— Будет здорово, если нам вообще откроют, консультантов любят чуть больше чем сектантов.
— Ну, извини, других вакансий нет.
Ангелина, наконец, обернулась, но теперь старательно прятала взгляд, разглядывая кончики своих замшевых сапог, обтягивающих ноги, словно вторая кожа.
— Ладно, только никаких обмороков! — предупредила она.
— Лады, постараюсь не доводить тебя до такого состояния, — улыбнулся Май, выбираясь из машины. — Вперёд, напарница, тряхнём стариной!
Но разыгрывать спектакль не пришлось. Вняв настойчивым трелям звонка, дверь открыла женщина в роскошном огненно-рыжем парике и алом шёлковом халатике ещё более коротком, чем наряд Ангелины. Из-за толстого слоя косметики определить истинный возраст дамы не представлялось возможным, но некоторый намёк на дряблость в изящном изгибе длинной шеи позволял предположить, что кризис среднего возраста она пережила лет двадцать назад. Её лицо показалось Маю знакомым, пожалуй, где-то он её уже видел, вот только где?
— Вы кто? журналисты? — резко спросила женщина, одарив непрошеных посетителей неприязненным взглядом. — Я не даю интервью, сколько можно повторять!
«Чёрт, даже имени не помню, — тоскливо подумал Май. — А дамочка, похоже, не простая домохозяйка, от интервью шарахается как заправская супер звезда!»
— Абсолютно с вами согласен, журналистам ничего нельзя доверять, а уж тем более биографию и личную жизнь. Перевернут с ног на голову и разрешения не спросят! — энергично закивал он. — А мы всего лишь скромные представители известной косметической фирмы, хотим предложить вам, если позволите, конечно, ознакомиться с выпускаемой ею продукцией и лично оценить качество.
Женщина презрительно прищурила серые глаза, густо обрамлённые неестественно длинными накладными ресницами, и процедила:
— Известные фирмы не опускаются до уровня дешёвой показухи! А листовки всем подряд рассовывают только жалкие частные лавочки!
Май лихорадочно соображал, как направить беседу в нужное русло, события развивались совсем не по плану, но тут неожиданно в разговор вмешалась Ангелина:
— Видите ли, Эмма Владиленовна, наша продукция действительно не нуждается в рекламе. Но мы заинтересованы в привлечении клиентов особого уровня — такого как ваш, ведь наличие ярких публичных личностей среди постоянных клиентов положительно сказывается на имидже фирмы. А косметика «Элен» к тому же…
— Как вы сказали, называется ваша фирма? — серые глаза превратились в две узенькие щёлочки.
Маю это не понравилось, особенно насторожила промелькнувшая в голосе нотка скрытой угрозы.
— «Элен»! — жизнерадостно повторил он. — Наш девиз: натуральное сырьё и высочайшее качество! Все компоненты заинтересовавшей вас косметики подбираются индивидуально, с учётом особенностей кожи в частности и организма в целом.
Так и неузнанная Маем Эмма Владиленовна осторожно, двумя пальцами взяла предложенный рекламный проспект и вдруг, резко изменившись в лице, возмущённо рявкнула:
— Опять?! Да как вы смеете мне ЭТО предлагать! Хотите, чтобы я в суд подала?
Она резко захлопнула дверь перед носом ничего непонимающих «консультантов».
— Что это с ней? — испуганно прошептала Ангелина.
— Понятия не имею! А кто она вообще такая, эта Эмма Владиленовна?
— А вы разве не знаете? Это же очень известная писательница! Печатается под псевдонимом Эммануэль!
— То-то я смотрю — физиономия знакомая! И что пишет?
Ангелина залилась ярким румянцем и, потупившись, ответила:
— Я слышала, кажется, эротические романы.
— Слышала или читала? — ехидно уточнил Май.
Дверь неожиданно распахнулась, возникшая в её проёме Эмма-Эммануэль, не говоря ни слова, швырнула им в лицо пачку разноцветных бумажек и также молча исчезла.
— Ничего себе сентиментальный спектакль! — скорее удивилась, чем возмутилась Скворцова. — Вы что-нибудь понимаете?
Май молчал, внимательно разглядывая выброшенные писательницей бумаги — ими оказались флаеры фирмы «Элен» устаревшего образца, точно такие же лежали возле тел убитых девушек…
Дома Ангелину ждал сюрприз.
