— Чьи астероиды разносят живые споры по космосу? — спросил он на подходе к капитанской рубке. — Тоже Миана?

— Это Алити, — отозвался Кенен. — Туда не лезь, Джед. Нас к ним не пустят. Их к нам тоже. По их меркам мы даже не дикари. Так, ядовитая плесень.

— Алити, — повторил Гедимин. — Ещё одна цивилизация… А как они с мианийцами? Союзники, враги?

— Вроде как входят в федерацию, — пожал плечами Кенен. — Ты хочешь разобраться, что там, снаружи, к чему? Я сам ничего не знаю. Это к президентам и мировым советам. А я что скажу?! Миана там не одна, есть другие, — Кейнер, Рокка, Итци… Вроде бы мианийцы наложили запрет на контакты с нами. Можно только им, и то с большим перебором. Кого-то с нашей стороны пускают в Миану. Кого-то, говорят, даже в Кейнер и Рокку… Иди-ка работать, Джед. У меня полно дел. И постарайся не попадать в тюрьму! Чарли очень не любит, когда ему создают проблемы!

…Фланн сидел за пультом управления и вполглаза следил за мониторами. Реактор с налаженной системой охлаждения отлично обходился без оператора, — если бы не проблемы с нейтронным потоком, Гедимин давно перевёл бы его на автоматическое управление.

— Ух! — Фланн, заметив сармата за плечом, вздрогнул и обернулся. — Тебя выпустили? Всё хорошо? Не били?

Гедимин качнул головой.

— Спасибо, что присмотрел, — он кивнул на мониторы. — Теперь я сяду.

Он пощёлкал по передатчику, выбирая из адресатов Зета, — надо было дать начальнику цеха пару указаний.

— Ты знаешь, что такое Кейнер? — спросил он, подняв взгляд на Фланна. Тот пожал плечами.

— Не слышал.

15 сентября 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

Корабельный реактор остывал уже трое суток; сейчас его конструкции были подняты до упора, и под ними натянули многослойное защитное поле. Гедимин покосился на нижний слой — белесая плёнка слегка рябила, но не утончалась, значит, лучевой поток был умеренным.

Трое сарматов стояли над вскрытой реакторной ямой. Гедимин придерживал примитивный захват, вместе с гусеничной тележкой притащенный к месту выгрузки плутония, и перемещал его «руку», примеряясь к хвостовикам стержней. Выходило, что удобнее всего было бы ближайшие вынимать вручную, — захват Гедимину не очень нравился, а любая отладка под воздействием нейтронного потока очень быстро сходила на нет. Айзек, поминутно косясь на дозиметр, сканировал открытую яму. Прибор горел красным огнём и тревожно вспискивал при каждом движении. Фланн разглядывал защитное поле над головой — реактор сверху тревожил его куда больше, чем непонятная конструкция снизу.

— Начинаем с центра, — сказал Гедимин. — Каждый стержень — в плотное поле, контейнер, быстро вывозим. Нагрев будет очень сильный — реакция затухает, но медленно.

— Не расплавится? — встревоженно спросил Айзек. — Или для переработки неважно?

— Из контейнера не вытечет, — отозвался Гедимин, покосившись на неподвижного Фланна. «Никогда не выгружал реактор с чужаками,» — подумалось ему. «Сюда бы Хольгера и Лиска…»

Возня затянулась до вечера — с непривычки сарматы работали медленно, и Гедимин делал перерывы и проверял состояние реактора. Периодически на связь выходил Зет — урано-плутониевую смесь сгрузили ему, и он остался с ней наедине, и это его сильно раздражало. В середине смены к сарматам заглянул Иджес, молча постоял там, куда излучение не дотягивалось, несколько раз судорожно вздохнул и быстро ушёл.

…На пороге цеха, временно превращённого в цепочку бассейнов, окружённых защитным полем, стоял Кенен. Внутрь он не входил, переглядываясь с Зетом из коридора. Зет следил за температурой и неприязненно косился на рябящие защитные экраны.

— Когда это отсюда уберут? — спросил он у Гедимина.

— Переработку начнём завтра, — ответил тот, подумав про себя, что Иджеса он ещё стал бы успокаивать, а остальные с радиофобией разберутся сами. — За ночь немного остынет.

— Оно мне за ночь цех не расплавит? — спросил Зет.

— Следи за насосами, — пожал плечами Гедимин. — Дело за водой…

Когда он вернулся в жилой отсек, большинство сарматов уже легло спать. Иджес ждал его и на звук шагов приподнялся и вынул из-под одеяла какие-то свёртки.

