Теперь от моего разумения все истинно поведано, а на большее я нужды не имею, и от вас ничего мне ненадобно. Моим путем пойдете, дело вашенское. Чужим путем пойдете, дело вашенское. Своим путем пойдете, дело вашенское. А придете сюда в благости, тока вам и радоваться. А придете сюда с мукою, тока вам и маяться выйдет. Как наварите себе, так и кушать зачнете. И мне от вашего стола не харчеваться, а вам от моего не вкусить будет. С чем придете сюда, с тем и останетесь навечно. Останетесь навечно. Навечно.

— Вот и тады, Андрюха, все так же было. Слушаешь его, а сам чуешь, что дела ему до тебя никакого нету совершенно. Уразумел ты слово его, ну и уразумел. Делай с ним теперь, что хочешь. А не уразумел, то и живи, как прежде живал. Дело хозяйское, как говорится.

Тогда я в толк взять не мог, как таковое может быть. Все ключик к нему искал, да так и не нашелся он, ключик этот. Ну, а по-нонешнему если судить, только одно и мерещится мне, что я тогда — уже с мертвым телом калякал.

— Вот же брехня какая, Дмитрич! Как такое быть может? Не может этого быть!

— Да, не может, не может, конечно! Этого просто не может быть! Надуманность это моя, Андрюшенька. Да только вот чувство это — чувство великой тщеты людской, по своим земным путям-дорожкам устремленных, — истинно лишь по смерти плотской открывается тебе. Ведь так оно это, Андрюша? Согласен со мной?

— Тут не попишешь. Кабы знать заранее было…

— Вот и я об том же. А он ведь знал уже, знал! Не ведаю, как, но позналось ему всецельно чувство это. До девятого дня самого зналось, а может, и еще далее того. Вот так я думаю.

Ну а ты тепереча терпи, Андрюшка. Терпи, голубчик. Не придумали тута для тебя табаку. Не найдется тута для тебя огоньку. Не изготовили туточки для тебя самокруточки. Терпи тепереча, Андрюшка. А кабы ранее знать, оно и иначе быть могло. Кабы только ранее знать.