Совершенно с противоположным по своей сути предложением выступил А. А. Брусилов, назначенный незадолго до совещания главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта. Он предложил Ставке активные наступательные действия своего фронта, принятые по итогам совещания Верховным главнокомандующим. План наступления после долгих прений был скорректирован. Окончательно утвержден он был в мае после очередных доработок. «…роль Северного фронта была ограничена только демонстрациями, преимущественно на Рижском направлении… Главный удар по-прежнему наносился Западным фронтом, но ввиду положения на Итальянском фронте удар Юго-Западного фронта также должен быть сильным и быстрым… с Сарненского направления в обход Ковеля с севера».

Подготовка операции в войсках Юго-Западного фронта проводилась очень тщательно. Командование фронта понимало, что предстоит взламывать чрезвычайно сильные позиции противника, которые он укреплял в течение девяти месяцев. Была проделана большая подготовительная работа во всех звеньях фронта. Особое внимание было уделено инженерной подготовке, разведке, оперативной маскировке, согласованным действиям пехоты и артиллерии.

Приступив к реализации плана, Юго-Западный фронт начал наступление 22 мая 1916 г., на неделю раньше Западного фронта с целью оттянуть силы противника из его полосы, что облегчало тому в последующем нанесение главного удара. Спланированные А. А. Брусиловым удары одновременно в полосах наступления всех армий и большинства корпусов фронта позволили прорвать оборону противника и развить наступление в нескольких местах. Наибольший успех фронта был достигнут в правофланговой 8-й армии генерала от кавалерии А. М. Каледина, примыкавшей к Западному фронту. Наступление в ней развивалось по двум направлениям: на Ковель и Львов.

Именно с этого момента в реализации совместной стратегической операции трех русских фронтов начинается анархия в управлении. Запланированный на 29 мая главный удар Западного фронта вылился лишь в «демонстрацию наступления» силами одного (!) Гренадерского корпуса генерала-лейтенанта Д. П. Парского (из имеющихся 26 в составе фронта), произведенную 31 мая в направлении на Столовичи. Небезынтересно заметить, каким образом формировалась ударная группировка. В первый эшелон поставили 81-ю пехотную дивизию, буквально накануне передислоцированную с другого участка фронта. Гренадерские же дивизии, которые в течение длительного срока находились в соприкосновении с противником и досконально за это время изучили полосу обороны противника, вывели во второй эшелон для последующего развития успеха.

Достигнув тактического успеха, но не получив резерва от главнокомандующего Западным фронтом для его закрепления, корпус с большими потерями был вынужден отойти на исходные рубежи. Очередная неудача и, вероятно, усилившаяся от этого неуверенность в своих силах, заставила А. Е. Эверта переносить наступление сначала на 4 июня, затем на 20 июня и изменить направление главного удара с Вильно на Барановичи. В свою очередь, отсутствие своевременных действий Западного фронта заставляло А. А. Брусилова также неоднократно менять направление развития наступления 8-й армии с Ковеля на Львов. Ковель являлся связующим звеном для Юго-Западного и Западного фронтов. При успешном взаимном наступлении в Ковельском направлении подрывалась основа обороны противника, что приводило к стратегическому успеху наших войск в русско-немецком противостоянии на театре военных действий. Отсутствие наступления на Западном фронте делало бессмысленным это направление. Очередной срыв сроков наступления А. Е. Эвертом вынуждал А. А. Брусилова в который раз (!) давать команду на перенесение усилий 8-й армии с Ковельского на Львовское направление.

Начальник штаба Ставки А. В. Алексеев, пытаясь заставить А. Е. Эверта начать наступление, давал противоречивые директивы А. А. Брусилову – наступать на Львов, не оставляя Ковельское направление. Это усиливало управленческую «чехарду».