— У тебя гости! — шепнула сияющая Кира, убегая на очередное свидание. Похоже, не смотря на семейное положение избранника, она вполне счастлива и довольна своей личной жизнью.
— И где же гости? — громко спросила Ангелина, снимая пальто. Она огляделась и едва устояла на ногах, когда на неё словно сильнейший ураган, визжа и хохоча набросилась младшая сестра Катя. Она долго обнимала и щекотала девушку, наконец, отпустила её смеющуюся, уставшую отбиваться и восторженно запрыгала вокруг на одной ноге, дразня как в детстве:
— Гелька-карамелька! Ух, как же я по тебе соскучилась! Дома теперь и поговорить не с кем!
— А почему раньше не приходила? Мне же к вам нельзя.
— А нам к тебе и подавно! — Катя сделала страшное лицо, очень похоже изобразив Сергея Константиновича и захихикала: — Маман сегодня рвалась тебя навестить, а твой папенька не пустил, сбил с ног властным генеральским взглядом и послал на кухню — щи варить! Я валяюсь с наших родственников, прямо мексиканский сериал с роковыми страстями, а ты — главная героиня, прикольно!
Ангелина грустно улыбнулась, любуясь озорным выражением больших чёрных глаз и россыпью мелких аккуратных веснушек на вздёрнутом носике Кати. Какая же она ещё маленькая, если может смеяться над такими вещами.
— Меня родной отец знать не хочет, что здесь прикольного? Вон, даже тётю не пустил, — голос певицы предательски дрогнул. — Спасибо хоть тебе приходить не запрещает!
— Ты так думаешь? — Катя расплылась в очаровательной лукавой улыбке: — Ещё как запрещает, на легальных основаниях из дома вообще не выбраться! А в школу и из школы меня теперь возит личный шофёр, приставленный генералом — от разбушевавшегося маньяка оберегает. Короче, тоска зелёная, а не канун Нового года!
— Ничего не понимаю, как же ты тогда выбралась?!
Катя снова улыбнулась, на этот раз снисходительно.
— Неужели ты думаешь, что всякий раз, когда маменька запирала меня в комнате, лишая свободы, я послушно сидела там и молча любовалась потолком как ты в своей келье? Ещё чего! У меня рядом с окном пожарная лестница, а с её помощью очень легко перебраться на соседний балкон, благо Верка Морозова почти всегда дома. Я сначала к ней наведываюсь, а потом как та кошка иду гулять сама по себе.
— Но ведь у нас шестой этаж — ты могла разбиться! — испугалась Ангелина.
— Лучше разбиться, чем в неволе томиться! — весело пропела Катя и потащила Ангелину в столовую, где уже приветливо подсвистывал чайник, а в вазочке горкой высились пряники и баранки, щедро пересыпанные шоколадными конфетами. — Давай хоть чайку попьём, а то дома такая атмосфера — шоколад в горло не лезет!
Ангелина грустно вздохнула: сладости она любила, но строгая диета предписывала избегать соблазнов. Девушка невольно покосилась на свои колени — в памяти всплыло недавнее замечание Арбенина по поводу их чрезмерной худобы и, поколебавшись, выбрала две самые большие конфеты. А ну её эту диету! Иногда можно и расслабиться.
— Значит ни твоя мама, ни мой отец не знают где ты?
— Нет, они даже не догадываются какая я плохая девочка! — Катя быстро разлила чай по кружкам, плюхнулась за стол и шумно отхлебнула обжигающий ароматный напиток, игнорируя навязываемые с детства правила этикета и хорошего тона.
— Разве ты плохая? — улыбнулась старшая сестра.
— Угу! Есть хуже, но мало! — ответная улыбка Кати получилась немного грустной. — Никак не могу понять, зачем она нас вообще родила — чтобы воспитывать в условиях тоталитарного режима? Неужели нельзя просто любить своего ребёнка таким, какой он есть, безо всяких условий типа делай вот так, тогда будешь хорошим и любимым?
Ангелина промолчала, она и сама не раз задавалась этим вопросом, адресуя его, разумеется, отцу. Любил ли он её вообще хоть когда-нибудь? И если да, то неужто сейчас вот так запросто вычеркнул из сердца? Разве такое возможно?! Видимо да, раз уж даже самым родным и близким (тёте и Кате с Костей) он запретил видеться с блудной дочерью! Но если это так просто, почему у неё не получилось сделать то же самое?
