— Что случилось-то? — расслышала она голос Рэкки.

— А то — проворонили мы одну крупную птицу. А она вычислила. Случайно… Представляешь, ей там, на задании репортеры нарассказали — Ребров…

— Что? Он что — в России, а Питере?! А ей откуда это знать?! Дело-то очень давнее, — Марина представила, как Рэкки весь внутренне подобрался.

— А она и не знала. Просто случайно набрела на журналиста, который занимался криминальной хроникой. А тот ей и начал болтать — странные, мол, самоубийства, нашли какого-то типа без документов — с наколкой. Двуглавый орел без корон, косая пентаграмма… Узнаешь?

— Еще как! — воскликнул Рэкки. — Надо проверить, я сейчас своих ребят запущу… И если это Ребров…

— То жди действий наших дорогих противничков, и объявляй осадное положение. Думаешь, они нас в покое оставят? Наверняка же решили, что наших рук дело…

— Да уж… Но за такую новость!..

— Да, твоя стажер Крутицкая нехитрый тест прошла — на пять с мелким минусом. С микроскопическим…

— По-моему, такого еще не было, — проговорил Рэкки.

— Сам удивляюсь, — сказал Казарский, и к неудовольствию Марины, дверь закрыли — на сей раз плотно.

Девушка отправилась на свое рабочее место (впрочем, гораздо чаще таковым служил компьютерный столик в «общежитии») в надежде отыскать Таню, Корвина или кого-нибудь еще, кто мог бы ответить на ее недоуменные вопросы. Нет, конечно, ее хвалили, было просто замечательно — но любопытство становилось сильнее всяких похвал. Ребров… Она даже не слышала такой фамилии. Кто-то из Сообщества?

— Ну как? — Татьяна посмотрела на свою подругу и ученицу немного удивленно. — А мы тебя только к ужину ждали! Что, провалила? Испытания, небось, устраивал?..

— Да нет, все нормально, — Марина слегка махнула рукой. — Может, ты знаешь такую фамилию — Ребров?

— А с чего это ты вспомнила?

— Да так… — и волей-неволей девушке пришлось рассказать сегодняшнюю историю — и даже то, что она услышала, стоя у двери.

— Подслушивать нехорошо, — Татьяна погрозила пальцем, но никакого назидания не получилось, и обе девушки громко рассмеялись. — А то возьмут — и превратят во что-нибудь. В сову, например. Будешь, как у Гарри Поттера — послания разносить. Или — в виде чучела на полке стоять. Ладно, слушай… Как ты знаешь, мы, конечно, выглядим одинаково, но я все-таки, немножко постарше…

Это «немножко» у Тани было разницей на несколько десятков лет — и Марина об этом знала. «Стражники», просто маги, живут и не стареют очень долго. А если они еще и не совсем люди…

Вот Таня была как раз из «не совсем».

Поначалу Марину смущала эта невидимая глазу разница в возрасте, потом она привыкла, тем более, что Таня выглядела вполне современной девушкой. Даже модной.

— Так вот, когда я здесь оказалась, тот самый Ребров, Михаил Аркадьевич, был начальником «Утгарда». Да-да, Темных. Между прочим, и меня сюда принимал. Вообще-то, имен у него было много, но все помнили именно это — Ребров.

— А Рэкки? — спросила Марина.

— А Рэкки в Вильнюсском отделении тогда был. Его сюда после большого совета и прислали. Весь «Утгард» заново пришлось восстанавливать…

Конечно, историю магических искусств Марине изучать приходилось — но касалось это лишь далекой древности и средневековья. По крайней мере, пока. А вот об истории самой «Третьей стражи» в Питере она знала очень и очень немного.

— В общем, Ребров этот был из Сообщества, — сказала Татьяна. — Весьма выдающийся маг, между прочим. Операцию одну он нам обрушил, в пятьдесят третьем. Тогда все могло вообще иначе обернуться — если бы в политические игры не ввязались, точней, если бы он нас во все это не втянул. Так ведь мало того, что втянул — многих тогда просто перебили.

Слова Татьяны были на редкость туманными, и ничегошеньки не объясняли, о чем Марина и сказала.

