелёные блики у дна, потом с трудом отвёл взгляд и направил захват к другой выгородке. «Ладно, работаем дальше. Теперь — «ириен»…»

Без специальных меток сармат сам не отличил бы, какой твэл из какого ирренция сделан. Их не различал даже Хольгер, вооружённый анализатором. Закрепив конструкцию на стенде, Гедимин проверил метки — это был «ириен». Сармат привычным движением включил анализатор, проверил температурные датчики — пока они не требовали замены — и прикоснулся к механизму, поднимающему управляющий стержень. «Attahanqa…»

Он занёс руку над хвостовиками, готовясь в любой момент сдёрнуть конструкцию со стенда и швырнуть в воду плавящийся на лету сгусток — но ничего не происходило. Ирренций всё так же слабо светился зеленью. Обсидиановая линза на пересечении лучей слегка усилила видимое свечение, зажглась изнутри сама, — но цифры на экране дозиметра, вяло шевельнувшись, замерли. Гедимин мигнул, посмотрел на управляющий стержень, — тот уже выдвинулся на всю длину, не оставив между шестнадцатью килограммами ирренция никакого барьера. Омикрон-излучение свободно перетекало между стержнями, но даже не собиралось усиливаться — ни постепенно, ни скачками. Гедимин снова мигнул, посмотрел на анализатор, — число атомов урана росло, как ему и полагалось, но крайне медленно, никаких следов германия, обычных при цепной реакции на омикрон-квантах, сармат не видел. Он выждал ещё три минуты — ничего не изменилось.

«Не зажёгся?» — Гедимин осторожно тронул хвостовики. Стержни сдвинулись на пару миллиметров, сармат быстро занёс руку над конструкцией, — но спешить было некуда. Реакции не было, и об этом говорили все приборы.

«Повторим,» — Гедимин опустил управляющий стержень до упора. «Слишком медленный вывод? Надо ускорить.»

Стержень снова пошёл вверх, но ирренций оставался «холодным», а видимое свечение — тусклым. Гедимин пару минут смотрел на него, потом оглянулся на бассейн, где остывал «лунный» твэл, и в недоумении пожал плечами. «Что за чушь? Всё как обычно…»

Он снова вернул стержень на место, несколько секунд держал руку на управляющем механизме, собираясь с духом, и резко дёрнул его кверху. Он ждал ослепительной вспышки, разлёта плавящихся осколков, возможно, полёта в сторону бассейна и спешного отбытия в медотсек, — но не произошло ничего. Зелёный свет волной прокатился по стержням снизу доверху и так и замер, выдав вялый всплеск на дозиметре. Цепная реакция оборвалась, не начавшись.

«Мать моя пробирка…» — сармат снял твэл со стенда, осмотрел его со всех сторон и пожал плечами. «Вот же вещество… Как он это делает?»

Он вернул так и не разгоревшийся твэл в бассейн, достал следующий, привычными движениями закрепил на стенде. Это был ирренций, добытый на Кагете; от ириенского, равно как и от синтезированного на Луне, он не отличался ничем. Пока твэл обсыхал в потоке тёплого воздуха, сармат задумчиво рассматривал его. «Интересно, как пройдёт этот прогон…»

Управляющий стержень медленно двинулся вверх; Гедимин занёс руку над хвостовиками. Зелёная вспышка над наконечниками стержней была чуть-чуть ярче предыдущих, и сармат придвинулся немного ближе, — но больше ничего сделать не успел. Что-то врезалось ему в грудь над нижними рёбрами, и он увидел ослепительно сияющий шар, из белого ставший красным. Потом над сарматом сомкнулась вода, и ему стало не до посторонних свечений.

Когда он выбрался, прижимая ладонь к ушибленным рёбрам и пытаясь выровнять дыхание, стенд был пуст, а дозиметр непрерывно пищал и светил красным экраном. Крепления на стенде, ловушка расплава, радиоактивное вещество, — всё превратилось в мельчайшую раскалённую пыль и разлетелось по отсеку. Гедимин с дозиметром отследил примерные границы осаждения и со сдавленным шипением выдохнул сквозь зубы — половину зала можно было спокойно заливать меей на несколько суток. Стены вокруг стенда слегка светились — ирренциевый расплав впитался в них.

