— Я попыталась с тобой заговорить! — возразила я. — На следующий день у бассейна.

— Всего один раз, — не растерялась Кларк. — Конечно, я была зла! Обида еще не остыла! Но ты больше ко мне не подходила и не звонила ни разу. Просто исчезла.

Она, как и Эмили со своими извинениями, представила мне произошедшие события совсем в другом свете! И это не укладывалось у меня в голове.

— Но почему ты вдруг теперь обо мне вспомнила?

Кларк вздохнула.

— Буду с тобой откровенна, — медленно проговорила она. — Большую роль сыграл Ролли.

«Ах вот оно что», — подумала я и вспомнила вечер в клубе: Ролли сунул мне бутылки и радостно велел передать Оуэну, что тот был прав во всем.

— Вы с Ролли встречаетесь?

Кларк снова прикусила губу и на мгновение покраснела.

— Скорее, общаемся. — Она поправила футболку с изображением «Трут Скуода», слишком заношенную для человека, который впервые услышал музыкантов всего полтора месяца назад. — Тогда в клубе, когда Ролли заставил тебя представить его мне, ты сказала, что я тебя ненавижу, и я вспомнила все, что с нами произошло. К тому же Оуэн о тебе говорил, и, в общем, я все время о тебе думала, а вот сегодня увидела и…

— Постой, — перебила ее я. — Что говорил обо мне Оуэн?

— Да немного. Что вы дружили, а потом что-то случилось, и на этом все закончилось. Ты не обижайся, Аннабель, но я где-то уже слышала похожую историю. Думаю, ты понимаешь, о чем я.

Я покраснела, представив, как Оуэн обсуждает с Кларк мою боязнь конфликтов. Вот позор-то.

— Мы тебя не обсуждаем, — добавила Кларк, как будто я произнесла свою мысль вслух. Тут я вспомнила, что Кларк всегда умела читать мои мысли.

Да уж, странный выдался денек. Эмили извиняется, Кларк за меня беспокоится…

— Ну, так все-таки? — спросила Кларк. В туалет зашла компания девчонок с сигаретами. Увидев нас, они явно сильно расстроились, что-то поворчали и вывалились обратно в коридор, видимо решив подождать, пока мы уйдем. — Как у тебя дела? Все хорошо?

Я не знала, что ответить. Но тут поняла, что последние полтора месяца скучала не только по Оуэну, но и по той честной девушке, какой я была, когда с ним встречалась. Может, туалет — не лучшее место для откровений, но и врать необязательно. Поэтому я, как всегда, предпочла середину.

— Не знаю.

Кларк молча на меня смотрела. Затем спросила:

— Рассказать ничего не хочешь?

Мне предоставлялось столько возможностей! Кларк, Оуэн, Эмили! Все готовы были меня выслушать! Долгое время я считала, что мне просто некому сказать правду, но я сама была виновата. И снова, снова промолчала!

— Нет. Но все равно спасибо.

Кларк кивнула. Мы вышли из туалета, но прежде, чем пойти своей дорогой, Кларк вытащила из сумки ручку и клочок бумаги, нацарапала на нем телефон и протянула мне:

— Мой сотовый. Вдруг передумаешь…

Под телефоном было ее имя. Я сразу узнала почерк: четкий, печатные буквы, последняя «К» ниже других букв.

— Спасибо.

— Не за что. С Рождеством тебя, Аннабель!

— И тебя тоже.

Мы разошлись. Я знала, что вряд ли ей позвоню, но все же сунула записку к визитке Эмили. И даже если я никогда не воспользуюсь этими номерами, мне почему-то было очень приятно знать, что они у меня есть.

И снова каникулы. И снова мы ехали в аэропорт. И снова я, как и год назад, сидела на заднем сиденье, а родители — на передних. Мы свернули с шоссе и увидели через ветровое стекло, как взлетел самолет. Он как будто поднялся из одного угла к другому. В аэропорт мы приехали втроем: Уитни осталась дома, заявив, что будет готовить ужин. Мы подошли к ограждению и стали ждать Кирстен.

— Вот она! — Мама замахала рукой. Сестра улыбнулась, помахала в ответ и направилась к нам, стуча по полу колесиками чемодана. На ней была ярко-красная куртка, а волосы собраны в хвост.

— Привет! — Кирстен тут же бросилась обнимать папу, затем маму, у которой уже глаза были на мокром месте, как всегда во время встреч и прощаний. Потом крепко прижала к себе меня, а я закрыла глаза и вдохнула знакомый аромат мыла, холодного воздуха и мятного шампуня. — Я так рада вас видеть!