— Кенен просил оставить тебе. Тут пряники и фрукты, — сказал он. — Будешь?

Гедимин с любопытством посмотрел на странные предметы. На одном сверху был расходящийся орнамент, второй, круглый и оранжевый, обходился без украшений.

— Это фрукт? — Гедимин тронул пальцем податливую однородную поверхность.

— Синтетика, — отозвался Иджес. — Настоящих сейчас и на Земле не найдёшь.

— Ты ел? — спросил Гедимин.

— Все на корабле ели, — кивнул сармат. — Сегодня такой день. Кенен всегда приносит всякие угощения. Наверное, мы с ним уже перепробовали всё, что есть на Земле.

— Бери, мне не надо, — Гедимин подвинул к нему свёртки и лёг, не снимая скафандра. — Мы выгрузили весь плутоний. Завтра надо запустить новый цикл. Я встану в четыре и не вернусь до утра.

— Осторожнее там, — Иджес поёжился. — Не знаю, почему тебе без всего этого не живётся. По своей воле брать в руки плутоний…

— Ты же берёшь по своей воле мартышечью пищу, — отозвался Гедимин, поворачиваясь на бок. — По крайней мере, плутоний я не ем.

24 сентября 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

— Знаю, Джед. Ещё бы я не помнил! — Кенен смотрел на Гедимина прозрачными, ничего не выражающими глазами, и сармату очень хотелось дать ему затрещину. — Обещал не трогать. А ты обещал закончить за пять суток. Сейчас пошли десятые.

Гедимин угрюмо сощурился.

— За десять дней ты дёрнул меня восемь раз. Хочешь сам заняться стержнями?

Кенен развёл руками.

— Сегодня — особый случай. Действительно особый. Без тебя никак. Ну Джед! Оставь стержни на денёк. Всё равно они у тебя вечно остывают. Пусть остынут ещё немного!

Гедимин тяжело вздохнул.

— Какой ещё особый случай?

Кенен многозначительно прищурил глаз.

— На космодроме — трофейка. «Цикло-Бет»…

…Ещё на пропускном пункте, сразу после проверки считывателем, Гедимин опустил на глаза тёмный щиток. Он как никогда радовался, что под шлемом не видна мимика.

«Цикло-Бет», из чёрного перекрашенный в белый и синий, стоял на южном краю космодрома, и вокруг него светились знаки радиационной опасности. Дозиметр молчал, не выдавая даже намёка на сигма-излучение, — видимо, знаки вывесили на всякий случай. Белые и синие полосы на корпусе корабля рябили, наползая друг на друга, — то ли работал маскировочный эффект, то ли Гедимина трясло, и из-за этого перед глазами плыла рябь.

Сармат замедлил шаг, унимая участившееся дыхание. Сердце билось так громко, что он опасался, что этот грохот услышат снаружи, сквозь скафандр, несмотря на вакуум. Он смотрел только на корабль.

— Это мелочь, это мелочь… — Кенен деловито перечитывал список неисправностей. — Вот! Разбалансировка гравитационного волчка, уход три миллиметра. Джед, займись.

Человек в бело-синем экзоскелете подошёл к Гедимину и, положив ему «клешню» чуть ниже плечевого сустава, подтолкнул сармата к кораблю. Экзоскелет был сарматский, трофейный, — «Гарм» со скрученным «лучевым крылом» и приделанным вместо него реактивным ранцем послевоенного образца. Гедимин отвёл взгляд. В этот раз ему удалось сдержаться и не стиснуть зубы, — челюсти уже ощутимо ныли от постоянного напряжения. Расслабить веки уже не вышло — глаза как сузились перед выходом с базы, так и остались тонкими прорезями.

«А он неплохо выглядит,» — угрюмо отметил про себя Гедимин, поднявшись на палубу. «Для трофейного корабля. Почистили, запаяли, склепали…»

Он прислушивался к шуму агрегатов, на сужениях коридоров мимоходом прижимал ладонь к переборкам, улавливая вибрацию, — он хотел знать, что с реактором, но ничего не мог понять. Ротор был остановлен, иначе сармат почувствовал бы, как он вращается, но «Цикло-Бет» на одной батарее ЛИЭГов никогда не добрался бы до Луны. «Облегчённый корабль? Сняли броню?» — Гедимин вглядывался в конструкции, но не видел никаких изменений. «Нет, всё на месте. Реактор стоит. Как они собираются взлетать? С батута? Все батуты Кларка его не поднимут. Ладно, посмотрим, что у них с антигравом…»