Сразу заменять твэл он не стал — сначала вынес Хольгеру облучённый образец, оставив в «яме» три работающие сборки и одну «погашенную». Если бы это был рабочий реактор, частичного останова на питаемом им корабле не заметил бы никто, — осталось чуть меньше трёх четвертей мощности, и вращение роторов даже не замедлилось бы.
— Активность облучённого топлива не возрастает, — заметил Хольгер, просунув чувствительные щупы дозиметра в контейнер. — Редкое и отрадное явление!
— Реактор работает шестой день, а ты уже делаешь выводы, — недовольно посмотрел на него Гедимин. — Вот если бы через пять лет…
— Или через пятьсот, — хмыкнул Хольгер, закрепляя контейнер за спиной. — Сколько бы ни продолжались испытания, их длительность никогда не будет достаточной. Удачи в запуске!
— Attahanke, — отозвался Гедимин, проводив его взглядом и развернувшись к выходу в испытательный отсек. Замена любого стержня вызывала у него холодок в груди и неприятное замедление движений, но целый твэл… «Надеюсь, в этот раз Ассархаддон не экспериментирует,» — угрюмо думал он, возвращаясь в «яму».
В последние дни сармат почти не трогал реактор, доверив управление автоматике — и она справлялась неплохо — три-четыре раза в день срабатывала защита, и об очередной вспышке Гедимин узнавал по сигнальным огням на краю «ямы». В этот раз вспышек не было, и вдоль бывшего бассейна горели зелёные светодиоды. «Пока спокойно,» — сармат недоверчиво покосился на новый твэл, завёрнутый в защитное поле. «Можно даже не глушить. Заменю так, на работающем…»
Управляющие стержни медленно поднялись, и защитное поле, выгорев, растаяло. Твэл «разгорелся» практически мгновенно. Понаблюдав за ним пару минут, Гедимин одобрительно кивнул и развернулся к лестнице. Импульсный излучатель — «стартёр» для реактора — ждал его в мастерской; надо было поработать над ним — по крайней мере, до следующей вспышки.
Подняться он не успел. Одновременно с ослепительной вспышкой за спиной его швырнуло на ступеньки и вдавило в них так, что облицовка полопалась, а за ней посыпался и защитный слой рилкара. Массивные плиты оказались менее прочными, чем скафандр ремонтника, — он прошёл насквозь, как снаряд из обеднённого урана пробивает корабельную обшивку, и на долю секунды остановился в расколотой плите, прежде чем вместе с её обломками рухнуть на дно «ямы».
Внизу было очень светло — всё, что осталось от реактора, было тонким слоем размазано по дну и стенам. Гедимин, отключив все ощущения, осторожно повернул голову. Шея, по крайней мере, уцелела, и спинной мозг всё ещё работал, — тело ощущалось непривычно тяжёлым, но приказам подчинялось без промедлений. Сармат посмотрел на потрескавшиеся стены, облицовку, сдутую взрывом, пятна ярко-зелёного света на полу — рилкар под ними расплавился и теперь клокотал, разбрасывая синие блики. «Красиво,» — подумал Гедимин, бесстрастно оценивая разрушения. Реактор перестал существовать в одну секунду — теперь собрать его остатки было задачей для Химблока, не для сармата-ядерщика.
— Да что ж такое-то… — прошептал он, пытаясь подняться на ноги. Думать было трудно — слишком громко звенело в ушах. «Ничего, всё будет отстроено,» — он кое-как выпрямился, цепляясь за стену. «Надо подняться. Здесь меня не найдут…»
Он не видел, кто подхватил его, — к тому времени в глазах окончательно потемнело, и он шёл на ощупь. Это было несложно — испытательный отсек он изучил до миллиметра. Он не собирался падать — только сесть и отдохнуть немного перед очередным отрезком пути, но кто-то поймал его и прижал к себе. Сквозь гул в ушах сармат слышал сердитые возгласы и сдавленное шипение. Кто-то поднял его на руки.
— Опять взорвался, — прошептал Гедимин, недовольно щурясь. — Дозиметр… вспышки не было. Что на этот раз?!
— Выясним, — ответили ему на ухо; это был Хольгер, и Гедимин зашевелился, порываясь встать на ноги — он был слишком тяжёл, чтобы химик мог нести его. — Лежи тихо, атомщик. Твои приборы целы. Данные сохранились. Мы узнаем, что там случилось.
