Она вошла в спальню, приблизилась к кровати, наклонилась над Патриком. Да. Это был он, ее настоящий Патрик.
— Патрик, — прошептала Лиза, желая окончательно удостовериться, что так оно и есть, а затем повторила чуть громче, тряся брата за плечо. — Патрик.
Он открыл глаза. Широко зевнул, затем протер глаза своими пухлыми кулачками.
— Я голодный, — сказал он, приведя этим сестру в восторг. Так просыпаться мог только ее настоящий брат.
— Можем сегодня испечь кексы. Я сама испеку, — произнесла Лиза.
— Фу, — ответил Патрик и поморщился. — От тебя плохо пахнет.
Да, Патрик вернулся. А значит, не было сном и путешествие Лизы.
— Одевайся, — сказала она, отходя от кровати. — Сегодня нас ждет масса приключений.
— А можно сначала кексы?
— Если причешешь волосы, — ответила девочка. Патрик неохотно буркнул «да» и начал вылезать из кровати.
Лиза возвратилась в свою комнату, чувствуя себя счастливой как никогда. Вынула было свои джинсовые шорты и любимую футболку, но затем передумала и достала из шкафа нарядный желтый летний сарафан. Ведь сегодня особенный день, не правда ли?
Вылезая из пижамных брюк, она услышала тихий звук, похожий на шуршание песка в песочных часах. Это высыпались из кармана маленькие семена надежды. И снова Лизу охватила бурная радость.
Вот еще одно подтверждение того, что все было на самом деле — и Мирабелла, и фонарщики, и ночники, и ниды, и крот-дирижер. И более страшные вещи тоже — Каменный двор, например, и прядильщики, и морибаты, и Живой лес. И река Познания — удивительная и одновременно смертельно опасная.
Девочка опустилась на колени и аккуратно подобрала с пола все семена надежды. Поднимаясь, она краем глаза заметила, как что-то блеснуло на ее ночном столике у кровати. Она подошла и увидела наполовину скрытые под носком Патрика, который она отобрала у Мирабеллы, отцовские очки. Должно быть, она вынула их из кармана, когда укладывалась в постель. Сердце Лизы запело от восторга. Она пересыпала семена надежды в кармашек своего сарафана и взяла со столика отцовские очки.
Спустившись по лестнице вниз, девочка застала свою мать на кухне — она как обычно смотрела в пустоту, сидя над очередной стопкой счетов. Мама сидела, привычно сложив руки на коленях, и между ее бровями уже нарисовался небольшой восклицательный знак. Лежавший перед ней на тарелке гренок оставался нетронутым, а сама мама была очень бледной.
— Патрик хочет кексы, — сообщила Лиза, входя на кухню.
Мама встряхнула головой, словно очнувшись от сна.
— Не сегодня, Лиза, — усталым голосом ответила она. — Я только что запустила посудомоечную машину.
— Но сегодня особенный день, — продолжала настаивать девочка. — Душа Патрика вернулась к нему из Подземного мира. Ее принес оттуда его ночник.
— Его… кто?
— Ночник. Это такие маленькие существа, вроде бабочек. Они разносят сны. А еще выносят сюда, Наверх, семена надежды. И еще они бессмертны. И навеки привязаны только к одному человеку во всем мире. Ты можешь в это поверить? — Лизу переполняла радость, она бурлила в ней, как воздушные пузырьки в стакане с газированной водой, и девочка даже не заметила, как за время этого короткого рассказа лицо матери становилось все скучнее и скучнее, пока не сделалось унылым, как покрытое дождевыми каплями окно.
— Ах, Лиза! — неожиданно воскликнула миссис Эльстон. — Ну что мне с тобой делать?
Затем, к ужасу дочери, она опустила голову на свои лежащие на столе локти и зарыдала.
На какое-то мгновение Лиза растерянно застыла, она никогда до этого не видела свою мать плачущей. Но сейчас, очевидно, прорвалось наружу то, что так долго копилось у нее на душе. Увидев маму плачущей, девочка испытала те же чувства, что и при первом знакомстве с рекой Познания — печаль и удивление в одно и то же время.
Она приблизилась к кухонному столу, сунула руку в кармашек сарафана, вытащила из него два семечка надежды и протянула их маме.
