— Эй, тески! — послышался в наушниках жизнерадостный голос Кенена. — Чего такие зелёные? Мианийцы недодали кислорода?

— Закрой рот, Маккензи, — угрюмо ответил ему Зет — Гедимин и пикнуть не успел. — Не то поедешь к нам в гости.

— Лучше уж вы к нам! — хихикнул Кенен, но рот всё-таки закрыл.

— Что будем делать? — спросил Зет, обращаясь одновременно к Гедимину и Иджесу. Ремонтник опустился на корточки, поддел пальцем обугленное переплетение плотных волокон, — в десяти сантиметрах под ними обнаружился «живой», неповреждённый слой, и сармат облегчённо вздохнул.

— Как обычно, — сказал он. — Убираем мёртвые ткани, соединяем порванное. Этот корабль… не знаю, насколько эти повреждения для него серьёзны. Процент ожоговой поверхности вроде небольшой.

— Может, оно и так, — пробормотал Зет, глядя вслед мёртвым волокнам, улетающим по направлению вектора тяжести. — Но вот намусорил ты зря. Тут надо уловители…

…Они натянули вдоль обрабатываемого участка защитное поле и сбрасывали в него, как в мусорный мешок, все обломки и обрезки. Оно раздувалось длинным пузырём вдоль вектора тяжести от трёх соединённых обручей к ледяному астероиду, лежащему среди дугообразных выступов. Ни один из них не прикасался к «ледышке», но все они располагались напротив плотных скоплений, и Гедимин, глядя на них, задумчиво щурился.

Сарматы начали работу с трёх обручей; Гедимин распорядился не трогать ни скопления, ни идущие к ним тяжи. Они пошли от края к центру, начав с наименее повреждённой части корабля. Ожоговое пятно было сплошным; обручи прикрыли друг друга от потока излучения, но это мало им помогло. Сильнее всего пострадала «кожа» — самый верхний слой обшивки: она полопалась и практически не подлежала сохранению. Ниже шёл толстый слой переплетённых спрессованных волокон. Из него — где-то на глубину в сантиметр, где-то на полтора дециметра — вываливались выгоревшие куски. Их можно было не резать — Гедимин поддевал их пальцами, и они отламывались по линии некротизации: мёртвая ткань потеряла упругость. Поверх оголившегося живого слоя сарматы наматывали защитное поле, и Гедимин, оглядываясь на уже прикрытые участки, недобро щурился — даже там, где «ранки» были небольшими, корабль не выделял заживляющую жидкость.

— Атомщик, приём, — заговорил три часа спустя Иджес. — Что у тебя? Регенерирует?

— Нет, — угрюмо отозвался сармат. — У тебя тоже?

— Паршивое дело, — вздохнул Иджес. — У него лучевая болезнь. Сколько флония надо на такую массу?

— Я не медик, — буркнул Гедимин. — Работай, корабль большой.

…Когда пузыри-уловители соединили в один и ужали до предела, выяснилось, что он больше мианийского челнока. Отходов было много, и чем дальше сарматы продвигались вдоль обручей, тем больше отмёрших «тканей» приходилось выбрасывать. Кенен, вереща и вспискивая, переговаривался с кораблём — как предполагал Гедимин, как раз о содержимом пузыря. Через несколько минут вдалеке показался белый шар с длинными отростками. Он быстро скользил вдоль тора, цепляясь и отталкиваясь «щупальцами». Добравшись до пузыря с обломками, он развернулся в огромное полотнище, обхватил «контейнер» и поплыл обратно.

— Вот и все сложности, парни, — хихикнул слегка охрипший Кенен. — Давайте по модулям! Джед, ты там чем занят?

Гедимин сердито сощурился — из шести десятков ремонтников Маккензи всё равно прикопался именно к нему. Он, пользуясь передышкой, водил во все стороны лучом сканера, удлинённым и расширенным до предела, надеясь, что в итоге получит хоть какой-то чертёж корабля. Страховочный трос на его спине натянулся, дёрнув сармата назад, к челноку, собирающему пассажиров. Гедимин фыркнул, потянул «щупальце» на себя, но оно не поддалось ни на миллиметр.

— Пора отдохнуть, парни! — хихикнул Кенен. — В Кларке десять вечера!

— Гедимин, а что с дезактивацией? — спросил кто-то из ремонтников.

— В шлюзе, как обычно, — ответил сармат.