С большим опозданием от намеченного срока Ставка заставила главнокомандующего армиями Западного фронта перейти в наступление 20 июня. Но колебания главнокомандующего, явно отражавшие его неуверенность, повлекли за собой цепь неуверенных действий подчиненных. Неуверенность видна из приказов, отдаваемых войскам командованием 2-й армии Западного фронта. «19 сего июня 1-му Сибирскому корпусу начать артиллерийскую подготовку и с выяснением ее результатов выполнять поставленную корпусу задачу… Смирнов». «Командарм приказал (командующий 2-й армией генерал от инфантерии В. В. Смирнов. – А. П.) 36-му корпусу… иметь в виду, что в случае успешного развития боя 1-го Сибирского корпуса 36-му корпусу будет приказано не ограничиваться артиллерийским содействием, атаковать намеченные участки позиций противника. Соковнин».

Подобная расплывчатость и неопределенность приказов позволяет вольно трактовать указания старших начальников и уходить от ответственности в случае неудачи.

Спланированное штабом Западного фронта наступление 4-й армии генерала от инфантерии А. Ф. Рагозы в направлении на Барановичи не показалось последнему выгодным, после того как все силы и средства фронта в продолжение трех месяцев затрачивались на подготовку наступления на Вильно. Командарм воспринял и выполнял этот приказ как «отбывание номера». После артиллерийской подготовки 20 июня войска армии начали наступление. Сосредоточение наступательных группировок в корпусах во многом не соответствовало поставленным задачам, что вызывает естественные вопросы, как, впрочем, и управление самими корпусами. Так, на правом фланге 4-й армии командир 25-го корпуса сосредоточил силы следующим образом: «…4 полка на пассивном правом участке, 2 – в резерве за правым флангом пассивного этого участка и 2 – на главном, ударном, левофланговом участке». Подобный образец «военного искусства» изначально вел войска к гибели. Полки, выполняя волю командира корпуса генерала от инфантерии Ю. Н. Данилова, произвели атаку, захлебнувшись в своей крови. Трудно объяснимый стиль управления был продемонстрирован командующим 4-й армией во время наступления корпусов (3-го Сибирского и 3-го Кавказского), который приводит в своих воспоминаниях полковник Б. В. Веверн: «…наша артиллерия основательно развернула их позиции. 3-й Сибирский корпус пошел в атаку, за ним наш – 3-й Кавказский. Часть германских позиций была взята. 3-й Сибирский корпус пошел было вперед, но получил приказание остановиться и пропустить вперед 3-й Кавказский. Ладно, выполнили кое-как приказание, затем мы получили новое: остановиться и вернуться в исходное положение. Чем оно было вызвано, не могу вам объяснить… выполнили и это: бросили взятые такой дорогой ценой позиции противника. В исходном положении простояли почти двое суток и в это время смотрели, как пришедшие в себя, разбитые нами немцы и подошедшие к ним свежие резервы исправляли и укрепляли развороченные окопы, а когда немцы окончили эту работу, нам приказано было опять идти в атаку и брать позиции снова. Пойти-то пошли, но взять уже не могли. Зато корпус, одними убитыми, потерял несколько тысяч человек…»

Удары русских корпусов и дивизий, не подкрепляемые своевременным вводом армейских резервов, достигли лишь небольшого тактического успеха на отдельных направлениях. Потери наших войск значительно превышали трофеи. После этого наступления А. Е. Эверт распорядился отложить наступление до 1 июля. Больше наступательные действия в этой операции Западного фронта не производил.

Итог действий русского генералитета Западного фронта на Барановичском направлении подвел Николай II: «У Барановичей атака развивается медленно – по той старой причине, что многие из наших командующих генералов – глупые идиоты, которые даже после двух лет войны не могут научиться первой и наипростейшей азбуке военного искусства…»

Проигравшие победители. Русские генералы - i_049.jpg

А. Е. Эверт

Очевидно, что подобный образец управления, продемонстрированный А. Е. Эвертом, можно охарактеризовать как «оперативный самотек». Выделение минимальных сил для нанесения изначально спланированного сильного фронтового удара является явным свидетельством неспособности вести наступательные действия в условиях позиционной войны, желанием переложить ответственность на своих подчиненных. По словам очевидцев, на небольших участках фронта главнокомандующий показывал себя спокойным и храбрым начальником. Мужеством же военачальника, подкрепленным соответствующими способностями и навыками, Алексей Ермолаевич не обладал. Реальным организатором операций фронта являлся генерал-квартирмейстер П. П. Лебедев, который был хорошо осведомлен о стратегических возможностях своего главнокомандующего.