— Как долетела? — спросила мама, а папа взял чемодан, и мы направились к выходу. — Без сюрпризов?

— Без. — Кирстен взяла меня под руку. Я думала, она продолжит, но нет. Кирстен просто улыбнулась, пожала мне руку, и мы вышли на улицу, вдохнув холодный воздух.

По дороге домой родители бомбардировали сестру вопросами о школе, на которые она охотно отвечала, и о Брайане, от ответов на которые она весело уклонялась, то и дело краснея. Кирстен действительно сильно изменилась. Я это заметила еще по телефону, но теперь перед глазами был живой пример. Отвечала она подробно, но куда сдержаннее, чем обычно, а когда замолкала, возникала неловкая пауза — все ждали, что Кирстен продолжит. Но сестра лишь вздыхала или отворачивалась к окну и пожимала мою руку — она держала ее всю дорогу.

— Знаешь, малыш, — сказала мама, когда папа свернул в наш район, — мне кажется, ты изменилась.

— Правда? — спросила Кирстен.

— Не могу понять в чем… — задумчиво продолжила мама. — Но по-моему…

— Она теперь и окружающим дает вставить словечко? — закончил за нее папа, взглянув на Кирстен в зеркало заднего вида.

— Брось, папа, — сказала сестра. — Ну неужели я правда болтала без умолку?

— Конечно, нет! — заверила ее мама. — И мы слушали тебя с огромным удовольствием.

Кирстен вздохнула:

— Я просто научилась точнее формулировать свои мысли. А еще пытаюсь слушать, что мне говорят. Понимаете, в наше время очень мало кто умеет слушать.

Я понимала. После школы до отъезда в аэропорт я дослушала песни на последнем подписанном диске Оуэна: «Классический панк и ска». Остался теперь только «Просто слушай», и мне было грустно. Я привыкла каждый день слушать по нескольку песен. Такая вот сложилась традиция, и в ней, если не в музыке, я неизменно находила утешение.

Обычно я ложилась на кровать, закрывала глаза и старалась сосредоточиться. Но сегодня, услышав ритмичные удары, вступительные к песне в стиле регги, достала из рюкзака карточку Эмили и бумажку с телефоном Кларк и положила их перед собой на покрывало. Пока играла музыка, я не сводила с них глаз, как будто важно было заучить их наизусть: имя прокурора — Андреа Томлинсон, — напечатанное слегка вытянутым шрифтом, и номер Кларк с двумя перечеркнутыми посередине семерками. Я убеждала себя, что использовать телефоны совсем не обязательно. Они — всего лишь возможные варианты, как надписи на кольцах Оуэна. Но всегда хорошо, когда есть выбор.

Мы подъехали к дому. Было уже темно, но внутри горел свет, и на кухне была видна Уитни — она что-то мешала на плите. Когда мы затормозили у гаража, Кирстен снова сжала мою руку, видимо, нервничала, но ничего не сказала.

В доме было тепло, и я поняла, что умираю от голода. Папа первым переступил порог, а Кирстен сделала глубокий вдох и закрыла глаза.

— Как же вкусно пахнет! — восхитилась она.

— Это Уитни что-то жарит, — пояснила мама.

— Уитни готовит? — удивилась Кирстен.

Я повернулась к Уитни. Она стояла у плиты с полотенцем в руках.

— Да, Уитни готовит, — сказала она. — Обедать будем через пять минут.

— Ты как раз вовремя, — неестественно громко проговорила мама. — Уитни — прирожденный кулинар.

— Ничего себе! — сказала Кирстен. И снова наступила пауза. Затем Кирстен обратилась к Уитни: — Здорово выглядишь!

— Спасибо! — ответила Уитни. — Ты тоже.

Ну что ж, пока что все не так уж плохо. Мама улыбнулась.

— Я отнесу наверх твой чемодан, — предложил папа Кирстен.

Она кивнула.

— А я пока приготовлю салат. А затем мы все сядем за стол и поболтаем. Вы, девочки, можете пойти к себе и умыться. Что скажете?

— Хорошо. — Кирстен снова взглянула на Уитни, а папа потащил по лестнице чемодан.

В своей комнате я прислушалась к окружающим меня звукам. В комнату Кирстен мы обычно не заходили, и поэтому движение там было очень непривычно: сестра раскрывала и закрывала ящики, шумела мебелью. С другой стороны, где жила Уитни, раздавались привычные звуки: скрип кровати, тихое бормотание радио. Когда мама крикнула, что все готово, мы одновременно вышли в коридор.