Уже светало. Я дошел пустой улицей до кафе. В окнах горел свет. Я вошел и остановился у оцинкованной стойки, и старик буфетчик подал мне стакан белого вина и бриошь. Бриошь была вчерашняя. Я макал ее в вино и потом еще выпил чашку кофе.

– Что вы тут делаете в такой ранний час? – спросил старик.

– У меня жена рожает в больнице.

– Вот как! Ну, желаю счастья.

– Дайте мне еще стакан вина.

Он налил, слишком сильно наклонив бутылку, так что немного пролилось на стойку. Я выпил, расплатился и вышел. На улице у всех домов стояли ведра с отбросами в ожидании мусорщика. Одно ведро обнюхивала собака.

– Чего тебе там нужно? – спросил я и наклонился посмотреть, нет ли в ведре чего-нибудь для нее; сверху была только кофейная гуща, сор и несколько увядших цветков.

– Ничего нет, пес, – сказал я. Собака перешла на другую сторону. Придя в больницу, я поднялся по лестнице в тот этаж, где была Кэтрин, и по коридору. дошел до ее дверей. Я постучался. Никто не отвечал. Я открыл дверь; палата была пуста, только чемодан Кэтрин стоял на стуле и на крючке висел ее халатик. Я вышел в коридор и стал искать кого-нибудь. Я увидел другую сестру.

– Где madame Генри?

– Только что какую-то даму взяли в родильную.

– Где это?

– Пойдемте, я вам покажу.

Она повела меня в конец коридора. Дверь родильной была приотворена. Я увидел Кэтрин на столе, покрытую простыней. У стола стояла сестра, а с другой стороны, возле каких-то цилиндров – доктор. Доктор держал в руке резиновую маску, прикрепленную к трубке.

– Я дам вам халат, и вы сможете войти, – сказала сестра. – Идите, пожалуйста, сюда.

Она надела на меня белый халат и заколола его сзади у ворота английской булавкой.

– Теперь можете войти, – сказала она. Я вошел в комнату.

– Это ты, милый? – сказала Кэтрин напряженным голосом. – Что-то дело не двигается.

– Вы monsieur Генри? – спросил доктор.

– Да. Как тут у вас, доктор?

– Все идет очень хорошо, – сказал доктор. – Мы перешли сюда, чтобы можно было давать газ во время схваток.

– Дайте, – сказала Кэтрин.

Доктор накрыл ее лицо резиновой маской и повернул какой-то диск, и я увидел, как Кэтрин глубоко и быстро задышала. Потом она оттолкнула маску. Доктор выключил аппарат.

– Не очень сильная. Вот недавно была одна очень сильная. Доктор сделал так, что меня как будто не было. Правда, доктор? – у нее был странный голос. Он повысился на слове «доктор». Доктор улыбнулся.

– Дайте, – сказала Кэтрин. Она крепко прижала резину к лицу и быстро дышала. Я услышал, как она слегка застонала. Потом она сдвинула маску и улыбнулась.

– Эта была сильнее, – сказала она. – Это была очень сильная. Ты не беспокойся, милый. Уходи. Позавтракай еще раз.

– Я побуду здесь, – сказал я.

Мы поехали в больницу около трех часов утра. В полдень Кэтрин все еще была в родильной. Схватки опять стали слабее. Вид у нее был очень усталый и измученный, но она все еще бодрилась.

– Никуда я не гожусь, милый, – сказала она. – Так обидно. Я думала, у меня все пройдет очень легко. А теперь – вот, опять… – она протянула руку за маской и положила ее себе на лицо. Доктор повернул диск и следил за ней. Схватка скоро кончилась.

– Эта так себе, – сказала Кэтрин. – Она улыбалась. – Мне ужасно нравится этот газ. Чудесная вещь!

– Мы возьмем немного домой, – сказал я.

– {Сейчас еще будет}, – сказала Кэтрин торопливо. Доктор повернул диск и посмотрел на часы.

– Какой теперь промежуток между схватками? – спросил я.

– Около минуты.

– Вы не голодны?

– Я сейчас пойду завтракать, – сказал он.

– Вам непременно нужно поесть, доктор, – сказала Кэтрин. – До чего мне обидно, что я так долго вожусь. Может быть, мой муж сумеет давать мне газ пока?

– Если хотите, – сказал доктор. – Будете поворачивать до цифры два.

– Понимаю, – сказал я. На диске была стрелка, и он вращался с помощью рычажка.

– {Дайте}, – сказала Кэтрин. Она крепко прижала маску к лицу. Я повернул диск до цифры два, а когда Кэтрин отняла маску, повернул его назад. Я был очень рад, что доктор дал мне занятие.

