Пролог
Некрополис
Некрополь. Некро-полис. Иначе говоря — город мертвых. Или — мертвый город.
Есть такое место к северу от Петербурга, которое именно так и можно назвать — некрополис. И если б он был один — так ведь нет! Ведь есть и еще такие города — огромные куски земли, где никто ничего не сеет. Хотя, как сказать… Здесь — своя посевная, которую устраивают круглый год старость, неурядицы нынешнего времени, болезни, а в последнее время — все чаще и чаще — насильственная смерть.
Кладбище и в самом деле было городом мертвых — совсем непохожим на небольшие деревенские погосты или на кладбища в черте города. Там могилы теснились, плиты едва не наползали одна на другую, а уж если ставились оградки, то так, что человек мог протиснуться между ними разве только боком. Да еще — и это непременно — на тех кладбищах росли деревья, укрывая тенью могилы.
Здесь было все иначе. Если городские кладбища гармонировали с историческим центром, то Ковалевка полностью принадлежала миру типовых однообразных домов.
Кладбище возникло где-то четверть века назад. Были даже времена — в самом начале перестройки, — когда «особо идейное» начальство запрещало ставить кресты над могилами, зато потом отстроили даже небольшую церковь. И каждый день здесь появлялись все новые и новые могилы. А над прежними возникали памятники — иногда скромные, порой — аляповато-безвкусные, роскошные, стоившие, пожалуй, цену очень хорошей квартиры для живых людей.
Памятник, к которому направлялся Олег Сергеевич, был из числа скромных. Да и не памятник, а плита с выбитой фамилией и датами жизни.
Он частенько укорял себя за то, что очень редко выбирался на кладбище. Цветы положить, подправить плиту, если начала проседать… Но время, время — его постоянно не хватало. Вот и этим летом было не до поездки за город — у дочки сперва выпускные, потом — вступительные!.. Ужас, Содом и Гоморра… жена, опять же, приболела. А еще дача жены — извечная головная боль человека, который родился в городе, не чувствует никакого особенного желания копаться в земле и сливаться с природой — а вот приходится, знаете ли…
Словом, внимание и забота Олега Сергеевича требовались исключительно живым, а не мертвым. И было это, пожалуй, вполне справедливо.
К тому же, в глубине души (в чем он не признавался себе самому) Олег Сергеевич был убежден — на кладбище никого нет. Есть зарытые кости — и больше ничего. А душа… Ну, если она и есть (а Олег Сергеевич, как и множество людей, полагал, что что-то там где-то там непременно есть, хотя и считал себя атеистом), то уж всяко — в другом месте.
Но — обычай есть обычай. Поэтому совсем забросить родные могилы он тоже не мог…
День уже приближался к концу. «Белые ночи» остались давным-давно позади, и темнело теперь быстро — конечно, не так, как зимой, но уже сейчас в воздухе появился прохладный легкий ветерок — предвестник сумерек.
Как ни странно, народа на кладбище было мало.
До нужного участка Олегу Сергеевичу оставалось метров пятьсот. Он припоминал наиболее заметные памятники — идти, ориентируясь по ним, было проще. Вот, к примеру, мимо этого сооружения с белыми колоннами просто так не пройдешь — взгляд непременно остановится на нем. А дальше будет строгая черная монолитная стела без всяких фотографий — он вспомнил, что единственным украшением были стихотворные строчки — на русском и, как ни странно, на китайском. А дальше — небольшой, но заметный памятник — металлический футбольный мяч на постаменте…
«Припоминай, припоминай… Так редко бываешь, что уже и тропинку забыл…» — укол совести был болезненным, но, по сути дела, тупым и вполне переносимым.
Нужный Олегу Сергеевичу участок находился в отдалении. Его начали «осваивать» лет пятнадцать тому назад, а потом долгое время там не появлялось свежих могил. Теперь же оказалось, что слева появилось несколько новых рядов. Он обратил внимание, что примерно пять или шесть могил неподалеку были отрыты — вероятно, заранее.
Посетителей уже не было — должно быть, все они предпочли уехать в город в переполненных поездах еще днем.
