Она с трудом поднялась на ноги, глядя на свои содранные руки.

— Да, я в порядке. Какая я дура. Я не разбила мопед?

— Черт с ним с мопедом, дай мне взглянуть на твои руки.

Она протянула ему ладони, и он попрыскал на них из пластиковой бутылочки с бактином.

— Ты весь дрожишь, — сказала она.

— Это тоже к черту, — ответил Ларри несколько более грубо, чем собирался. — Послушай, может, нам все-таки поехать на велосипедах? Это опасно…

— Дышать тоже опасно, — ответила она спокойно. — Я думаю, Джо лучше поехать с тобой, по крайней мере, сначала.

— Он не…

— Я думаю, он согласится, — сказала Надин, глядя ему в глаза. — И ты тоже будешь не против.

— Ну ладно, на сегодня хватит. Уже слишком темно, и почти ничего не видно.

— Еще разок. Я где-то читала, что если лошадь сбрасывает тебя, то надо немедленно снова сесть на нее верхом.

Джо прогуливался неподалеку, поедая ежевику из мотоциклетного шлема. Он нашел множество диких кустов ежевики позади магазина и собирал ягоды, пока Надин брала свой первый урок езды.

— Наверное, ты права, — согласился Ларри покорно. — Но пожалуйста, смотри, куда ты едешь.

— Хорошо, сэр. Слушаюсь, сэр. — Она отдала честь и улыбнулась ему. У нее была красивая медлительная улыбка, которая озаряла все ее лицо. Ларри улыбнулся в ответ — больше ему ничего не оставалось. Когда улыбалась Надин, ей в ответ улыбался даже Джо.

На этот раз она сделала два круга по стоянке, а потом выехала на дорогу, повернув слишком резко и вновь заставив сердце Ларри подскочить до уровня горла. Но она проворно опустила ноги вниз, как он учил ее, поднялась на холм и скрылась из виду. Он видел, как она осторожно переключилась на вторую передачу, и услышал, как она перешла на третью за горбом холма. Потом шум мотора перешел в слабое жужжание и постепенно перестал достигать его ушей. Он стоял в сумерках, механически убивая очередного комара и чувствуя сильное беспокойство.

Джо приблизился к нему. Рот его был синим.

— Пжалста, — сказал он и улыбнулся. Ларри натянуто улыбнулся в ответ. Если она не вернется в ближайшее время, он поедет за ней. Картины того, как она лежит в канаве со сломанной шеей, зловеще плясали у него перед глазами.

Он как раз направлялся к другому мопеду, раздумывая о том, брать ли с собой Джо, когда вновь раздалось слабое жужжание, которое постепенно переросло в гул мотора, ровно работавшего на четвертой передаче. Он расслабился… слегка. С горечью он понял, что никогда не сможет быть спокойным, пока она будет ехать на этой штуке.

Она вновь появилась в его поле зрения и подъехала к нему. Передняя фара была включена.

— Неплохо, да? — Она выключила двигатель.

— А я уже собирался за тобой ехать. Я думал, ты попала в аварию.

— Частично так оно и было. — Она заметила, как он напрягся, и быстро добавила. — Я слишком медленно разворачивалась и забыла выжать сцепление. Мотор заглох.

— Ааа. Достаточно на сегодня, ладно?

— Да, — сказала она, — а то задница болит.

Он лежал под одеялами и думал, придет ли она к нему, когда Джо уснет, или ему самому пойти к ней. Он хотел ее и думал, что судя по тому, с каким видом она наблюдала за абсурдной пантомимой с резиновым шлангом, она также хочет его. Наконец он заснул.

Ему снилось, что он заблудился на кукурузном поле. Но где-то раздавалась музыка. Звуки гитары. Джо играет на гитаре. Если он найдет Джо, с ним будет все в порядке. И он пошел на звук, время от времени переходя с одного ряда на другой, и наконец вышел на поляну неправильной формы. Там стоял небольшой домик, скорее похожий на хижину, и крыльцо его возвышалось на старых ржавых домкратах. Играл на гитаре не Джо, да это и не мог быть он. Ведь Джо держал его за левую руку, а Надин — за правую. Они шли вместе с ним. На гитаре играла старая женщина. Она исполняла спиричуэл джазового толка. Слушая ее песню, Джо улыбался. Старая женщина была чернокожей. Сидела она на крыльце. Ларри подумал, что это, наверное, самый старый человек из всех, кого он видел за свою жизнь. Но в ней было что-то, благодаря чему Ларри становилось очень хорошо, как бывало когда-то в раннем детстве, когда его мать обнимала его неожиданно и говорила: «Вот самый лучший на свете сын.»