– Это ты давал газ, милый? – спросила Кэтрин. Она погладила мою руку.

– Я.

– Какой ты хороший!

Она была немного пьяна от газа.

– Я поем в соседней комнате, – сказал доктор. – Чуть что – вы можете меня позвать.

Я смотрел, как он ест; потом, немного погодя, я увидел, что он прилег и курит папиросу. Время шло. Кэтрин все больше уставала.

– Как ты думаешь, я все-таки сумею родить? – спросила она.

– Конечно, сумеешь.

– Я стараюсь, как только могу. Я толкаю, но оно опять уходит. {Сейчас будет. Дай скорей}.

В два часа я вышел и пошел поесть. В кафе было несколько человек, и на столиках стоял кофе и рюмки с киршвассером. Я сел за столик.

– Что у вас есть? – спросил я кельнера.

– Второй завтрак уже кончился.

– Разве нет порционных блюд?

– Можно приготовить choucroute. [кислая капуста (франц.)]

– Дайте choucroute и пива.

– Кружку или полкружки?

– Полкружки светлого.

Кельнер принес порцию Sauerkraut [кислая капуста (нем.)] с ломтиком ветчины сверху и сосиской, зарытой в горячую, пропитанную вином капусту. Я ел капусту и пил пиво. Я был очень голоден. Я смотрел на публику за столиками кафе. За одним столиком играли в карты. Двое мужчин за соседним столиком разговаривали и курили. Кафе было полно дыма. За цинковой стойкой, где я завтракал утром, было теперь трое: старик, полная женщина в черном платье, которая сидела у кассы и следила за всем, что подается на столики, и мальчик в фартуке. Я думал о том, сколько у этой женщины детей и как она их рожала.

Покончив с choucroute, я пошел назад, в больницу. На улице было теперь совсем чисто. Ведер с отбросами не было. День был облачный, но солнце старалось пробиться. Я поднялся в лифте, вышел и пошел по коридору в комнату Кэтрин, где я оставил свой белый халат. Я надел его и заколол сзади у ворота. Я посмотрел в зеркало и подумал, что я похож на бородатого шарлатана. Я пошел по коридору в родильную. Дверь была закрыта, и я постучал. Никто не ответил; тогда я повернул ручку и вошел. Доктор сидел возле Кэтрин. Сестра что-то делала на другом конце комнаты.

– Вот ваш муж, – сказал доктор.

– Ах, милый, доктор такой чудный! – сказала Кэтрин очень странным голосом. – Он мне рассказывал такой чудный анекдот, а когда было уж очень больно, он сделал так, что меня как будто совсем не стало. Он чудный. Вы чудный, доктор.

– Ты пьяна, – сказал я.

– Я знаю, – сказала Кэтрин. – Только не нужно говорить об этом. – Потом: – {Дайте скорее. Дайте скорее.}

Она вцепилась в маску и дышала часто и прерывисто, так что в респираторе щелкало. Потом она глубоко вздохнула, и доктор протянул левую руку и снял с нее маску.

– Эта была очень сильная, – сказала Кэтрин. У нее был очень странный голос. – Теперь я уже не умру, милый. Я уже прошла через самое опасное, когда я могла умереть. Ты рад?

– Вот и не возвращайся туда опять.

– Не буду. Впрочем, я не боюсь этого. Я не умру, милый.

– Вы такой глупости не сделаете, – сказал доктор. – Вы не умрете и не оставите вашего мужа одного.

– Нет, нет. Я не умру. Я не хочу умирать. Это глупо – умереть. Вот опять. {Дайте скорее}.

Немного погодя доктор сказал:

– Выйдите на несколько минут, мистер Генри, я исследую вашу жену.

– Он хочет посмотреть, как двигается дело, – сказала Кэтрин. – Ты потом приходи назад. Можно, доктор?

– Да, – сказал доктор. – Я за ним пошлю, когда можно будет.

Я вышел из родильной и пошел по коридору в палату, куда должны были привезти Кэтрин после того, как родится ребенок. Я сел на стул и огляделся по сторонам. В кармане у меня лежала газета, которую я купил, когда ходил завтракать, и я стал читать ее. За окном уже темнело, и я зажег свет, чтобы можно было читать. Немного погодя я перестал читать и погасил свет и смотрел, как темнеет за окном. Странно, почему доктор не посылает за мной. Может быть, это лучше, что я ушел оттуда. Он, видимо, хотел, чтобы я ушел. Я посмотрел на часы. Если еще десять минут никто не придет, я все равно вернусь туда.