— Ага. — раздался приглушенный ответ.

Я последовала на звук голоса и обнаружила Оливию, поедающую хлопья за столом… В своем платье принцессы.

Черт возьми. Девчушка была странной и без того, чтобы носить одно и то же платье каждый день.

— Оливия, что я тебе сказала?

Она вскочила из-за стола и положила свою тарелку в раковину, повернувшись ко мне с озорной улыбкой.

— Но мне уже поздно переодеваться.

Я ошарашено смотрела на нее.

— Ну ты и негодница.

Она неуверенно подошла ко мне. Медленно, девчушка потянулась и обернула свои пальчики вокруг моих, покрытых перчатками. Когда я кивнула, ее хватка усилилась, и все в ее мире встало на свои места.

Два года прошло с того момента как я могла прикоснуться к Оливии без каких-либо препятствий между ее и моей кожей. Все это дерьмо с супер-особенным-прикосновением-смерти на самом деле отстой. Я не могу поцеловать колено Оливии, чтобы облегчить боль, когда она падает, или обнять, когда она плачет, и успокоить. Даже ощущение близости с человеком меркнет.

Оливия же считала, что наделена какой-то сверхчеловеческой силой, поэтому я позволила ей вывести себя из дома туда, где был припаркован мой Джип. Блеклая черная краска придавала ему весьма потертый вид, нужно было поменять шины и тормоза. Но все же это был мой малыш. Я могла погладить его по ровной передней дверце и касаться руками мягкой отделки, сколько душе угодно. Мое сердце ликовало от мысли, что машина не упадет и не умрет от моего отравляющего прикосновения.

Всю дорогу до школы Оливия сходила с ума по новой игрушке, которую где-то увидела. У меня все силы ушли на то, чтобы не начать биться головой о руль. Прежде чем выпрыгнуть из машины около своей начальной школы, она наклонилась ко мне поближе для обязательного воздушного поцелуя. Настолько близко, что не оставалось сомнений, — мы настоящие сестры с одинаковыми рыжеватыми кудрями и веснушками.

— Будь любезна с детишками сегодня, — напомнила я ей, — и, ради бога, не касайся ничего мертвого.

Оливия по-взрослому посмотрела на меня и направилась по дорожке в окружении розового цвета и блесток. Я постояла на месте пару минут, глядя, как она исчезает среди других низкорослых ребятишек. Папа говорил, что у Оливии взрослая душа, идо недавних пор я не понимала, что это значит.

Я посмотрела на часы на приборной панели: осталось пять минут, чтобы успеть на классный час и не получить очередное замечание за опоздание. Коллекционирование розовых листков с замечаниями, исписанных красной ручкой, стало моим хобби, однажды я смогу сделать симпатичный коллаж из них и повесить на холодильник для Оливии. Она обожает розовые вещи.

***

Спустя десять минут, я проскользнула на свое место с очередным замечанием и недовольным выражением лица.

— Ты опять? — прошептал темноволосый парень, сидящий рядом со мной.

Я послала ему надменный взгляд, который был встречен широкой усмешкой.

— А на что это похоже, Адам? — он пожал плечами, продолжая усмехаться.

— Может, больше не стоит просыпать?

Адам Льюис был единственным человеком в школе Аллентауна, который не перестал общаться со мной после аварии. Любовь с самой песочницы — вот, что было между нами, но все же я не могла ему рассказать, что опоздала, потому что моя младшая сестренка откопала своего мертвого хомяка и вернула его к жизни. Я вроде как хотела, чтобы он оставался моим другом.

Адам озадаченно на меня посмотрел. В особом ботаническом смысле он был милым, но между нами не было ничего, кроме дружбы. И не могло быть. Никогда.

Преподавательница нахмурилась, ее губы сжались в тонкую линию. Миссис Бентон практиковала на классном часу политику «без разговоров», что только заставляло учеников еще больше ненавидеть ее. Вернувшись к своему блокноту, я начала набросок, ожидая звонка об окончании первой пары. Мои мысли были прикованы к поступку Оливии, пока на бумаге появлялся старый дуб, выросший за окном классной комнаты.

