Я обратил внимание, что последние полгода я стал стесняться говорить, что я гей — это при том, что я не скрываю этого со школьного возраста. Я сделал для себя вывод, что если бы представители ЛГБТ не скрывали своей принадлежности, то и люди относились бы к этому иначе. Если ты сам ставишь себя в позицию униженного и оскорбленного, то другие будут легко этим пользоваться. Но и прогресс тоже есть — если б не эта ситуация, то разговоров не было бы и все стояло бы на месте. Так что спасибо депутатам. Они дали хороший толчок для общественной дискуссии.

Интервью впервые напечатано в журнале «Афиша» № 339 (25.02.2013). Публикуется с разрешения журнала. Обновлено и дополнено автором

Настя, 24 года, и Лена, 22 года, — обе уже успели сделать карьеру в корпоративном праве, но это, кажется, наименее удивительная часть их истории. Они встретились восемь лет назад в Кирове, и с тех пор прошли, кажется, все круги ада, чтобы оставаться вместе.

ЛЕНА

Познакомились мы прозаично — в интернете. Настя училась в школе, в которую перешла моя лучшая подруга, и я сидела на их форуме, общалась с ребятами.

НАСТЯ

Ты написала, что тебе нужны какие-то песни группы «Психея».

ЛЕНА

Не позорь меня.

НАСТЯ

Это ужасная группа, в которой делают так: «Уаааааааааааа-ду-ду-ду-дум!». И у меня совершенно случайно оказался целый диск этих песен, какой-то одноклассник подсунул. Я написала: «Давай, приезжай к нам в лицей, я тебе дам». Так мы встретились. Лене было 14, мне 16. Я училась в 11 класее, а она в 9-м.

Я свою гомосексуальность осознала лет в 13. Для меня это было прозаичным открытием, я особо не переживала, просто сказала себе: «Ну окей», и жила с этим знанием дальше. Естественно, никому не говорила. Лена была первой, кому я сказала. Но сначала мы просто общались, много висели на телефоне.

ЛЕНА

А потом Настя намекнула, что у нее есть какая-то другая баба.

НАСТЯ

Это была девочка, с которой мы тоже просто общались, у нас не было никаких отношений. Потом, правда, выяснилось, что она была в меня влюблена все-таки. Лену это страшно заинтриговало, она начала общаться со мной еще активнее. Это было довольно сложно, потому что Ленин отец запрещал ей висеть на телефоне часами. У меня-то была отдельная линия проведена в мою комнату родителями, с другим номером, поэтому я могла разговаривать сколько угодно. А Лену все время ограничивали. Нужно было где-то переписываться, но аську (ICQ — служба обмена мгновенными сообщениями — прим. ред.) ее папа тоже все время удалял, поэтому мы постоянно встречались в каких-то ужасных чатах, хотя жили в одном городе. И как раз в каком-то чате я Лену спросила, могла ли бы она построить со мной отношения. Очень долго добивалась ответа, добилась ее «да», перепугалась, и все — больше об этом не говорила. Потому что до этого у меня никогда не было отношений с девушкой, хотя я всегда этого очень хотела. Плюс ко всему, мне казалось, что я очень взрослая, в конце концов, мне 16 лет, и я боялась, что оказываю на Лену давление. Я отыграла назад. Но мы продолжали активно общаться.

В мае, месяцев пять прошло с нашей первой встречи, мы пошли гулять в ботанический сад. А там такая низина, речка и мостик над ней. Стоим мы на этом мостике, и Лена говорит: «Ну все, целуй меня». Я говорю: «Я не могу, ты же понимаешь, я переживаю», — и все такое, а она: «Тогда я уйду и больше не вернусь».

ЛЕНА

Неправда, я ничего такого не говорила, просто сказала: «Ну, тогда все». Я шла и думала: если уйду сейчас, если не догонит, то все, действительно больше даже общаться не будем.

НАСТЯ

Я испугалась страшно, что же делать: и целовать страшно, и потерять ее страшно. Но побежала, догнала, вернула и поцеловала, на мостике.

ЛЕНА

И тут две тетки, сверху, с пригорка…

НАСТЯ

Начали орать: «Да вы только посмотрите, что же это делается!..». Нам пришлось оттуда срочно ретироваться. Так начался наш скромный роман.