— Пусти, — Гедимин зашевелился сильнее, досадуя на размякшие мышцы. — Я могу идти.
Над ним насмешливо фыркнули.
— Дай его мне, Хольгер. Открывай шлюз. Нашему атомщику нравится взрываться. А вот нам он нужен живым и целым.
— Надеюсь, Стивен вызвал медиков, — отозвался Хольгер. — На редкость бесполезный сармат. Но что там, в самом деле, могло взорваться? Опять «кагет»?!
23 января 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»
— Да иди уже, иди, — сармат-медик, поморщившись, отошёл от автоклава и встал в отдалении, сложив руки на груди. — Не цепями же тебя приковывать! Может, физику-ядерщику ни руки, ни ноги не нужны, — откуда мне-то знать?!
Гедимин, пропустив его слова мимо ушей, извернулся и, ухватившись за край капсулы, поднялся во весь рост. Правая рука немного мешала — из-за фиксатора на локте она не гнулась, и её приходилось располагать под определённым углом. Правая нога гнулась, но от чрезмерной нагрузки бедро под фиксатором начинало ныть — кость, расколовшись от удара, надорвала мышцы, и они не до конца срослись. В остальном тело было исправным — и сармат чувствовал себя неплохо, разве что портили настроение воспоминания о реакторе, — очередной взрыв спутал все планы.
— Где скафандр? — спросил Гедимин, выбравшись из автоклава. Сармат-медик, выразительно фыркнув, указал на стапель у входа. Обшивка скафандра снова была отполирована и слегка блестела — никаких выбоин и следов оплавления.
— Кумала приходил? — спросил сармат, разглядывая комбинезон. С нижней частью проблем не возникло, но вот верхняя… Гедимин ощупал дозатор на правом плече — под рукав это устройство не помещалось — и решил, что без куртки обойдётся.
— Да, приходил, — ответил медик, отчего-то сильно смутившись. Гедимин пристально посмотрел на него, помянул про себя уран и торий, посмотрел на себя (вроде бы ничего лишнего ему не отрезали) и махнул рукой.
— Дай мне своих ампул, и я пойду. Реактор взорвался, надо восстанавливать.
— Ну да, конечно, как же иначе, — кисло отозвался медик, разыскивая начатую коробку среди нераспечатанных. — Вот твой набор. По мере расхода расставляй по браслету так же, как было. Это тебе на сутки, завтра снова придёшь. Твои охранники у входа, забери их.
…Когда Гедимин добрался до лаборатории, Константин и Хольгер сидели в «чистом» отсеке перед голограммой, растянутой поперёк комнаты, и что-то обсуждали; услышав, что дверь открывается, оба вздрогнули. Хольгер, развернувшись вместе с креслом, кинулся Гедимину навстречу, Константин посмотрел на потолок и протяжно вздохнул.
— Ты что, убил медика?
— Дезактивация закончена? — спросил Гедимин у Хольгера, хлопнув его по плечу и выразительно покосившись на свою правую руку, висящую вдоль тела неисправной деталью. — Твэлы прислали?
— Ты сильно поспешил, атомщик, — покачал головой Хольгер. — Ещё три дня на дезактивацию и восстановление отсека. Там был серьёзный взрыв.
Гедимин мигнул.
— Не простой «хлопок»? Что-то более серьёзное? Выяснили, что это было? Я не заметил белой вспышки…
— Да, верно, её не было, — кивнул Хольгер, поворачиваясь к голограмме. — И кагетского ирренция не было тоже. Вот, смотри, — мы тут развернули показания твоего дозиметра. Видишь эту пульсацию?
— Has-su, — выдохнул Гедимин, проследив за перепадами интенсивности. — Схлопывание микропрокола?!
Хольгер кивнул, угрюмо щурясь.
— Это, скорее всего, из-за линзы в новом твэле. Это я не проследил… Там, должно быть, было два уплотнения, и они сработали как концентраторы. По расчётам Константина, такое возможно…
Гедимин тяжело вздохнул.
— Ещё и обсидиан… Сколько всего разного… — не договорив, он повернулся к голограмме и начал её изучать. «Значит, реактор был в порядке. Это линза подвела. Выходит, с ирренцием я работал правильно. Осталось разобраться с обсидианом…»