Старая женщина кончила играть и посмотрела на них.

«Ну что ж, вот и гости пришли. Выходите, я вас вижу, мои соглядатаи.»

Они приблизились, держа друг друга за руки. Джо протянул руку и качнул лысую старую шину. Они были на крошечной полянке, на островке в море кукурузы. На север уходила покрытая грязью дорога.

«Благослови его Господь, он хорошо играет. А я уже слишком старая. Пальцы уже не такие проворные. Все дело в ревматизме. Но в 1902 году я играла в главном концертном зале штата. Я была первым чернокожим человеком, который играл там. Самым первым.»

Надин спросила, кто она такая. Они находились в каком-то заколдованном месте, где солнце остановилось за час до захода, а тень от качающейся шины будет вечно ходить из стороны в сторону по поросшей сорняками земле. Ларри хотел бы остаться здесь навсегда, вместе с семьей. Это было хорошее место. Человек без лица никогда не сможет достать их здесь. Ни его, ни Джо, ни Надин.

«Меня называют Матерью Абагейл. Думаю, я самая старая женщина в этих местах, и я до сих пор сама готовлю себе печенье. Приходите ко мне, и чем быстрее — тем лучше. Мы должны уйти, прежде чем он нас почует.»

Туча закрыла солнце. Тень от шины исчезла. Джо перестал перебирать струны, и Ларри почувствовал, как волоски встали дыбом у него на затылке. Старая женщина словно ничего не замечала.

«Прежде чем кто нас почует?» — спросила Надин, и Ларри хотел крикнуть ей, чтобы она взяла свой вопрос обратно, прежде чем они услышат ответ.

«Этот черный человек, слуга дьявола. Между нами и ним пролегают Скалистые горы, слава Богу, но они не смогут удержать его. Вот почему нам надо держаться вместе. Бог явился мне во сне и указал мне место. Но все равно нам надо спешить, спешить, насколько это в наших силах. Так что приходите ко мне. Другие тоже придут.»

«Нет, — сказала Надин испуганно. Мы едем в Вермонт, и все. Только в Вермонт — совсем небольшая поездка.»

Старая женщина посмотрела на Надин с невыразимой грустью. «Если ты не будешь осторожна, ты отправишься прямо в ад, дочь Евы. А когда ты попадешь туда, то поймешь, что там очень холодно.»

Сон раскололся на множество кусков, и сквозь образовавшиеся трещины хлынула темнота. И в этой темноте что-то подкрадывалось к нему. Оно было холодным и безжалостным, и вскоре он увидит его оскаленные в усмешке зубы.

Но прежде чем это могло случиться, он проснулся. С восхода солнца прошло полчаса, и мир был обернут в густую белую пелену тумана. Магазин выступал из тумана, как нос какого-то странного корабля, изготовленного не из дерева, а из шлакоблоков.

Кто-то лежал рядом с ним, и он понял, что не Надин пришла к нему ночью, а Джо. Джо сосал большой палец и вздрагивал во сне так, словно его мучил какой-то свой кошмар. Ларри задумался о том, так ли уж отличаются сны Джо от его собственных… он лег на спину, уставился в белый туман и думал до тех пор, пока остальные не проснулись час спустя.

К тому времени, когда они закончили завтрак и упаковали свои рюкзаки, туман рассеялся, и можно было начинать путешествие. Как Надин и предсказывала, Джо не возражал против того, чтобы ехать позади Ларри. Собственно говоря, он влез на сиденье позади Ларри без указаний со стороны.

— Медленно, — сказал Ларри в четвертый раз. — Мы не собираемся нестись сломя голову и попасть в аварию.

— Прекрасно, — сказала Надин. — Я очень взволнована. Мы словно рыцари, выступающие в поход!

Она улыбнулась ему, но Ларри не смог улыбнуться ей в ответ. Рита Блэкмор сказала какую-то очень похожую фразу, когда они выезжали из Нью-Йорка. Это было за два дня до ее смерти.