Олег Сергеевич остановился, сжимая в руке цветы, купленные у одной из торговок, оккупировавших дорогу от станции к кладбищу. Да, вот и нужная могила. К тому же, он был здесь не один — около одной из недавних могил стояла женщина. Ее лица было не разглядеть, но Олег Сергеевич решил, что она — весьма и весьма пожилая. Возможно, пришла проведать недавно умершую школьную подругу или соседку.
Не задерживаясь, он шагнул к «своему» участку.
Нет, на сей раз бетонная могильная плита оказалась неповрежденной. Никто не тронул и небольшой стелы с выбитым на ней крестом. Олег Сергеевич постоял пару минут, не представляя, что надо говорить в таких случаях, да и надо ли? Скорби не было, была усталость, а еще вдруг пришло понимание бессмысленности происходящего, понимание того, что — нет, еще не скоро, очень нескоро… после тридцати, а то и сорока чемпионатов страны по футболу… после торжественных проводов на пенсию — если только пенсионный возраст оставят так, как есть… после того, как дочь закончит институт, защитится, выйдет замуж, родит ребенка… после того, как поступит в институт внук… Вот после этого он, Олег Сергеевич Смирнов, переселится сюда, в этот город мертвых, под такую же точно бетонную плиту. И никакого смысла в жизни больше не останется — кроме даты рождения и смерти.
Он содрогнулся.
Вот отчего он не любил кладбищ. А особенно — таких вот некрополей, перенаселенных кладбищ при перенаселенных городах.
Он быстро выкинул прошлогоднюю пожухлую траву, поставил цветы в банку, еще минуту — скорее, для очистки совести — постоял над могилой. Потом огляделся, собираясь отправиться к вечерней электричке.
Старушка стояла над могилой все в той же позе, не сдвинувшись ни на миллиметр.
Почему-то ему показалось важным, что поблизости кто-то есть. Возможно, из-за минутного тягостного порыва мыслей, возможно, отчего-то еще.
А через мгновение бабка засеменила к дороге.
«Ну, пора и мне», — подумал Олег Сергеевич, бросив последний взгляд на могилу. Оставаться одному на этом огромном кладбище, да еще и в подступающих сумерках, ему очень не хотелось.
Он бросил последний взгляд на могилу, а затем повернулся и зашагал по тропинке между могилами, надеясь поравняться со старушкой и с нею же дойти до станции.
Мрачное место, пропитанное испарениями смерти, навевало столь же мрачные мысли. Олег Сергеевич вспомнил, что электрички в это время ходят плохо — на этой ветке все еще было терпимо, если не считать таких дней, как Троица. А вот на соседней порой творился сущий кошмар, и кто-то — вроде бы, сосед по тамбуру, — говорил, что случается и такое — люди умирают прямо в электричке, набитой до отказа. Сам сосед, конечно, этого не видел, но вот кто-то из его знакомых… Словом, в июльскую жару электричка пришла на «Удельную», и из тамбура, где люди стояли едва ли не на голове друг у друга, выпал человек. Мертвый. Целый час в тамбуре с живыми ехал мертвец! Видимо, инфаркт…
Пока Олег Сергеевич вспоминал обыкновенные житейские истории, которые были пострашнее «ужастиков» Стивена Кинга, он вышел на дорогу между участками кладбища. Старушка медленно шла шагах в десяти от него, и было что-то странное и настораживающее в ее мучительной, но размеренной и какой-то механической походке. Вроде бы, она должна была на что-то опираться — при таких-то шаркающих шагах. Но никакой клюки у нее в руке не было.
Однако не это встревожило Олега Сергеевича. Он почувствовал резкий неприятный запах. Ну, разумеется, никакая это не одинокая старорежимная бабуся, пришедшая навестить дальнюю родственницу или школьную подругу. Бомжиха, самая обыкновенная бомжиха! Шляется по кладбищу в поисках водки, которую традиционно оставляют на могиле — для покойника, скажите на милость, что за дурацкое язычество! И питается, должно быть, тоже с кладбища!
Вот дрянь!
Олегу Сергеевичу показалось, что его сейчас вывернет наизнанку. А мерзкий запах еще более усилился.