ЛЕНА

Потом Настя уехала учиться в университет в Москву, а я доучивалась в школе. В университете система семестров: пять семестров, и между ними можно урвать кусочек, неделю, и уйти на каникулы. На эту неделю Настя приезжала домой. А я приезжала на подготовительные курсы, тоже в Москву, получалось, что мы где-то раз в месяц виделись. Через два года я поступила в этот же университет, тоже на юридический.

НАСТЯ

В Москве я жила в квартире, которую мне подарили мои родители, хотя и не оформили на меня, и когда Лена приехала, мы стали в этой квартире жить вместе.

ЛЕНА

Я сначала жила в общежитии и моталась туда-сюда, то к Насте, то в общежитие, но это было тяжело, потому что общежитие находилось в пригороде. В итоге я сказала своему отцу, что не хочу больше жить в общежитии, и тоже сняла себе комнату, перенесла туда все свои вещи — не надо было, по крайней мере, за город таскаться. Но в результате все равно жила у Насти. А когда приезжали родители, я уезжала на свою квартиру. Это было очень нервно.

НАСТЯ

Под конец года, что мы так прожили — то есть Лена заканчивала первый курс, а я третий, — я поехала в Киров к родителям. И благополучно оставила дома свой мобильный телефон, уехав на поезде обратно в Москву.

ЛЕНА

А я, значит, Насте звоню, пишу ей эсэмэски — мы еще с ней немножко поругались. Ничего серьезного, но я сначала подумала, что Настя на меня обижается, поэтому не отвечает. Пишу ей злобно: «Ну и ладно, дуйся», а потом уже виновато: «Прости, давай мириться», потом уже вообще запаниковала: «Ты где, ты где, ты где?».

НАСТЯ

А в это время мои родители уже радостно изучали мой телефон.

ЛЕНА

Сообщения и фотографии за три года.

НАСТЯ

В общем, я приехала в Москву, пробыла там день, и вечером того же дня поехала обратно в Киров. Родители вызвали меня на разговор. К нам в тот день приехали две наши интеллигентные подружки-армянки с бутылкой водки, благословили меня на дорожку, они, наверное, первый раз в жизни пили водку, потому что горе было у всех.

Приехала я домой, там мне говорят: «Давай все это заканчивай». Я говорю: «Не могу, не хочу, я люблю ее, мы давно вместе, и я не собираюсь с ней расставаться». А они мне: «Ну, тогда мы с ней что-нибудь сделаем». Мои родители очень богатые люди, и они сказали: «Мы сделаем так, чтобы она исчезла». Я по-настоящему перепугалась. Пишу Лене: «Давай расставаться». А Лена, вместо того чтобы ответить «Давай», села в поезд и приехала в Киров.

ЛЕНА

Я стояла под ее окнами, в соплях и слезах, пока она не вышла ко мне и мы не поговорили.

НАСТЯ

В итоге я Лене пообещала, что мы не расстанемся, родителям пообещала, что мы расстанемся, и всем было хорошо, только мне плохо.

ЛЕНА

Мы вернулись в Москву, и мы какое-то время пытались жить отдельно, потому что боялись, что Настины родители нагрянут с проверкой. Но очень скоро мы опять съехались. Это время было ужасное. Потому что Насте, например, было к 9 часам на пару, а мне к 12, и я встаю, выглядываю в окну и вижу, что подъехал черный джип — а мне казалось, что все большие машины похожи на машину Настиного отца, — и он паркуется. Тогда я быстро собираю вещи, беру сумку, документы, поднимаюсь на этаж выше, там переодеваюсь и в истерике звоню Насте. Она говорит: «Может, это не отец?», а мне кажется, что кто-то поднимается, в квартиру я уже возвращаться боюсь…

НАСТЯ

Потом наступило лето, моя лучшая подруга выходила замуж. Я поехала в Киров на свадьбу, Лена в это время была в Абхазии со своей мамой, и я, в общем, забыла выйти из ВКонтакте на компьютере. Так родители опять меня застукали. Я призналась, что мы с Леной продолжаем общаться. Тогда родители почему-то решили меня отправить на трудотерапию: я у отца в цехе, наверное, где-то недели две сортировала-торцевала доски, не знаю, зачем. Видимо, они думали, что если я в рабочем костюме и с крюком посортирую бревна, то я стану более женственной и полюблю мужчин. Телефон у меня отобрали.