…Войдя вместе с бригадой в шлюз, он сердито сощурился — вблизи стало ясно, что приделать к местному водопроводу фильтры и ёмкости для осадка, как сарматы поступали в лунном модуле, не получится. Гедимин не видел даже, где этот водопровод, и мог только смотреть, как розоватый раствор меи, вместо того, чтобы накапливаться там, где сарматы могли его вычерпать, убегает куда-то внутрь корабля.

— Засветим мы весь модуль, — пробормотал Зет. — Надо было и тут уловители…

Гедимин включил сканер. Он обнаружил тонкую плёнку меи, оставшуюся на палубе, — она стремительно просачивалась в обшивку, формирующую на её пути воронки и выводящую её к периферийным водостокам. Через несколько сантиметров водостоки вместе с содержимым ныряли в серую жижу и исчезали в ней. Как Гедимин ни смотрел на анализатор, прибор не нашёл в «жиже» ни одного знакомого атома, — на карте она выглядела как мутное серое желе без структуры и химического состава. Сармат, хмыкнув, направил сканер на другой участок и увидел то же самое.

— Что это за дрянь? — спросил Зет, указав на серый слой. — Частицы? Волны?

— Защита от сканирования, — Гедимин, отключив прибор, досадливо поморщился. — Секретность, мать моя колба…

Выпустив когти, он рывком поддел часть палубы. Она затрещала, наружу брызнула тёмная жидкость, но тут же участок обшивки просел обратно, едва не расплющив Гедимину палец. Сармат включил лучевой резак, «лезвие» проехалось по намеченному стыку между частями покрытия, но не оставило никакого следа — странная красная органика поглотила излучение, даже не обуглившись.

— Sahasu! — выдохнул Гедимин, изумлённо мигнув, и сорвал с плеча плазморез. Включить не успел — кто-то с силой вцепился в его руку и повис на ней. Пальцы сармата от неожиданности разжались, и «сфалт» упал ему на ногу.

— Heta! — крикнул ему в наушник Зет, повисший у него на плечах. — Не трогай ничего! Мианийцы узнают — что будет?!

Гедимин с присвистом выдохнул, дождался, пока красный туман перед глазами развеется, и, стряхнув с себя Зета, подобрал с палубы плазменник. Инструмент не пострадал — ячеистое покрытие мягко спружинило, поглотив энергию удара.

— Наверное, эту штуку и плазма не возьмёт, — пробормотал сармат, отстёгивая крепления и со «сфалтом» подмышкой выбираясь в жилой модуль. — Они бы так сопротивлялись лучевой волне — сейчас бы не пришлось чиниться…

Обходя модуль и проверяя, как устроились сарматы, Гедимин держал дозиметр включённым и периодически на него косился — но радиоактивный раствор меи, похоже, утёк за пределы чувствительности прибора.

Пока сарматы расходились по спальным ячейкам, модуль трижды изменился в размерах — сперва ужался точно по краям ячеек, потом дважды растянулся, освобождая место новым жильцам. «Точная подгонка,» — отметил про себя Гедимин, занимая последнюю оставшуюся «кровать». Она была довольно мягкой — даже мягче обычных сарматских матрасов. Разнообразно окрашенные выступы вдоль стены втянулись до упора, и она стала гладкой. Гедимин провёл пальцем по широким цветным кольцам, оставшимся от водяного и кислородного шлангов — они шевельнулись, приподнимаясь, и снова улеглись. Сармат хмыкнул.

— Мея, — прошептал он, выдёргивая из невысокой стенки случайный шланг и засовывая его в почти пустой контейнер. Сармат ждал, что трубка разбухнет, но она никак не отреагировала даже на обмакивание в остатки раствора. Гедимин вынул её, заглянул в отверстие — оно было затянуто плотной белой плёнкой.

«Не работает,» — вздохнул сармат, переворачиваясь на спину и глядя на белые выступы на потолке. Они располагались рядами, очерчивая границы ячеистой структуры. Все шевеления и звуки затихли, модуль притворился обычным механизмом. «Как реактор при посторонних,» — хмыкнул про себя Гедимин, закрывая глаза. «Надеюсь, ночью он не проголодается…»

10 апреля 26 года. Лунный рейд, корабль «Ниийюу»

— «Челноки настроены наилучшим образом, чтобы помогать в вашей работе», — процитировал Кенен. — «Вмешательство повредит их.» Вот что они ответили. Зет, я не понимаю, — ты решил в этот раз мешать мне жить и за себя, и за Джеда? А то он больно тихий…