Но моя версия дерева не имела ничего общего с тем, что было на самом деле. Может, это было из-за того, что я добавила плотные облака на заднем плане и повернула каждую ветку вниз. Концы стали неровными, вместо того чтобы запечатлеть ранние солнечные лучи, подсвечивающие красные с золотом листья.

Мой рисунок выкачивал жизнь. Как и я сама.

Я понятия не имела, как Оливия оживляет мертвых. Единственное, что я могла знать, — она могла родиться такой, но потребовался беспечный водитель и искореженный метал, чтобы раскрыть уникальный талант два года назад.

Я умерла в машине, как и папа.

Эти люди, проповедующие Нью Эйдж[1], безбожно врали. Не было никакого яркого света в конце темного тоннеля. Никаких ангелов, ожидающих, чтобы проводить меня, ни мертвых членов семьи, стоящих в тени. Не было ничего, абсолютно ничего… До тех пор, пока я не ощутила, как что-то меня тянет назад в тело. Не было больно, но я чувствовала странную пустоту, словно часть меня осталась в черной бездне. Возможно, я оставила свою душу где-то на той стороне.

Когда я распахнула глаза, первым, кого увидела, стал отец. Это было ужасное зрелище: он был мертв, и Оливия не могла дотянуться до него. На парамедиков и врачей прикосновение ко мне никак не повлияло. Помню, я тогда подумала, что смерть приснилась.

По приезде домой, я ощущала себя совершенно измученной, все вокруг было нереальным, и я поняла, что это мне не приснилось. Суши стал моей первой жертвой. С приплюснутым носом и одним глазом, кот был самым уродливым существом, которое я только видела, но я любила его. Я взяла его на руки, и он умер спустя шестьдесят секунд. После нескольких умерших домашних растений я поняла, что со мной что-то не так. Совсем не так.

И я перестала касаться живых существ. Раз и навсегда.

Довольно странно, что способность Оливии воскрешать мертвых имела довольно странные последствия в зависимости от того, на ком она их применяла. У животных глаза становились похожи на мои, но у них не было подобного смертельного прикосновения.

Я не была уверена, что эффект будет таким же у другого человека, и, на самом деле, не хотела проверять.

Резкий звук первого звонка вырвал меня из моих размышлений. Я собрала вещи и пошла вслед за Адамом в заполненный людьми коридор.

— Итак, почему ты опоздала сегодня утром? — спросил он.

Я пожала плечами.

— Проспала. Такое бывает.

Он одарил меня взглядом, полным сомнения, и я почувствовала себя ужасно от того, что мне приходится обманывать его. Мой взгляд переместился с лица на футболку. На ней было написано: «Я ВЕРЮ В ТРОФЕЙНЫХ ЖЕН» (имеется в виду песня группы Suburban Legends).

Я сменила тему разговора.

— Как думаешь, на истории у нас будет тест?

Он кивнул, глаза казались ярко-голубыми за стеклами очков.

— Ага, ты готовилась?

Я выбралась из толпы студентов, улыбаясь Адаму.

— Что ты там говорил?

Адам закатил глаза.

— Ты готовилась?

— О, Оливия была очень беспокойна прошлой…

— Уродка, — сказал Дастин Смит, капитан школьной футбольной команды и редкостный придурок.

— Ты встречался с ней, — перебил его другой парень, — она твоя уродка, Дастин.

Часть про «встречался с ней» была горькой правдой. Я была популярной в пятнадцать лет, и у нас была интрижка. Тогда я еще могла касаться людей. Дастин и я целовались… Много. А потом я превратилась в черную вдову. Так что шансы на то, что я умру девственницей, подскочили до небес.

Уродка и девственница — ничего лучше и не придумаешь.

— Чувак, я пытаюсь забыть эту часть моей жизни, — сказал Дастин, — ты можешь не напоминать?

Мои пальцы сжались вокруг ремня сумки, и я уставилась на грязный пол. «Просто смотри на пол, — подумала я. — Все будет только хуже, если я посмотрю наверх». Но я никогда не прислушивалась к здравомыслящему голосу в голове. Не в силах сдержаться, я подняла голову и посмотрела на Дастина.