— Знаешь, что это такое? — тихо спросила Лиза. Так она обычно разговаривала с Патриком после того, как ему снился очередной кошмар. — Это семена надежды. Они невзрачные, но зато растут повсюду, даже в таких местах, где больше ничего не растет.
Миссис Эльстон подняла голову и внимательно посмотрела на дочь, а затем сказала только:
— Лиза…
— Это не выдумка, мама, это правда. Бери. Это тебе.
Миссис Эльстон посмотрела на маленькие темные семена, лежавшие на ладони дочери. Снова посмотрела на дочь. Раскрыла рот, но тут же закрыла его. Снова посмотрела на семена и, возможно, увидела, как они мерцают алмазными искорками. А может быть, и что-то другое увидела. Как бы то ни было, она протянула руку, взяла семена и сжала их в своем кулаке.
— Спасибо, — сказала мама. А затем неожиданно наклонилась вперед и горячо обняла Лизу. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда? Тебя и Патрика. Очень-очень люблю.
— Ты меня раздавишь, — произнесла девочка, уткнувшись в плечо матери. Миссис Эльстон засмеялась и отпустила ее.
— И вот еще, взгляни, — проговорила Лиза, выкладывая на стол отцовские очки.
— Где ты их нашла? — удивленно воскликнула миссис Эльстон. — Твой отец уже обыскался их.
Лиза прикинула, стоит ли рассказать маме о рынке троглодов, но решила, что пусть лучше троглоды, и ниды, и Мирабелла останутся тайной — ее и Патрика, разумеется. Ему-то она обязательно расскажет обо всем, ее уже распирало от этого желания. Поэтому она просто сказала:
— На своем ночном столике.
— Это чудеса какие-то, Лиза, — покачала головой миссис Эльстон и поцеловала девочку в лоб. — Твой отец уже перерыл все и дома и на работе. Как же он обрадуется! Сейчас пойду позвоню ему, скажу, что очки нашлись, пусть возвращается домой.
Бум-бум-бум! Это снова ставший настоящим Патрик съезжал по ступенькам вниз на попе. Волосы его были гладко причесаны.
— Я готов, — произнес он. — Где кексы?
— Мама сказала… — начала Лиза, но миссис Эльстон перебила ее.
— Сейчас испеку, — ответила она, вставая. — Думаю, что можно будет добавить к ним и немного шоколадных чипсов. Что на это скажете? А пока идите во двор, поиграйте. Когда все будет готово, я вас позову.
— Кексы! Кексы! Кексы! — распевал Патрик, выбегая за дверь.
— Иди и ты, — с улыбкой сказала Лизе миссис Эльстон. Восклицательный знак у нее между бровями не исчез полностью, однако стал намного менее заметен. — На все про все мне понадобится минут пятнадцать, не больше.
Когда Лиза была уже в дверях, миссис Эльстон окликнула ее:
— Совсем забыла, — произнесла она, роясь в груде сваленных на кухонном столе конвертов. — Это пришло для тебя вчера.
«Это» оказалось почтовой открыткой, на которой было изображено огромное здание из красного кирпича, наполовину скрытое обвивавшим его густым зеленым плющом. Сердце Лизы подпрыгнуло так, словно его пощекотал своими крылышками ночник.
На обратной стороне открытки было аккуратно написано большими буквами:
«Привет, Ящерка!
Как поживаешь? Колледж великолепный, но я, разумеется, безумно по тебе скучаю. Не могу дождаться летних каникул. Ты еще не смотрела „На полу“? Обязательно свожу тебя на этот фильм. (Помнишь, как однажды в кино Патрик засунул себе в нос попкорн?) Надеюсь, ты тренируешься играть в Шишечный боулинг, иначе я разобью тебя в пух и прах.
Чмок-чмок-чмок.
P.S. Скажи Горошинке, что я его люблю и обнимаю».
Лиза посмотрела на мать и радостно воскликнула:
— Анна скоро приедет!
Радость переполняла ее, поднимала ее на своих крыльях все выше и выше. Лиза знала, что сегодня будет особенный день. Она чувствовала это.
— Конечно приедет, радость моя, — улыбнулась дочери миссис Эльстон. — Разве она может прожить без тебя?
— Лиза! — крикнул со двора Патрик.
— Иду! — откликнулась девочка. Она сунула открытку в кармашек своего желтого сарафана, к оставшимся семенам надежды, и вышла за порог.