— Просто наш город должен был стать полностью неподконтрольным Сообществу. А потом — не только Ленинград, но и вся страна. Деталей операции я и сама не знаю, была тогда… Даже не стажером, вроде тебя, а так — девочкой «подай-принеси, спасибо, можешь идти». Но этого Реброва я помню. А потом… Потом стрельба была. Кто ушел на кромку— тому повезло, Сообщество там почти бессильно. Ну, кто не ушел — тех перебили. В тот же год и в «органах» перетряска была. А у нас тогда с «органами» был и контакт, и союз. Это потом мы для них как бы существовать престали — после того, как восстановились, когда Стрешнев из подполья вышел, когда Рэкки сюда прибыл. Знаешь, так, как сейчас — оно, пожалуй, лучше. Сообщество тогда тоже проиграло. Это отдельная история. А виной всему — тот самый Ребров. Тот еще шпион. Значит, и на него управа нашлась…

— А что это за татуировка — орел без корон, пентаграмма…

— А, это, — улыбнулась Татьяна. — Он же в «Страже» давным-давно был. А до того — в одном теософском обществе. Наверняка — оттуда. Ты лучше расскажи, что за испытание тебе устроил этот самый Казарский?

— А ты и предупредить заранее не могла? — обиженно спросила Марина. — Опоил какой-то штукой, разрушающей внимание…

— А потом заставил внимание напрягать? Ну, это еще нормально. Я уж боялась, не пошлет ли он тебя брать интервью с какими-нибудь тварями с кромки…

— А что — мог?

— С него станется, — покачала головой Таня. — Знаешь, все тут вздохнули, когда ему офис выделили. Парень он, конечно, хороший, но придумать может что угодно. От его розыгрышей одно время все выли… Ладно, тебе совет — отдохни. Все равно с моргами и ГУВД сейчас без тебя разбираться будут. А уж если подтвердится — ну, получишь свои заслуженные лавры. За ужином, я думаю.

— В виде лаврового листа в супе? — поинтересовалась Марина.

— Почему бы и нет — вещь полезная…

«Где-то в СССР»,

задолго до событий.

Он и сам поначалу не знал, что такое Дар, что он означает. Рос себе — вполне нормальный мальчик-отличник из вполне приличной семьи. Из атеистической, между прочим, где ни в Бога, ни в чудеса верить было не принято. Да и вообще — что это еще за штука такая — магия? Это, знаете ли, для цыганок-гадалок да темных деревенских бабок.

По крайней мере, его представления о магии этим и заканчивались.

А жилось ему скверно — как любому мальчику-отличнику из приличной семьи. Потому что такова здешняя жизнь, что мальчиков-отличников нужно обязательно сталкивать с прочими. Тогда он еще не понимал, что это — несправедливо.Нельзя нормальному человеку каждый Божий день встречаться с падлом. Раз уж падлуне сколотили гроб — пускай живет, как хочет, только пускай будет за железным занавесом, за границей на замке.

Впрочем, кроме приличной семьи, были и другие моменты. К примеру, то, что приличная семья «находилась на временно оккупированной врагом территории». И не важно, что и сам город находился на той самой территории, и что он не помнит ни оккупантов, ни оккупацию — по малолетству. Все равно — клеймо есть клеймо. Тем более, в городе было много приезжих — не с оккупированной территории.

А лет в двенадцать он неожиданно понял, что может управлять людьми. Исподволь, тихо, почти незаметно. Началось все с малого — с того, что его главные обидчики разодрались между собой. Разодрались в прах, один даже в больницу загремел. И это сбылось по его желанию.

Может, и было оно совпадением. Но дальше такие совпадения случались все чаще и чаще.

Пожалуй, кто другой на этом бы и успокоился. Тем более, что он входил в тот самый возраст, когда на девочек начинают обращать внимание — пока что просто так. К тому же, идиотскую систему раздельного обучения, наверняка придуманную тайным сексуальным маньяком и введенную (вот, заняться-то в тылу было кое-кому нечем!) как раз во время войны, уже успели отменить.

А еще лучше — начать экспериментировать на учителях: пускай-ка поработают, оценки позавышают.

Кто другой, пожалуй, и стал бы устраивать такие эксперименты — влюбил бы в себя всех одноклассниц, заставил бы математичку вместо тройки ставить «пять» неизвестно за какие успехи…