Гедимин поставил защитное поле над заражённой областью и медленно, цепляясь за стену, пошёл к выходу. При движении внутри что-то смещалось, и рёбра отзывались резкой болью. Сармат сердито щурился, — боль мешала думать, и он никак не мог сосредоточиться. «Ещё один «хлопок». Условия — те же, что на двух предыдущих прогонах. Та же конструкция. Первый твэл — нестабильная реакция, второй — ничего, третий — взрыв. И вся разница только…» — он остановился и вполголоса помянул ядро Юпитера. «Только в происхождении вещества. Но при чём тут оно?!»

Едва он успел вывалиться в шлюз, как стены вспыхнули предупреждающими светодиодами, — кто-то уже был в помещении, за непрозрачным барьером защитного поля. Гермоворота за спиной сармата закрылись, и он сел на пол, прижимая ладонь к груди, и мутным взглядом посмотрел вперёд. Поле исчезло, и кто-то метнулся к раненому и схватил его за плечи. Тёмный силуэт за его спиной остановился и широко развёл руками.

— Стой! Он весь в ирренции, — донеслось до Гедимина сквозь шипение в наушниках.

— Я его вытащу, — отозвался первый, прикрепляя к груди раненого пузырь защитного поля — кокон для безопасного перехода. — Гедимин, говорить можешь? Что там было?

— «Хлопок», — отозвался сармат, выползая из приоткрывшегося скафандра в кокон. — Это «кагет». Странно…

— Что странно? — Хольгер тронул его броню, и сармат подался назад, к устройству связи.

— «Ириен» не разгорелся, «лунник» отработал, «кагет» взорвался, — Гедимин растерянно хмыкнул в микрофон. — Не понимаю, почему.

Хольгер на мгновение замер, резко повернулся к Константину, едва не уронив раненого на пол.

— Слышал?!

— Ядро Сатурна! Вот нашли время болтать! — сармата передёрнуло. — Вытаскивай его, медики уже на подходе! Вот истечёт он кровью прямо здесь…

— Всё-всё, — мотнул головой Хольгер, приподнимая скафандр Гедимина и вытряхивая сармата в кокон. Защитное поле прикрыло последний проём, и сармат больше ничего не слышал. Он хотел откинуться на спину, но грудь болела слишком сильно, не позволяя выпрямиться. «Ладно, отдохну в медотсеке. Всё равно зал на дезактивации,» — подумал он, закрывая глаза. «Как будто два разных изотопа… но анализатор распознал бы их. Ничего не понимаю…»

16 октября 38 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

— Интересное вещество этот кагетский ирренций, — сказал Хольгер, усевшись на край медицинского автоклава и заглянув внутрь. — Линкен взял себе полцентнера для работы. Говорит — отлично взрывается.

Гедимин, распластавшийся на дне в обручах фиксаторов, опоясавших грудь, криво ухмыльнулся.

— Знаю. А ириенский он взрывать не пробовал?

— Пробовал, — кивнул Хольгер. — Сразу после твоих опытов Исгельт дал ему указания — проверить «ириен», «кагет» и «лунник». Вы с ним с «лунником» работали, правильно?

Гедимин приподнялся на локте, нетерпеливо кивая.

— И что?

Со стороны мониторов донёсся раздражённый вздох сармата-медика.

— Эй, химик! Положи своего друга ровно, если сам он лечь не может!

Хольгер осторожно коснулся плеча Гедимина, «придавливая» сармата к дну автоклава.

— Не прыгай, атомщик. Повредишь рёбра. Я сам мало знаю — результаты пока у Исгельта. Но… та же картина, что в твоих опытах. «Ириен» не взрывается, «лунник» не даёт ничего нового… а вот критическая масса «кагета» вдвое меньше той, что мы вычисляли. Ассархаддон уже проверил.

Гедимина передёрнуло. Хольгер виновато отвёл взгляд.

— Это самый надёжный способ из тех, что у нас есть. Это делали в лаборатории Линкена, не у тебя…

— Ладно, — буркнул сармат, прижимая ладонь к фиксатору — ему показалось, что под слоем фрила шевельнулось что-то тяжёлое и холодное. — Критическая масса меньше… Но вещество то же самое? Тот же изотоп?